Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал
Шрифт:
17 мая в Швецию вновь отправили гонца Ивана Астафьева с письмом Его Царского Величества, добиваясь согласия на то, чтобы уладить Кардисские условия мира, разнящиеся в русском и шведском экземплярах, с помощью великого посольства, а не устраивать открытый съезд на границе. Если Его Королевское Величество все же совершенно откажется принять русское посольство в Стокгольме и уладить с ними эти условия, им предстоит встретиться с обеих сторон на границе. Из-за этих незначительных причин обе стороны вынуждены будут воздерживаться от нападения на врагов. Между тем окольничему и наместнику башкирскому [337] Василию Семеновичу Волынскому, думному дворянину и наместнику елатомскому Ивану Афанасьевичу Прончищеву и обоим дьякам, Герасиму Дохтурову и Ефиму Юрьеву, приказали быть готовыми к тому, чтобы ехать или в Швецию, или на съезд на ливонскую границу.
337
В действительности наместник чебоксарский. См.: Талина Г.В. Наместники и наместничества в конце XVI – начале XVIII века. М.: Прометей, 2012. С. 161.
1 июня пришло известие из Белгорода о том, что калмыки и запорожские казаки встретили под Чернолесом татарский отряд в четыре тысячи человек и наголову
9 июня польских пленников, весьма многих из которых собрали в столичном городе Москве ради обмена, отослали из-за неблагоприятных известий водным путем в отдаленные города.
338
Вероятно, имеется в виду смерть пленного царевича, о которой сообщается ниже.
14 июня в Москву прибыли калмыки и запорожские казаки, которые должны были привезти крымского царевича. Они, однако, представили лишь мертвое тело, сообщив, что тот умер от многих ран, которые получил, храбро защищаясь.
15 июня, получив от совершенно отчаявшихся служащих, в особенности от немецких офицеров, множество совершенно жалобных и заслуживающих размышления челобитных, власти спешно, прежде чем кто-то это заметил, издали приказ о полном упразднении с этого часа медной монеты [339] . Никому не дозволялось более пользоваться ею под страхом смерти. Вместо нее отныне были совершенно действительны и имели хождение лишь прежние серебряные монеты. Медную же монету следовало в течение двух недель сдать в казну Его Царского Величества, обменяв сто медных на десять серебряных копеек в первую неделю и лишь на пять – во вторую. Две урочные недели прошли, однако, во всевозможных проволочках, так что никому ничего не обменяли. Следом вышел другой приказ – доставить все медные монеты в казну, принимая сто медных копеек лишь за одну серебряную. Их же следовало переправить за две урочные недели, чтобы по прошествии этих двух недель ни у кого уже не оставалось медных монет под страхом тяжелого наказания и великой немилости Его Царского Величества. Простой люд понес от этого большие убытки, а многие потеряли на этом все свое имущество и добро. Большие люди же, давно предвидя это, накупили за медную монету всевозможных товаров. Теперь же у простого люда должны были исчезнуть все медные монеты, которые неустанно чеканили на протяжении шести лет, так что их ходило около тысячи миллионов. Это вызвало великую печаль простого люда. Дороговизна уменьшилась мало и все товары остались в цене, так что следовало ожидать весьма большой дороговизны.
339
В «Дневнике» приведены в целом корректные сведения о нескольких указах: 15 июня 1663 г. о прекращении чеканки медной монеты и закрытии специализированных монетных дворов; 26 июня – о запрете обращения и хранения медной монеты; 1 июля – о принудительном обмене в двухнедельный срок в Москве и в месячный – в иных городах одного медного рубля на две серебряные деньги, т. е. примерно на одну серебряную копейку. См.: Базилевич К.В. Денежная реформа Алексея Михайловича и восстание в Москве в 1662 г. М.; Л.: АН СССР, 1936. С. 71.
В тот же день на приеме был датский гонец Якоб Шредер, прибывший в Москву за несколько дней до того. Его Величество король Датский объявлял о продолжении прежней добрососедской дружбы, жалуясь, однако, на пропуск двух сроков в поставке обещанного зерна и рассчитывая на возмещение расходов в восемь тысяч рейхсталеров за суда, которые дважды были в Архангельске ради зерна и ничего не получили. Он желал также, чтобы в счет отсутствуюшего зерна и восьми тысяч рейхсталеров выплатили этому Якобу Шредеру доброй пенькой и льном, для чего в Архангельске будут ожидать два судна.
