Дневник. Том 2
Шрифт:
бишь Курбе, но признаешь в нем темперамент художника, тогда
как Мане... — это лубочный живописец из Эпиналя *. < . . . >
Среда, 23 января.
У меня сегодня были Золя и Доде.
Большой разговор по поводу гнева литературных кругов,
разразившегося против нас троих с удвоенной силой, — мне ка
жется, это несколько испугало их, чуть встревожило угрозой их
материальным интересам. «Вы слышали, что рассказывала
днях за обедом госпожа Шарпантье? — вскричал Золя. — В Ака
демии все встали с мест, чтобы аплодировать тираде Палье-
рона *, все встали!..»
Ну и что же? Если бы точно такой выпад имел место сорок
или пятьдесят лет назад против романтизма и Гюго, произошло
бы то же самое. Что до меня, то я рассматриваю этот приступ
бешенства как предсмертную, последнюю судорогу Вечно пре-
330
красного. Кроме того, есть весьма утешительное обстоятель
ство, а именно: во вражеском лагере не существует в настоя
щее время ни одного талантливого человека.
Золя набросал курьезный портрет Гюисманса, у которого и
его семейные обязанности, и рукописи, и замыслы — все упоря
дочено, для всего заранее отведено определенное время, все, так
сказать, бюрократизировано. < . . . >
Четверг, 24 января.
<...> Боюсь, что Сеар, — и Доде того же мнения, — боюсь,
что он воспринимает человечество не непосредственно, а видит
его сквозь призму прочитанных книг. В таком случае остается
махнуть на него рукой как на романиста, но нельзя отказать
ему в качествах первоклассного критика и толкователя.
Вторник, 5 февраля.
Сегодня на обеде у Бребана речь шла о подавлении интел
лекта у ребенка и юноши чрезмерным количеством предметов,
которым их обучают. Говорилось, что над современным поколе
нием молодежи производится опыт, отдаленные последствия ко
торого невозможно предвидеть. И в разгар спора кто-то стал
иронически развивать мысль о том, что нынешнее всестороннее
и всеобщее образование вполне способно лишить будущее обще
ство образованного мужчины, пожаловав ему взамен образован
ную женщину: малоутешительная перспектива для будущих
мужей.
Четверг, 7 февраля.
Обед у г-жи Комманвиль, племянницы Флобера.
Общество состояло из бывших красавиц — жен биржевых
маклеров, из баронесс, вышедших замуж за художников, из си
них чулков — журналисток, светских людей, занимающихся
лингвистикой,
давался в маленьком особняке зажиточного буржуа. И роскошь
особняка, шелковая обивка стен, спокойное, сытое довольство
хозяев дома нагнали на меня какую-то грусть и навели на
мысли о последних годах жизни бедного Флобера, окончательно
разоренного этой благополучной супружеской парой и вынуж¬
денного курить сигары по одному су за штуку. Право, отлич
ная выдумка — эти брачные соглашения!
331
Понедельник, 11 февраля.
Чем объяснить, что иногда при виде человека, проходящего
по улице, — неведомого вам человека, даже без орденской
ленточки в петлице, — у вас возникает ощущение, что этот че
ловек знаменит, пользуется известностью и влиянием в прави
тельственных или деловых кругах?
Все рукописи романов, написанных совместно с моим бра
том, были сожжены, за исключением «Госпожи Жервезе», ко
торую я подарил Бюрти. Что касается моих собственных рома
нов, то я сохранил рукописи «Девки Элизы», «Братьев Земган-
но» и «Шери». А оригинал «Актрисы» выпросил у меня Лаф-
фит, редактор «Вольтера».
По сути дела, Полина из романа «Радость жизни» *, в своем
сверхчеловеческом совершенстве, — не что иное, как героиня
Фейе, но в грязном болоте, героиня Фейе, но с той разницей, что
эта вовсе не знала месячных, а у Полины они непрерывны, что
эта благотворительствовала хорошо отмытым беднякам, а По
лина — существам, от которых несет выгребной ямой. Нас ни
что по-настоящему не интересует в этой книге, кроме анализа,
которому Золя подверг себя, свой страх смерти, свою невероят
ную нравственную мерзопакостность, прикрывшись именем Ла-
зара *.
Ибо герои данной книги, как и других книг этого странного
главы литературной школы, всегда являются творениями чи
стой фантазии, творениями, которые он создавал, шествуя вслед
за всеми предшествующими ему авторами! Да, я вновь повто
ряю: у Золя только среда написана с натуры, а действующие
лица, как правило, взяты с потолка. Так, например, готовясь пи
сать роман о рудниках, он уезжает на неделю в Сент-Этьен *,
спускается в шахты, делает заметки о каменноугольной форма
ции. Что же до фабрикации человеков, то он их смастерит, не
общаясь с людьми, не встречаясь с ними, не углубляясь в изу