ДМБ-90, или исповедь раздолбая.
Шрифт:
Вышел из кабинета я озадаченный и растерянный в коридор, где меня встретила сестра-хозяйка.
– Ну-ка, Серёжа, пошли ко мне пить чай, заодно и расскажешь, что случилось, – предложила Надежда Аркадьевна.
Обжигаясь душистым и горячим чаем, мыча набитым баранками ртом, я поведал о своём разговоре с лечащим врачом.
– И ты ещё сомневаешься?! Смотри: здоровье ты поправишь, в отпуск домой поедешь. Там твоя пробивная мама тебя комиссует. Так что пошли вместе к Юрию Иосифовичу, тем более он мой хороший друг.
Полковник медицины Панасюк оказался приятным
– Сразу я тебя перевести не смогу. В часть тебе по любому ехать придётся, но вызов на тебя я оформлю. Недельку подождёшь?
– Естественно, у меня же выбора нет.
– Вот и славненько. Справку я вложу в твою историю болезни, чтобы тебя освободили от работ и нарядов. Так что не расстраивайся, к новому году будешь дома, солдат.
В последнюю ночь я на оставленные мамой деньги закатил пир со своими приятелями. Отходную проставлял, так сказать.
Тяжкое похмельное утро усугубил Шварцман, приехавший за мной. Его вечный оптимизм и непомерная суета раздражала донельзя.
– Ну что, герой нашего времени, поехали в родное гнёздышко!
– Да чтоб вы там все срались в этом гнезде, родня хренова!
– Ха, этот недуг мы победили. В санчасти нет ни одного дизентерийного! Ладно, собирай манатки и жди меня на крыльце. Я пошёл за твоими документами.
В дороге Дима сообщил мне все последние новости. Главной оказалась то, что нашего «стакана» сняли с роты. Он теперь заместитель – командир первого взвода. А ротным стал старший лейтенант, присланный из Читы. Вот так, капитан в подчинении у младшего по званию!
Прибыв в гарнизон, мы первым делом отправились в санчасть, для оформления документов о моём пребывании в госпитале. В кабинете начмеда находились все военврачи. Какой же ненавистью они меня одарили, пощупав взглядом с головы до ног. В комнате воцарилось тяжёлое молчание - начмед читал мою историю болезни. Закрыв папку, он пробурчал что-то нечленораздельное.
– Кто именно решил, что тебе необходима срочная операция? – монотонно перевёл Шварцман.
– Ведущий хирург Улан-Удэнского гарнизона полковник медицины Панасюк. – Я решил сразу же сразить их серьёзностью момента.
– Какие мы грамотные и какие умные слова знаем. – Глядя в сторону, негромко, но отчётливо произнёс один из офицеров.
– Конечно, а иначе бы я сидел с вами и жрал спирт с грибочками. – Не удержался я от шпильки в их адрес.
– Мы ещё подумаем от твоей госпитализации, рядовой.
– А это, слава богу, не вам решать. Всё уже договорено на самом верху, товарищи офицеры. Так что сидите и предавайтесь далее своим маленьким радостям жизни.
– Вы забываетесь, военный строитель рядовой Ахмеджанов! – Побагровел военврач, трясущимися руками теребя свою портупею.
– Нет, это вы, кажется, забыли при каких обстоятельствах я попал в госпиталь, многоуважаемые Гиппократы! Так я могу напомнить, если у вас память отшибло! Знайте, я вам не бессловесная тварь, я более молчать не буду!
Понимая, что перепалка может зайти далеко, начмед глазами показал санинструктору,
Прождав на крыльце минут пятнадцать, я получил на руки документ о том, что мне положено освобождение от нарядов и тяжёлых работ. Теперь я мог идти в казарму, чего мне очень не хотелось. Поднявшись на четвёртый этаж, я с тяжёлым сердцем толкнул дверь. На тумбочке дневального стоял Марков. Вовка, ошарашенно глядя на меня, рефлекторно отдал честь.
– Вольно, боец! – Раздавил лыбу я.
– Серый, здорово, чёрт такой! – Радостно тискал меня Володька. – А мы уже все решили, что мама отмазала тебя от этого дерьма, мол, ты уже дома водку трескаешь!
– Я так понимаю, что на наши отношения последние события не повлияли? – Осторожно поинтересовался я.
– Да что ты, Серёга, все славяне тебе благодарны. Правда, черножопые матерят по полной, но это-то как раз понятно. Дрючили их тут порядочно, аж стружка летела. Скоро сам убедишься, рота вот-вот придёт на обед. Тут так всё изменилось!
На шум из спального расположения вышел вечно дежурный по роте, теперь уже ефрейтор, Лисовский.
– О, кого я вижу! Главный правдоруб Министерства Обороны прибыл. – Пожал мне руку. – Пойдём, я тебя представлю новому ротному.
В канцелярии находились, помимо незнакомого старшего лейтенанта, прапорщик Баранов и «стакан». Я с нескрываемым интересом рассматривал нового ротного, а он меня. Не женат, отметил я про себя, но вроде неплохой мужик. Баранов, поинтересовавшись моим здоровьем, сразу же перешёл к делу:
– Никто тебя больше здесь даже пальцем не тронет, это я обещаю, но от слов и отношения я оградить тебя не могу. Ты уж извини.
– Ничего, я уж как-нибудь переживу анафему этих приматов.
– Только и ты не зарывайся. Сам понимаешь, одно твое неверное действие и пойдёшь под статью. Замполит батальона зол на тебя. Всё, можешь идти.
– Ты не волнуйся, Сергей, думаю всё наладиться, – как-то душевно, по-доброму сказал новый ротный.
«Стакан» за всё это время разговора мрачно играл желваками, не проронив ни слова. Вид у него был всё такой же неопрятный, но следы беспробудного пьянства уже не так бросались в глаза. Неужели в завязке?
Я вышел в коридор, взял табурет, поставил его возле тумбочки дневального и демонстративно вызывающе уселся на нём, закинув ногу на ногу, непринуждённо болтал с Вовкой.
Когда первые ребята ввалились в расположение роты, то оторопело замерли в дверях, задние напирали, не понимая в чём заминка и возмущённо орали. В конце концов получилось так, что вся рота встала полукругом напротив нас и молча смотрели на меня. Первым, как ни странно, ко мне подошёл главный туркмен, пролепетав что-то на своём, дружелюбно пожал руку. Потом уже, переборов скованность, стали подходить славяне. Со стороны блатных я услышал только сожаление о том, что не сдох там в госпитале. Привычный шум и гам воцарился в казарме. Больше чем уверен, что офицеры напряжённо под дверью подслушивали, но никто из них не вышел.