Получил отпуск изгнанный турками из своего княжества князь Молдавии Георгий Стефан, который несколько лет назад уехал в Римскую империю, а оттуда вновь прибыл в Москву. Он был весьма недоволен, поскольку его просьбы не удостоили никакого ответа, но требовали, чтобы он принял решение и приехал в эту страну с женой и детьми и оставался в вечном рабстве у Его Царского Величества. Он же совершенно не желал согласиться на это, отговариваясь тем, что он уже получил от Его Величества Римского императора поместья в Венгрии и обязался оставаться его вассалом и что он с великими расходами выехал сюда не для того, чтобы в конце концов сделаться рабом Его Царского Величества, а ради других важных причин, которые он прежде изложил в поданном им письме. Этот князь Георгий Стефан, отпрыск незначительного рода, возбудил при турецком дворе ненависть к своему предшественнику [340] , отправившему его в посольство к турецкому императору, а затем происками заполучил Молдавское княжество и оттеснил от трона истинного наследника. Наконец, задумав подложить свинью турку, он шесть лет назад, во время своего правления, вступил в тайные сношения с Его Царским Величеством. Ему посулили и предложили помощь, желая, однако, чтобы он принял в своем княжестве, Молдавии, русское покровительство и освободился от турецкого ига. Он, однако, не соблюдал в этом деле предосторожности и скрытности, так что слух об этом дошел до Османского дома. По этой и иным причинам его изгнали из княжества, посадив на его место другого [341] . Он рассчитывал теперь найти помощь у русских и изыскивал средства и советы к тому, как приступить к возвращению в свои владения. Он желал, чтобы Его Царское Величество, заключив надежный мир со своими соседями, а именно с Польшей и Швецией, вступил в прочный союз с Австрийским домом против турок и, справедливо отплатив нехристям за причиненный ими ущерб, спас многие сотни тысяч угнетенных христиан, оказав таким образом и ему помощь и содействие. Поскольку, однако, эта страна теперь была занята другими делами, а героическая решимость, царившая шесть лет назад, когда они желали подчинить себе весь мир, ныне уменьшилась, он вынужден был уехать отсюда совершенно не удовлетворенным и благодарил Бога, что вновь оказался за границей.
340
Василию Лупу (1595–1661), господарю Молдавии в 1634–1653 гг.
341
Георгия Гику (1600–1664), господаря Молдавии в 1658–1659 гг.
21 июня у руки Его Царского Величества были назначенные на ливонский съезд комиссары – окольничий и второй наместник башкирский
28 июня комиссары, назначенные на шведский съезд, выехали из Москвы к границе с наказом, но без достаточных полномочий.
30 июня пришло известие из Смоленска о том, что литовские войска уже появились у Борисова и направляются прямо на Смоленск [342] . Тотчас же известили, разослав письма, боярина и первого князя государства, наместника новгородского, Якова Куденетовича Черкасского, боярина и воеводу тверского князя Ивана Семеновича Прозоровского и окольничего князя Юрия Никитича Барятинского, а также всю страну и всех помещиков русского государства, чтобы каждый тотчас же, не теряя времени, прибыл в Смоленск. Князя Юрия Никитича Барятинского выслали вперед начальствовать над передовым отрядом.
342
В действительности полки литовских волонтеров появились в мае 1663 г. под Динабургом (русское название – Борисоглебов, что, возможно, вызвало путаницу в «Дневнике») и направились в начале июня на Великие Луки, т. е. их маршрут пролегал много севернее Борисова и Смоленска. См.: Курбатов О.А. Русско-польская война… С. 240. В «Дополнении к 1663 году» маршрут волонтерских частей указан правильно.
Ночью 1 июля приехал стряпчий Юрий Лутохин, предваряя думного дворянина и великого посла Афанасия Нащокина, который, оставшись в Красном, в восьми милях от Смоленска, послал прежде срочное известие об этом в Москву. Он сообщил, что ни литовские, ни польские войска не собраны и что в их рядах, напротив, все еще продолжается конфедерация, которая кажется чем дальше, тем более опасной. Его Величество король Польский уже выступил в поход против конфедератов, чтобы любым способом привести их к покорности.
