Дневник переводчика Посольского приказа Кристофа Боуша (1654-1664). Перевод, комментарии, немецкий оригинал
Шрифт:
19 декабря Его Царское Величество начал в Москве под Семеновским смотр своего ополчения, дворян и солдат, еще находившихся в Москве, не считая тех, кто был отправлен с различными боярами и генералами во многие местности на границе против наступающего врага. Смотр непрерывно продолжался целых четыре недели [350] .
24 декабря пришли известия с ливонской границы о том, что комиссары с обеих сторон принуждены были расстаться друг с другом, не исполнив своего дела и не придя к соглашению, поскольку шведские комиссары упрямо настаивали на объявленных ими прежде пунктах. Шведы уже уехали. Следом и русские получили приказ незамедлительно возвращаться с места переговоров в Москву.
350
До 12 января 1664 г. См.: Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. М.: Московская городская типография, 1884–1891. Ч. 1. М., 1884. Стб. 1226.
31 декабря в Москву вернулись русские посланники – стольник Иван Яковлевич Коробьин и дьяк Иван Микулин, отправленные полтора года назад к Его Величеству императору Римскому в Вену через Ливонию и Любек. Хорошо исполнив свое поручение, они привезли Его Царскому Величеству письмо с титулом «вельможнейший» на латыни, поскольку Его Императорское Величество ни в коем случае не мог пойти на то, чтобы написать «вельможнейший» по-немецки.
Дополнение
Русская сторона отправила из Москвы на Украину комиссаров, окольничего князя Данилу Степановича Великогагина, стольника Кирилу Осиповича Хлопова и дьяка Ивана Фомина, чтобы унять своеволие, возникшее между полковниками, и избрать надежного генерала казакам на этом берегу Днепра, оставшимся верными Его Царскому Величеству. Настоятельный приказ, в соответствии с которым они действовали, требовал сделать генералом с согласия простого люда не Сомко или Золотаренко, а Ивана Брюховецкого, как самого верного Его Царскому Величеству и русскому государству. Руководствуясь этим, названные комиссары, прибыв на Украину, созвали под Переяславом открытый сход, на котором этот Брюховецкий всеми правдами и неправдами был избран генералом [351] . Названный генерал Сомко, полковник Золотаренко и другие старые заслуженные полковники и офицеры, которые долгое время верно служили государству и имели намного больше заслуг, нежели Брюховецкий, воспротивились, попытавшись сделать генералом одного из их числа, и были решительно против этого выбора. Их тотчас схватили, объявив бунтовщиками и изменниками, и увезли пленниками в Нежин до дальнейшего распоряжения и приказа Его Царского Величества. Вновь избранный генерал Брюховецкий отобрал у них все должности, раздав и распределив их между другими, которые предпочли принять его сторону. Этот Ян Брюховецкий, перешедший четыре года назад к русским от генерала Выговского, весьма хорошо умел угодить русским и научился во всем следовать их обычаю. К тому же он сдружился с архиепископом Мстиславским и Оршанским Мефодием [352] и умел угодить ему, чего не желали делать Сомко, Золотаренко и другие, хорошо знавшие этого дурного попа прежде. Благодаря этому он чем дальше, тем более был по нраву русским, так что в конце концов начал доносить на других и преследовать их при помощи и по совету этого беспутного архиепископа, который был у русских в большой милости. Этот Мефодий, которого прежде звали Максимом, был простым попом в Нежине, но сделался известным русским, поначалу благодаря покровительству полковника Золотаренко, которого он исповедовал. В конце концов он добился своими происками того, что его, объявив мудрым, разумным и богобоязненным человеком, избрали высшим иерархом всего украинского духовенства. Его богато одарили подношениями и доверили ему духовное и светское управление пограничными селениями и целой местностью в Украине, положившись на его ловкость и умение, которые, однако, были не чем иным, как обманом и проделками подлеца. В награду за его старание ему предложили Киевскую метрополию, которую не могли отдать никому другому, кроме него. Заняв место в Киеве, он был столь хитер и искусен во всех своих начинаниях, что его почитали совершенно святым и вскоре, если бы это только было возможно и не вызвало подозрений, причислили бы к лику святых еще при жизни и молились бы на него. Брюховецкий стал генералом также и благодаря его помощи и проискам и обходился с другими по своему усмотрению. Ведь архиепископ, который, как полагают