Домби и сын
Шрифт:
— Въ тотъ вечеръ, какъ я узнала, что вы спаслись, милый Вальтеръ, вы говорили… Ахъ, что я чувствовала въ тотъ вечеръ и чего надялась!..
Онъ положиль свою дрожащую руку на етолъ и продолжалъ смотрть на ея лицо.
— Вы говорили, что я перемнилась. Мн тогда странно было слышать это отъ васъ, но теперь я понимаю, въ чемъ моя перемна. Не сердитесь на меня, Вальтеръ. Я была въ ту пору слишкомъ обрадована.
Она опять казалась ребенкомъ въ его глазахъ, — простосердечнымъ, любящимъ, доврчивымъ ребенкомъ, котораго онъ видлъ и слышалъ много лть тому назадъ. Миссъ Домби въ эту минуту отнюдь не была женщиной, къ ногамъ которой онь готовъ былъ повергнуть богатства цлаго міра.
— Помните ли вы, милый Вальтеръ, наше
Онъ положилъ свою руку на сердце и вынулъ маленькій кошелекъ.
— Я всегда носилъ его здсь, — сказаль онъ, указывая на грудь. Если бы мн суждено было не видть Божьяго свта, онъ пошелъ бы со мной ко дну морскому.
— И вы опять станете носить его, милый Вальтеръ, ради меня… ради прежняго нашего знакомства?
— До самой смерти!
Она подала ему свою руку съ такимъ невиннымъ простосердечіемъ, какъ будто не прошло ни одного дня съ той поры, какъ юноша получиль отъ нея прощальный подарокъ.
— Я рада, милый Вальтеръ. Я всегда буду рада думать объ этомъ. Помните ли вы, мысль объ этой перемн могла придти намъ въ голову въ тотъ самый вечеръ, когда мы разговаривали съ вами?
— Нтъ! — отвчалъ изумленный юноша.
— Да, Вальтеръ. Я даже въ то самое время была орудіемъ разрушенія вашихъ надеждъ и плановъ. Тогда я боялась такъ думать, но теперь я это знаю. Вы были тогда, въ своемъ великодушіи, способны скрыть отъ меня то, чтосамимъ вамъ было это извстно, но вы не можете скрыть этого теперь, хотя и стараетесь съ такимъ же великодушіемъ, какъ прежде. Благодарю васъ за это, Вальтеръ, истинно, глубоко; но стараніе ваше на этоть разъ останется безплоднымъ. Вы слишкомъ много терпли собственныхъ несчастій, чтобы не обращать вниманія на невинную причину вехъ этихъ золъ и огорченій, вамъ нанесенныхъ. Вы не можете, конечно, забыть меня въ этомъ отношеніи, но конечно, также мы не можемъ больше быть братомъ и сестрою. Но, милый Вальтеръ, не думайте, что я стую на васъ. Мн слдовало догадаться объ этомъ въ свое время, но нечаянная радость омрачила мою память. Одного надюсь, Вальтеръ, думайте обо мн безъ внутренней досады, когда это чувство перестало быть тайной; одного прошу отъ васъ именемъ бдной двушки, бывшей нкогда вашею сестрою, не приневоливайте изъ-за меня вашихъ чувствъ, и не мучьте себя безплодными усиліями теперь, когда вамъ извстно, что я все знаю.
Въ продолженіе этой рчи Вальтеръ смотрлъ на нее съ такимъ безпредльнымъ изумленіемъ, которое уничтожало въ немъ возможность всякаго другого чувства, Теперь онъ протянулъ къ ней руки съ умоляющимъ видомь и, взволнованный до глубины души едва могъ отвчать:
— О, миссъ Домби, возможно ли, чтобы я, страдая самъ такъ много въ борьб съ глубокимь сознаніемъ своихъ обязанностей къ вамъ, заставилъ вмст и васъ переносить ужасную пытку, о которой вы говорите! Вы были всегда для моего воображенія ангеломъ чистоты и счастья, расцвтившаго мои дтскіе и юношескіе годы, и вс ваши соприкосновенія съ моею жизнью останутся для меня священными воспоминаніями, которыя не изгладятся изъ моего сердца до могилы. Опять увидть ваши взоры и опять услышать вашу рчь, какъ въ ту роковую ночь, когда мы съ вами разстались — о, это такое счастье, для котораго нтъ имени на язык человка! Ваша сестринская любовь и доврчивость ко мн, какъ къ брату — небесный меня даръ для, который я могу принять не иначе, какъ съ благоговніемъ и гордостью.
— Вальтеръ, — сказала Флоренса, пристально всматриваясь въ него и постепенно измняясь въ лиц, — что это за обязанности ко мн, которыя требуютъ такихъ жертвъ съ твоей и моей стороны.
— Почтеніе къ вамъ, миссъ Домби. Уваженіе.
