Долго и счастливо?

cucu.la.praline / Delicious

========== Часть 19 ==========

– Красивая женщина, - подмечаю я беспристрастным тоном бьюти-эскперта, когда длинноногий силуэт Франчески пропадает из поля зрения.

– М-да?.. – Вонка презрительно поджимает нижнюю губу.
– Не заметил.

Он разворачивается и медленно идет в обратном направлении, тревожно хмуря брови. Я пристраиваюсь рядом, Чарли плетется сзади. Чувствуя, что момент сейчас неподходящий, она и не пытается напомнить магнату об обещанной экскурсии.

– Кто она такая? – спрашиваю я. Маловероятно, что мне удастся разговорить Вонку,

но есть смысл хотя бы попытаться.

– Кто «она»?

– Франческа Скварчалупи, конечно. Кто она такая?

– Интуиция подсказывает мне, что Франческа Скварчалупи – это Франческа Скварчалупи и что, кажется, ты сама ответила на свой вопрос.

– Я имела в виду - что ей нужно?

– Почему ты всегда спрашиваешь одно, подразумевая другое, и предполагаешь, что я должен тебя понять? Это все равно, что спрашивать, когда подорожает нефть, желая узнать, сколько стоит пиво. Или это снова языковая конвенция вроде «не хочешь посмотреть мою коллекцию деревянных уточек?», или «мне нужно попудрить носик», или «как дела?».

– «Как дела?»

– Хорошо, спасибо.

– Да нет, при чем тут «как дела»? Спрашивая у человека о его делах, мы не подразумеваем ничего другого…

– Вовсе нет. Под «как дела?» обычно маскируют «ради бога, только не рассказывай мне о своих проблемах: я просто пытаюсь быть вежливым», – манерно тянет последнюю фразу Вонка.

– Как бы то ни было, вот мой лишенный двусмысленности вопрос: что нужно Франческе Скварчалупи?

– Ей нужно… слияние, - цедит сквозь зубы Вонка.

– В смысле?

– В буквальном, дорогая Элли. Она хочет объединения Фабрики с корпорацией Salto, принадлежащей Скварчалупи. Пока это желейный цех и ряд подручных производств, но туда активно идут инвестиции и уже в ближайшем будущем начнется освоение новых производственных мощностей.

– То есть это выгодно?

– С ее стороны это как минимум самонадеянно, - фыркает Вонка.

– Значит, ты не собираешься делать ее совладелицей?

– Этого я не говорил.

– Значит, собираешься?

– Этого я также не говорил.

Я качаю головой, надувая щеки. Так вот что умпа-лумп имел в виду под «большими переменами», а вовсе не мою беременность. Да и как бы он узнал о ней? Никак. Выходит, его самодовольный вид подтверждал лишь отсутствие сомнений в том, что контракт будет заключен и эта итальянская акула поселится в нашем сказочном аквариуме. Но если Вонка знает, что делает, откуда в голосе умпа-лумпа было столько злорадства?

– А за что она извинялась перед тем, как попрощаться?

– За письма с угрозами.

– Так это она их написала? Но зачем?

– Чтобы привлечь внимание. Грубо говоря, там были не совсем угрозы… Скорее, прелюдия к деловому предложению. Я оценил оригинальность подхода.

– А что конкретно в них было? – сгораю от любопытства я. Как падчерица предпринимателя, я еще не слышала, чтобы кто-то вел дела таким образом. Думаю, Саймон тоже бы этого не понял: покрутил бы пальцем у виска и возвел глаза к небу, флегматично заметив, что «психов везде хватает».

– Не помню, - отмахивается Вонка. – Я уничтожал их сразу после прочтения.

– Ну хотя бы примерно?

– Не знаю. Неважно. Проехали, - отрывистой очередью слов отстреливается он, то ли действительно потеряв интерес к выходкам Франчески, то ли не желая посвящать меня в детали.

– Так я не совсем поняла: ты примешь ее предложение или нет?

– Ты зондируешь

меня, - обиженно хмурится Вонка, подозрительно прищурившись. – Да-да. Мне это не нравится.

– Я не зондирую тебя.

– Нет, ты делаешь именно это, - капризно настаивает он.

– Ладно, - поспешно иду на попятную я, рассудив, что будет неразумно продолжать гнуть свою линию. Излишняя настойчивость неуместна, когда имеешь дело с творческими людьми с тонкой душевной организацией.
– Я думаю, ты в любом случае примешь правильное решение, но просто, чтобы ты знал: мне Франческа показалась человеком, не заслуживающим доверия. Может, я, конечно, заблуждаюсь на ее счет, но есть в ней что-то такое… отчего мороз по коже.

– Элли, пожалуйста, не забивай свою хорошенькую головку всякой ерундой… С Франческой я как-нибудь сам разберусь, - загадочно улыбается Вонка, и его зубы, сверкнув в полумраке, превращают гримасу в зловещий оскал. – Ах да, я, кажется, кое-что обещал вам, мисс Крайм, - спохватившись, он оборачивается и весело подмигивает Шарлотте. – Кое-что восхитительно невозможное и невозможно восхитительное.

– Ура! А я уж подумала, что вы забыли!

– Запомни, милочка, я никогда ничего не забываю! – с важностью замечает он, нравоучительно взмахнув в воздухе указательным пальцем.

Остаток дня пролетает весело и быстро. Увлеченный сбивчивым монологом Вонка, с горящими глазами перебегающий от одного механизма к другому, и зачарованная Чарли, широко раскрывающая то рот, то глаза, то все вместе взятое, слишком погружены в экскурсию, чтобы обращать внимание на мое присутствие. И я этим пользуюсь. Следуя за ними, как тень, как бесплотный призрак, я наблюдаю, оставаясь в стороне. Но это не та отчужденность, которая навевает тоску и приносит боль: это светлое, теплое чувство, когда осознаешь себя частью чего-то целого, и можешь позволить себе отойти на шаг назад и взглянуть на целое со стороны. В это время ты как бы присутствуешь в двух местах одновременно: ты и здесь, вместе с другими, которые чувствуют тебя рядом, но одновременно и где-то еще, в себе, в уединении собственной души, где ничто не нарушит покоя и безмятежности. Ты как будто бы один, но ни в коем случае не одинок.

И чем дольше я наблюдаю за Чарли и Вонкой, тем с большой радостью признаю, что они все-таки нашли общий язык. Я ясно вижу, что несмотря на предубеждения магната в отношении детей, Шарлотта ему нравится: рядом с ней он и сам превращается в ребенка и носится, подпрыгивая и тараторя, как девятилетний мальчишка, то и дело заливаясь звонким смехом. С нежностью глядя на них, я чувствую себя родителем на детской площадке. Нет, даже не совсем так. Я чувствую себя учителем младших классов во время большой перемены. Забавно, потому что выходит, что я чувствую себя именно тем, кем являюсь. И радужные надежды вновь воскресают: я с удовольствием представляю себе, как мы официально удочеряем Чарли (теперь-то Вонка не должен быть против). Мои фантазии простираются еще дальше: воображение рисует появление на свет того, другого ребенка, которого после Шарлотты принять будет легче. И как я скажу о своем положении Вонке (когда он, конечно же, будет к этому готов), и тогда, то, чего мы были лишены, компенсируется нам сполна. Мы снова станем половинками одного целого, ко мне вернется то, что магнат называет «полетностью», и все проблемы, все неурядицы и недопонимания останутся в прошлом. Ведь мы любим друг друга, а это единственное, что имеет значение.