9 июля прибыл в Москву бывший великим послом в Польше думный дворянин Афанасий Лаврентьевич Нащокин. Его встретили с большим уважением [343] . Его Королевское Величество отпустил его из Львова в мае. Его Королевское Величество, с готовностью приняв добрую склонность к миру, выраженную в письме Его Царского Величества, отвечал, что он, согласно своему желанию, повелел вести об этом переговоры с этим его великим послом своим государственным сенаторам, а также назначенным господам комиссарам, которым открытый сейм поручил отправиться на русский съезд. Господам великим послам, однако, доверили не более чем доставить это известие, а условия, о которых они договорятся, надлежало после закрепить на открытой встрече господ комиссаров обеих сторон на границе. Его Королевское Величество, отложив все до будущего съезда, тотчас же вновь отослал послов. Он желал также, чтобы Его Царское Величество изменил свое намерение к лучшему и отступился от того, что по праву принадлежало Польской короне в соответствии с клятвами его предков, а также заверениями и укреплениями их обоих, ныне правящих государей, и было несправедливо взято и захвачено, ведь иначе нельзя надеяться на какой-либо мир другими средствами. Король же не намерен уступать даже самое малое и, с Божьей помощью, не позволит причинить ущерб стране и людям в тех границах, которые доверил ему Бог. Он уже передал это в наказе своим комиссарам, равно как и относящееся к злоупотреблению и необычному титулу [344] . Посему и Его Царскому Величеству надлежит дозволить своим великим послам и комиссарам отправиться на границу с действительными и достаточными полномочиями, чтобы, не теряя времени, не потратить усилия и старания понапрасну. Желание же Его Царского Величества, чтобы Его Королевское Величество прежде отправил своих великих послов в Москву для весьма важных дел, относящихся к миру, нельзя теперь выполнить, поскольку это задержит съезд, король же желает вскорости заключить благородный мир.
343
Согласно русским источникам, Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, напротив, встретили в Москве с некоторым неудовольствием, вызванным тем, что в ходе переговоров во Львове он не только не добился значимых результатов, но и существенно отклонился от данных ему инструкций. От дальнейшего разбирательства его избавило лишь личное заступничество царя. См.: Флоря Б.Н. Внешнеполитическая программа… С. 34–37.
344
То есть к тому, что царь именовал себя Великим Князем Литовским.
13 июля господину генерал-лейтенанту Дроммонду приказали распоряжаться обменом пленных. Ради этого тотчас отправили нарочного в Смоленск. Генералу также придали в товарищи двух писарей Посольского приказа, Петра Долгова и Степана Полкова.
В тот же день отпустили весьма недовольным датского гонца Якоба Шредера. Ему надлежало ехать в Архангельск.
16 июля отпустили писаря Петра Долгова, назначенного в товарищи генерал-лейтенанту Дроммонду. Он выехал в Смоленск с предписанием не только продолжить обмен пленных, но и остаться затем, чтобы в соответствии с данными им полномочиями устроить и заключить с польскими комиссарами, назначенными для обмена пленных, твердое и определенное перемирие до будущего съезда, на котором встретятся для мирных переговоров великие и полномочные комиссары с обеих сторон. Об этом тотчас же следовало отписать польским посланным, давая тем знать, раз им доверили эти переговоры, чтобы без промедления приступили к делу и назначили место и время встречи. Между тем генерал-лейтенант получил тайный приказ тотчас же выступить в поход с подчиненными ему полками и надежно обезопасить селения Красное, Долугов и т. д., освободить от осады Быхов и защитить в случае необходимости границу, не отторгая ничего с польской стороны.
17 июля Его Царское Величество приказал боярину и наместнику астраханскому князю Никите Ивановичу Одоевскому, окольничему Родиону Матвеевичу Стрешневу и канцлеру Алмазу Иванову ехать вместе с тремя греческими митрополитами, русским архиепископом [345] и архимандритами к патриарху в Воскресенское, чтобы обвинить его во многих несправедливостях и нарушениях и узнать, собирается ли он отвечать или молчать. На сей раз, однако, они не смогли ничего от него добиться. Промедлив без пользы восемь дней и не исполнив дела, они, согласно приказу Его Царского Величества принуждены были объявить патриарху, который не отказывался ни от одного из своих проступков и был полон решимости взять все на себя, о заключении его под стражу. Оставив сто пятьдесят мушкетеров стеречь его в монастыре, они отбыли в Москву.
345
Иосиф (1597–1671) – архиепископ Астраханский с 1656 г., митрополит с 1667 г. Из числа греческих иерархов известно лишь об участии в поездке к Никону Паисия Лигарида (ок. 1610–1678), который пользовался в России титулом митрополита Газы, хотя в 1661 г. был лишен этого сана иерусалимским патриархом Нектарием.