Краска исподволь зарумянила ея лицо, и она робко отняла y него свою руку. Ея глаза былм неподвижно устремлены на него.
— Для меня не существуютъ права брата, — сказалъ Вальтеръ, — я оставилъ двочку и встрчаю женщину.
Краска быстро распространилась по всему
Они оба молчали нкоторое время. Она плакала.
— Мой долгъ — насильственно оторвать себя отъ этого сердца, столь чистаго, невиннаго, доврчиваго, добраго… Какъ осмлюсь сказать. что это сердце моей сестры?
Она плакала.
— Если бы вы были счастливы, окружены любящими друзьями и всмъ, что длаетъ завиднымъ положеніе, для котораго вы родились, и если бы тогда, съ любовью обращаясь къ прошедшему, вы назвали меня братомъ, я отвчалъ бы на это имя съ своего далекаго мста, не опасаясь оскорбить невинность вашего чувства. Но здсь… и теперь!..
— О благодарю васъ, благодарю васъ, Вальтеръ. Простите мою къ вамъ несправедливоеть. Мн ие съ кмъ было посовтоваться. Я совершенно одна.
— Флоренса, я слишкомъ поторопился высказать свои мысли, но за нсколько минутъ ничто не могло вырвать ихъ изъ моей груди. Если бы я былъ богатъ и славень, если бы, по крайней, мр въ рукахъ моихъ были средства возвыситься со временемъ до вашего положенія, я бы сказалъ: Флоренса, есть одно имя выше всхъ возможныхъ титуловъ, которые я могу принять съ тмъ, чтобы охранять и защищать васъ, и я достоинъ этого имени, потому что люблю васъ безпредльно, и вс силы моей души давно принадлежатъ вамь. Я бы сказалъ тогда, что съ этимъ именемъ соединено единственное право любить и покровительствовать васъ, и я считалъ бы это право драгоцннымъ залогомъ, передъ которымъ ничтожна цна моей жизни.
Ея грудь подымалась высоко, и голова опустилась. Она плакала.
— Флоренса, милая Флоренса!.. О какъ часто я называлъ васъ этимъ именемъ, прежде чмъ могъ размыслить, какъ это дерзко и безразсудно!.. Позвольте еще разъ, одинъ только разъ, назвать васъ этимъ драгоцннымъ именемъ и прикоснуться кь этой нжной ручк въ доказательство, что вы, какъ сестра, забываете, что сказалъ бывшій вашъ братъ.
Она подняла свою голову и начала говорить съ такою торжественностью во всей своей поз, съ такою спокойною, кроткою, лучезарною улыбкой и съ такимъ трепетнымъ колебаніемъ своего голоса, что въ немъ невольно пришли въ движеніе самыя внутреннія струны его сердца, и взоръ его покрылся туманомъ, когда онъ ее слушалъ.
— Нтъ, Вальтеръ, я не могу этого забыть. Я не хочу забыть этого ни за какія сокровища міра. Вы, Вальтеръ… милый Вальтеръ, ты очень бденъ?
— Я не боле, какъ странникъ, которому предстоятъ огромныя путешествія по морямъ. Въ этомъ теперь мое призваніе.
— Скоро ты опять узжаешь, Вальтеръ?
— Очень скоро.
Съ минуту она сидла спокойно, не говоря ни слова, потомъ съ робостью взяла его дрожащую руку.
— Если ты сдлаешь меня своею женою, Валътеръ, я буду любить тебя нжно. Если ты возьмешь меня съ собою, Вальтеръ, я поду на тотъ край свта безъ сожалній и безъ страха. Мн нечмъ для тебя жертвовать, некого покидать изъ-за тебя; но вся моя любовь и жизнь будутъ посвящены теб, и съ послднимъ дыханіемъ я передамъ имя твое Богу, если сохранятся мои чувства, и память не оставитъ меня.
Онъ прижалъ ее къ своему сердцу, приложилъ свои уста къ ея щек, и теперь, не отринутая боле, не отверженная, она плакала долго и плакала сладко на груди своего милаго.
О священное время любви и младенческихъ упованій! Да, смотри Вальтеръ, нжно и гордо смотри на сомкнутые глаза своей красавицы, потому что во всемъ мір тебя только ищутъ эти очи, — тебя и никого боле!
Капитанъ оставался въ маленькой гостиной вплоть до самой ночи. Онъ занялъ стулъ, на которомъ до него сидлъ Вальтеръ, и смотрлъ на потолочное окно до тхъ поръ, пока дневной свтъ мало-по-малу потухъ, и звзды заискрились на ясномъ неб. Онъ зажегъ свчу, закурилъ трубку, выкурилъ, еще закурилъ, и дивился, что тамъ такое длается наверху, и отчего такъ долго не зовутъ его къ чаю.