Дневник. Том 2
Шрифт:
плану; фрагментарный Париж, возникающий из рисунков ху
дожника вперемежку с фотографически точной прозой писа
теля. < . . . >
Понедельник, 19 января.
Вот что типично для этих скандинавских женщин, женщин
Ибсена: смешение наивности их натуры, софистики ума и раз
вращенности сердца.
Как раз в тот момент, когда я писал мадемуазель Зеллер, что
боюсь ответа цензуры, мне принесли депешу от Ажальбера,
гласившую:
что я из породы удачников!
Вторник, 20 января.
Ко мне заходит Ажальбер, вид у него удрученный. Он гово
рит, что премьера обещала пройти с успехом, что еще на
кануне было продано сто сорок кресел в оркестре; затем он
красноречиво расписывает, как огорчены были женщины, заня
тые в пьесе, в особенности бедняжка Но, не присутствовавшая
на первой репетиции, когда ей было объявлено, на фоне декора
ций «Девки Элизы», что сейчас начнут репетировать «Смерть
герцога Энгиенского» *.
Ох уж этот театр с его постоянными треволнениями, сменой
надежд и разочарований, которые способны доконать вас! Но
вот после обеда тучи начинают рассеиваться, ибо Антуан те
леграммой извещает меня, что вечером он надеется порадовать
меня великой новостью.
Впрочем, я уверен, что никакой великой новости не будет и
что мои надежды напрасны.
Четверг, 22 января.
После всех этих дней, когда надежда то возникала, то обма
нывала, я получаю наконец письмо от Ажальбера; он сообщает
мне, что Буржуа, министр внутренних дел, официально отказал
в снятий запрещения и что в субботу Мильеран сделает за
прос. Выступая, он прочитает отрывок из книги Ива Гюйо о
проституции, где тот с похвалой отзывается о «Девке Элизе», —
сам же Ив Гюйо, — министр чего-то в нынешнем министерстве.
33*
515
Упорное нежелание разрешить пьесу к постановке, хотя и
была какая-то минута колебания, объясняется, должно быть,
тем, что министр чувствует поддержку со стороны Карно, кото
рый самовольно отменил утренние представления «Жермини
Ласерте» — так было угодно нашему республиканскому вла
дыке.
Пятница, 23 января.
Да, как я уже говорил, Сарсе, настоящий душегуб, под
ручный убийцы, вроде средневекового оруженосца, всегда гото
вый просунуть свой подлый нож в щель между латами и заре
зать упавшего с коня воина. Если кто-нибудь кричит: «Бей!» —
то будьте уверены, из-за его спины Сарсе кричит: «Режь!» *
Так он действовал по отношению к коммунарам после
жения. Так он действовал и по отношению к священникам,
когда их начали преследовать. И вот теперь после довольно без
вредной заметки о «Девке Элизе» он сочиняет разгромнейшую
статью о пьесе, чтобы благопристойно дать министру и цен
зуре оружие для ее запрещения *. Вот гнусная и низкая
душонка!
Сегодня мне вдруг захотелось дать интервью, и я быстро за
писываю мысли, которые хотел бы развить.
В о п р о с . Это запрещение было неожиданным для вас?
Я. Нет. И все же... Видите ли, при монархическом режиме
это было бы в порядке вещей; но при республиканском прави
тельстве подобные меры могут лишь вызвать иронию и позаба
вить скептика... Однако рассмотрим все по порядку. У нас сей
час есть президент, который, может быть, сам по себе вполне по
рядочный человек, но являет собой воплощение ничтожества и
своим избранием обязан тому, что все признают это ничтоже
ство, — к тому же этот президент такой скромник... Далее, у нас
есть палата представителей, которая является представительст
вом провинциальной медиократии... Ибо в наши дни Париж
томится под гнетом невежества так называемых великих людей
из захолустных городишек. Раньше, когда в палате было больше
парижан, и среди них, конечно, находились посредственности,
но серенький парижанин чем-то похож на наших недалеких
юнцов из дипломатического ведомства, которые, скитаясь по
разным столицам и вращаясь среди умнейших людей, через не
которое время теряют кое-что от своей серости.
И вот этот господин, предержащий исполнительную власть,
и эти провинциальные медиократы, страдающие своего
рода литературным шовинизмом, хотят, чтобы трагедия при-
516
надлежала только им, — да, они хотят захватить благородного
героя... Но так как интерес публики от императоров и царей
античности перешел к маркизам XVII и XVIII веков, а потом
от маркизов к богатым буржуа XIX века, то они ждут, чтобы
драма остановилась именно на этом благородном герое нашего
времени и не спускалась еще ниже.
Эти люди и не подозревают, что полтораста лет тому назад,
когда Мариво издавал свой роман «Марианна», ему указывали,
что публику могут занимать только похождения дворян; и Ма
риво был вынужден написать предисловие *, в котором разъ
яснял, почему для него представляет интерес то, что обществен