русские, не был способен ни лгать, ни говорить неправду, считал тех открытыми бунтовщиками, так что они принуждены были, как полагали, оставаться в Нежине в тяжком заточении. Наконец они тайно отослали свои челобитные к Его Царскому Величеству в Москву, удостоверяя через посланцев свою совершенную невиновность и прося освободить их от безвинного заключения, и, поскольку на них пало подобное подозрение, из-за которого им не доверяли более оставаться на Украине, позволили выехать с женами, детьми и всеми домочадцами в Москву и провести там в покое остаток жизни. Все их жалобы, однако, остались без внимания. Чтобы избавиться от них, было объявлено, что вскоре их освободят из заточения и огласят приказ Его Царского Величества обо всем. Тем самым Брюховецкому намекнули, что он может обойтись с ними по своему усмотрению, наказав или отпустив их по их казацкому праву. Брюховецкий же давно желал использовать столь подходящую возможность и избавиться от всяких мыслей о них по собственному усмотрению. Когда сняли русскую стражу, охранявшую заключенных, он приказал, не поднимая шума, забрать их из Нежина связанными по рукам и ногам и, отвезя на несколько миль, зарезать в городишке Ромны [353] . Эта жестокая расправа возбудила большое внимание всех казаков. Ведь Сомко, Золотаренко и другие шесть полковников, которых зарезали вместе с ними, всегда совершенно честно и верно служили Его Царскому Величеству. Их невозможно было отторгнуть от русских ни силой оружия, ни каким-либо насилием, не говоря уже о многих сколь угодно сильных посулах Польской короны и иных казаков, которые отдались Польской короне. Они желали во всем удостоверить свою верность и преданность русскому государству, чтобы в будущем пользоваться ее плодами, но теперь были столь дурно вознаграждены за свою верность.
351
В действительности выборы гетмана происходили в Нежине.
352
В действительности Мефодий был епископом, а не архиепископом.
353
В действительности Сомко и Золотаренко были казнены в местечке Борзна.
После долгого промедления сначала литовские, а затем и коронные войска отложились в начале осени от конфедерации, прося Его Королевское Величество и республику о прощении. Они получили весьма милостивое прощение и, с некоторыми условиями, подчинились Его Королевскому Величеству и военачальникам, обещая со всей возможной верностью служить отечеству как подобает против его врагов и вернуть отторгнутые и завоеванные области. Тотчас следом за тем генерал-вагенмейстер Великого княжества Литовского Пац переправился с левым крылом литовских войск через Днепр и захватил замок Красное и Долугов. За ним последовал великий генерал Сапега с правым крылом и стал лагерем у Мигновичей в двенадцати милях от Смоленска. Полковник Кмитич завоевал замок Ельню, а его отряды разгуливали до Вязьмы. Пац же, став воеводой смоленским и наказным полководцем Великого княжества Литовского [354] , остановился лагерем в Прудках, в восьми милях от Смоленска.
354
Имеется в виду назначение Паца гетманом польным литовским в конце ноября 1663 г.
Это непредвиденное вторжение и нападение возбудило у русских большую тревогу в стране. Приказали созвать спешное ополчение по всему государству, отправив окольничего князя Юрия Никитича Барятинского в Смоленск, боярина и наместника тверского князя Ивана Андреевича Хованского в Великие Луки, а боярина и наместника новгородского князя Якова Куденетовича Черкасского в Можайск, чтобы собрать там войска и напасть на наступающего врага. Его Величество король Польский вместе с великим генералом Потоцким переправился с коронной армией через Днепр у Ржищева и, овладев несколькими замками на этом берегу Днепра, а именно Воронковым, Голубовым, Борисполем, Острой и другими, расположился лагерем под Острой. Из-за этого боярину и наместнику смоленскому Петру Васильевичу
355
Под этим прозвищем «Слепой (Кривой) сержант» был известен литовский волонтерский полковник Ян Любик (Яган Либик).
356
Автор «Дневника» использует здесь два слова со сходным значением, литературное Grenze и нижненемецкое Kante.
Башкирцы, восставшие против Его Царского Величества, все еще не желали покориться и признать подданство, хотя боярин и генерал князь Федор Волконский несколько раз разбил и рассеял их. Они нападали и причиняли ущерб по мере своих сил. К тому же этот край был столь обременен налогами, поборами и злоупотреблениями, а простой люд столь страдал от угнетения, что отовсюду доносились стоны и жалобы.
