Долго и счастливо?

cucu.la.praline / Delicious

– Мистер Вонка, как мне вас лучше называть: Вильям? Или Вилли?

– Лучше «мистер Вонка».

– Ах! – ни капельки не смущенная решительным отпором, Франческа делает широкий жест рукой. – Мы же будущие бизнес-партнеры, к чему нам эта шелуха официальности! Мне что же прикажете на брудершафт с вами выпить? Боюсь, Элизабетта будет против – и правильно, я бы тоже погремела тарелками. Ну, хорошо, мистер Вонка - я вижу, вы сердитесь – пусть на первых порах все будет так, как вам хочется. Но потом, когда наши конкуренты взвоют и запросят пощады, мы еще вернемся к этому разговору. Сегодня продолжим экскурсию, верно?

Завтрак пролетает как миг.

Когда я поднимаюсь к себе, на меня снова наваливается усталость, и я, плохо соображая и засыпая на ходу, открываю в ванной краны, а сама долго смотрю на себя в зеркало. Несвежие волосы, стянутые на затылке, синева под глазами, бледное изможденное лицо и старый свитер. Я никогда не была особенно красивой, но сейчас, в эту самую минуту, я просто страшненькая. Перед глазами всплывает смеющееся лицо Франчески, ее ослепительная рекламная улыбка, локоны и живой взгляд. Я остервенело кручу кран, увеличивая напор воды. «Мистер Вонка, как мне вас лучше называть: Вильям?» Стянув через голову свитер, я разглядываю свои некрасиво торчащие ключицы, потом медленно, несмело касаюсь живота, как будто уже могу что-то чувствовать.

Что и говорить, если бы жизнь была гонкой, я бы отстала от Франчески на милю. Она не намного меня старше, а в одиночку управляет корпорацией и кажется всерьез увлечена своим делом. Вдобавок, она красивая как картинка, веселая, независимая, да и дерзости ей не занимать, а еще какой-то удивительной… легкости что ли? Не похоже, что она будет вести с собой длинные и нудные диалоги, не похоже, что она может быть зациклена на идее какой-то иной, возвышенной жизни, которой, может, и не существует вовсе. Про таких говорят «идет по жизни смеясь». Таких уважают за то, что они воплощают мечты в реальность. Такие обычно не замечают меня - так они далеки. С такими я не соревнуюсь – я восхищаюсь с трибун.

========== Часть 22 ==========

Когда я просыпаюсь, на часах – половина второго. Я долго потягиваюсь, переворачиваясь с боку на бок, чувствуя вялость и дремоту, знакомые, должно быть, всем любителям дневного сна. Минуя длительные переговоры со своей ленью, я все же поднимаюсь с постели и, шлепая босыми ногами по полу, бреду на кухню. Там достаю из вазы с фруктами зеленое яблоко и бездумно надкусываю его. И то ли его смачный хруст, то ли история Шарлотты – которая прочно укрепилась в моей ассоциативной памяти на одной полке с зелеными яблоками – возвращают меня к действительности. Я понимаю, что надо мной все еще довлеет одна жизненно важная и неимоверно деликатная задача, и сегодня мне понадобятся все мои дипломатические навыки, чтобы достичь желаемого. И не только. Я должна быть во всеоружии.

Я снова иду в душ, чтобы взбодриться, а после, накинув халат, отодвигаю в сторону створку раздвижного шкафа и в замешательстве смотрю на свой скудный гардероб. Стыдно признаться, но арсенал невелик. Первым делом, когда я переехала, верный себе Вонка сунул нос во все шкафы и ящички. Заглянув в гардеробную, он долго хмурился, а после, не выдержав, поинтересовался: «Элизабет, я что-то не пойму… где твоя остальная одежда?». Мое лаконичное «все внутри» его не устроило. «Но как… как же… как это возможно, - недоверчиво бормотал он, словно разгадывая хитрый ребус. У него одних пар обуви было больше, чем у меня за всю жизнь.

