Должница
Шрифт:
– Будут похороны. Мы должны пойти. Вика покончила жизнь самоубийством в борделе.
Я хватаюсь за столешницу. В глазах потемнело.
Что?..
Нет, мне не было больно.
Но что-то кольнуло, екнуло в сердце. Родная кровь перестала течь по ее телу.
На кухне вкусно пахло. Руднев это почувствовал, но его спина была по-прежнему напряжена.
– Ты огорчен? – не понимаю я.
– Да. Я огорчен.
Это заставляет меня выпрямиться и застыть в напряжении. Тогда Руднев поворачивается,
Как я могла подумать о таких чувствах, как огорчение?
– Я огорчен только тем, что эта женщина не понесла наказания, которого заслужила. Наказания, которое ей назначил я.
Качаю головой. Усмехаюсь.
– Ты не меняешься. Мне страшно быть с тобой!
– Разве я делаю тебе плохо?! Я говорю о ней. А она и мизинца твоего не стоит!
– Ты черствый. И жестокий.
Не замечаю, как наши тона повышаются. Как его руки сжимаются в кулаки – от бессилия, а мои глаза загораются злостью.
– Так больше не может продолжаться. Кто мы друг другу?!
– Муж и жена. Если ты забыла, - грубо усмехается.
– А по-настоящему? А по-настоящему! – меня охватывает ярость, - мы живем вместе, но ненавидим друг друга!
На мои глаза вновь набегают слезы. Слабая. Он сильнее. Он давит морально, противостоять ему – невозможно.
– Это ты не можешь забыть прошлое. Это ты меня ненавидишь. А я… - он замолкает, - я пытаюсь загладить свою вину. Это ты не идешь на контакт, Аля.
Он приближается. Я распаляюсь.
– Мне не нужны цветы, которыми пропах весь дом. Каждый день прислуга выносит опавшие лепестки – мешками! А ты вновь пытаешься загладить вину материальным, деньгами. Вновь приносишь цветы!
– Все девушки любят цветы, - замечает он.
– Все девушки, отношения которых начинались если не сказочно, то хотя бы не ограничивались рамками договора. Жестокого договора.
Я вздрогнула – рука Артема оказалась на стене, рядом с моей головой.
Он прижал меня в углу. И сам он был непозволительно близко.
– Забыли прошлое. Живи настоящим.
Меня охватывает злость. Злость, не знающая границ. Я уперлась в его грудь руками и оттолкнула, что были силы. Дай бог, сдвинула на сантиметр. Больше только разозлила его. Вновь.
– Тебе легко говорить! Забыть прошлое… - жестоко усмехаюсь, - ты принес мне столько боли! Почему-то ты не забыл, не простил ту незнакомую девушку, которая по глупости доставила тебе столько хлопот. Ты даже не выслушал меня!.. так почему я должна слушать тебя сейчас?
– Успокойся.
Смахиваю слезы. Мы говорим слишком громко. Богдан может вновь заплакать, но рядом Наташа… она рядом.
– Ты подавлял ее. Подавлял меня. Ты… ты превратил в пыль ее жизнь и людей, что окружали ее.
– Это ты
При имени Кирилл внутри что-то неприятно зашевелилось. Я делаю глубокий вдох.
– Каждый наш разговор заходит в тупик. Ты давишь даже сейчас, Артем.
– Я тебя даже не трогаю.
– Боюсь, что твоих прикосновений я больше и не выдержу… - шепчу.
Руднев зарычал. Или мне показалось. Но шею опалило горячим дыханием – так сильно он прижался ко мне.
– Отпусти меня, Артем. Я никогда не смогу быть с тобой!
– Ты будешь со мной! Будешь. Добровольно или насильно – решать только тебе, Аля!
Его глаза налились привычной жестокостью. Тело напряглось до предела. Я всхлипнула – от бессилия и страха.
Если бы я плохо знала Руднева, то подумала бы, что он меня ударит. Прямо сейчас. Так зол он был.
– Извините…
Мы резко поворачиваемся – при входе на кухню стояла Наташа.
Боже, как стыдно. Она слышала наши последние фразы.
Не зная правды, она надумает лишнего, а затем может кому-то передать наш разговор… черт.
Артем повернулся ко мне. В его глазах я читаю те же мысли. Наташа стушевалась.
– Извините, но вы громко говорите. Богдан проснулся и плачет сильно. Обычно у Али получается успокоить малыша…
Смерив друг друга напряженными взглядами, мы расходимся. Я делаю вдох, выхожу из кухни и взбегаю по лестнице. Спешу в детскую.
Это было моим спасением. Боюсь представить, к чему мог прийти этот разговор.
Глава 45.
Я бы не тронул ее. Мне кажется, я давно утратил силу трогать ее.
Тем более, я никогда не поднимал руку на женщину. Но факт есть факт: Аля боится меня, и по совершенно другим причинам.
Слова, сказанные ею невпопад, вонзали нож как в живого и проворачивали его в моем теле несколько раз. Я думал, во мне ничего живого не осталось, но оказалось - ошибся.
Наш сын давно заливался плачем, но из-за повышенных тонов мы с Алей не уследили. Похоже, что отказываться от Натальи было еще рано. Совершенно точно рано.
– Извините, Артем Ильясович. Возможно, я лезу не в свое дело, поскольку не знаю всей ситуации, но я могу дать вам несколько советов.
– Ты права, Наталья. Ты лезешь не в свое дело. Не твоя работа, - холодно отчеканил я.
А затем глубоко вздохнул и передумал. Наталья уже собиралась выйти из кухни, когда я чертовски остро понял, что она права.
– Стоять. Давай свои советы. Хуже уже не будет.
Эту няню мне порекомендовали. Если она скажет что-то дельное, то я пойму, что точно в ней не ошибся, ведь с Богданом она справляется на отлично.