В Астрахани также был тяжкий и опасный бунт против губернатора и чиновников, которые весьма угнетали простой люд. Этот бунт случился, поскольку генерал-губернатор князь Григорий Сунчалеевич Черкасский тогда отсутствовал, будучи с войском в походе из-за нападения башкирцев. Были убиты управители, оставшиеся в Астрахани замещать его, а также более тысячи человек [357] .
357
Вероятно, «Дневник» воспроизводит ложные слухи. В действительности Григорий Сунчалеевич Черкасский в сентябре 1662 г. отослал на подавление башкирского восстания отряд во главе с думным дворянином Замятней Федоровичем Левонтьевым, но восстания в Астрахани это не вызвало. См.: Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII – начала XVIII вв. Уфа: Китап, 1993. С. 99–100.
Исполнение договора, заключенного между Москвой и Швецией в Кардисе, двинулось вспять, хотя он и был утвержден и подтвержден клятвами обеих государей. Надлежало устроить новый съезд на ливонской границе, на Плюссе. Шведы, однако, были весьма высокомерны и требовали от русских большую сумму денег. Посему в этот раз договор не вступил в силу, а комиссары с обеих сторон были вынуждены расстаться, не исполнив своего дела и оставив его нерешенным.
К курфюрсту Бранденбурга необычным образом отправили через Курляндию в Пруссию совсем молодого подполковника по имени Кармихель с письмом Его Царского Величества, которое Нащокин написал тайно и искусно [358] . Царь желал, чтобы курфюрст, оборонившись от нападения турок и наведя порядок на своих границах, способствовал единению русских с поляками, действуя во всем заодно с ним и часто сообщаясь письмами.
358
Помета уточняет mit Ziffern, т. е. тайнописью, цифирью, но сложно понять, имел ли это в виду автор «Дневника».
Турок также предпринял в этот год поход в Римскую империю большим войском. Не встретив почти никакого сопротивления в Римской империи, в особенности в наследственных землях [359] , он вторгся в Моравию, Лаузиц, Верхнюю Силезию и Богемию, грабя и разбойничая, сжигая села и деревни. Он угнал много тысяч человек в плен, где всех их увели в рабство и продавали за малые деньги. Таким образом вся Римская империя была в большом страхе и разорении от жестокого врага, вторгшегося в наследственные земли тремя сильными армиями. Он взял Нойхаузен [360] и другие крепости, но не оставил в них гарнизоны, а предал огню. Хотя светлейший граф [361] и чинил ему ущерб небольшими отрядами, но не мог отважиться на открытое сражение, так что турки в этом году остались хозяевами в наследственных землях.
359
То есть в австрийских землях, которыми династия Габсбургов владела по праву наследования, а не избрания.
360
Имеется в виду крепость Нойхойзель, современный город Нове-Замки в Словакии.
361
Вероятно, имеется в виду граф Раймондо Монтекукколи, командующий императорскими войсками в 1663–1664 гг.
1664 год
2 января в царскую резиденцию Москву прибыл посланец польского короля по имени Самуил Венцлавский [362] , который перед тем был секретарем у блаженной памяти генерала Гонсевского, также и во время его плена здесь в Москве, а ныне был произведен и назначен комнатным секретарем Его Величества короля Польского. Его сопровождали девять или десять человек. Он расположился на другой стороне реки Москва на том же дворе, где находился под стражей блаженной памяти генерал.
362
Русские источники датируют приезд Венцлавского 1 января 1664 г. См.: Бантыш-Каменский Н.Н. Обзор внешних сношений… Ч. 3. С. 137.
3 января Его Царское Величество затребовал польского посланника Венцлавского на прием. Произнеся приветствие, тот передал королевское письмо. Оно касалось вероломного Яна Новожинского, который первый был виновен в смерти генерала Гонсевского и в его убийстве. В конце концов он, отправившись добровольцем на русскую границу, попал в плен к людям Его Царского Величества и содержится в тюрьме в Смоленске. Король просил Его Царское Величество как христианского государя выдать Новожинского, чтобы тот получил заслуженную расплату вместе с другими виновными в убийстве и чтобы другие неверные и вероломные подданные как Его Королевского Величества, так и Его Царского Величества не подражали ему в бегстве в подобных обстоятельствах. Поскольку, однако, русские придерживались определенного мнения о том, что Польская корона хочет предложить им мир через это посольство, то спросили, не уполномочен ли посланник сообщить что-либо устно о том, что упоминалось в письме. На это он коротко ответил после недолгого размышления, что ему было приказано говорить и вести переговоры только о вещах, упомянутых в письме, и ни о каком другом деле.