За прошедшее время мое равнодушие к одежде никуда не делось. Как и прежний стиль, если это можно назвать стилем: подчеркнутая строгость для работы и максимальная простота

для повседневности.

Я долго колеблюсь между двумя платьями: вишневое выигрышно подчеркивает фигуру, но белый отложной воротничок заставляет меня чувствовать себя школьницей, а телесное с коричневым ремешком на талии, может, и изысканное, на мой взгляд, но Вонка, скорее всего, сочтет его простоватым. Тем не менее, вспомнив об удобстве бежевых лаковых лодочек, я все же останавливаю выбор на втором.

Накрасив ресницы и надушив волосы, я снимаю трубку стационарного телефона и набираю три ноля.

– Секретариат мистера Вонки, Дорис у аппарата, - звучит в трубке бойкий деловитый голос.

– Привет, Дорис, это Элизабет… Скажи, пожалуйста, где Шарлотта?

– Минуточку.

Мне всегда нравилась эта умпа-лумпа: в отличие от многих других, она держалась со мной с неизменной вежливостью, хоть и продиктованной не дружелюбием, а профессиональной этикой.

– Сейчас Шарлотта с мистером Чарли Бакетом в Вафельной деревне. Они помогают восстанавливать плотину, разрушенную какао-рекой после очередного половодья. Что-нибудь ей передать?

– Нет, ничего, спасибо. А мистер Вонка там же?

– Нет, он работает в Садах.

– Где?

– Фруктовые сады.

– Ой, а вы не подскажете, как мне туда добраться? – краснея до кончиков волос, спрашиваю я. Ну вот, предоставила умпа-лумпам еще один повод позлословить. Ведь сколько уже дней провела на фабрике – не сосчитать, а ориентируюсь все также скверно.

– Это один из главных цехов, так что в стеклянном лифте непременно должна быть кнопка, - невозмутимо оттарабанивает Дорис.

– Спасибо… А Франческа Скварчалупи с ним?

– Нет, она ушла два часа назад. Вы хотели бы оставить сообщение для мистера Вонки?

– Нет-нет, благодарю. Спасибо, Дорис.

– Всегда пожалуйста. До связи.

Итак, Фруктовые сады. В стеклянном лифте на панели я действительно нахожу такую кнопку – хотя готова поклясться или, как говорит Шарлотта, зуб даю, что еще вчера ее не было. Впрочем, давно пора принять это как должное: фабрика – отдельный развивающийся организм, в какой-то мере независимый ни от умпа-лумпов, ни от Вонки, и сегодня она совсем не то же, чем была вчера. Это прекрасное место, чтобы сойти с ума, но я к чудесам почти привыкла.

Лифт останавливается, но только не в садах, как было обещано, а в джунглях. Серьезно. Воздух здесь влажный и липкий, и после каждого шага мне приходится дергать ногу вверх, потому что туфли застревают в буйной траве. Это похоже на дебри шоколадного цеха с той только разницей, что здесь все не из сладостей, а вполне себе реально. Среди нестриженых разномастных крон прячутся зрелые плоды: апельсины, мангустины, киви, кумкват, папайя, питайя, маракуйя, ананасы, манго, бананы, личи – и десятки, нет, сотни других, большую часть которых я вижу впервые. Я не уверена, что все эти фрукты поспевают в одно время, а деревья комфортно себя чувствуют при одинаковом климате где-то еще на земном шаре, кроме фабрики Вонки. Но это не все. Жизнь здесь кипит: в траве кто-то стрекочет, в кустах шелестит и ворочается, на соседних ветвях ухает и пищит, повсюду звучат птичьи трели, которые начинают одни, а подхватывают, принимая эстафету, совсем другие пернатые, кругом, от дерева к дереву, от цветка к цветку, от тени к тени, порхают крупные тропические бабочки, и, то зависнув в воздухе, то зигзагом помчавшись в сторону, мелькают стрекозы, чьи спинки блестят металлическим блеском, будто покрытые лаком.