Домохозяйка

МакФадден Фрида

У меня пересыхает горло. Лицо Эндрю всего в нескольких сантиметрах от моего. Если я наклонюсь вперед, он меня поцелует. Я знаю, что поцелует.

— О нет! Что случилось?

При звуках голоса Нины мы с Эндрю отскакиваем друг от друга, словно обожженные. Я вцепляюсь в ручку веника с такой силой, что пальцы белеют.

— Стакан уронила, — лепечу я. — Я это… прибираюсь тут.

Нина устремляет взгляд на пол, где поблескивают мелкие осколки стекла.

— Ох, Милли, — укоряет она. — В следующий раз постарайся быть аккуратнее!

Я работаю в этом доме

уже несколько месяцев и ни разу ничего не уронила и не разбила. Кроме, разумеется, того случая, когда мы с Эндрю ночью смотрели «Схватку семей». Но Нина об этом не знает.

— Да, прошу прощения, Нина. Пойду возьму пылесос.

Глаза Эндрю следят за мной, пока я иду к чулану (который только чуть-чуть больше, чем моя клетушка на чердаке), ставлю в него веник и достаю пылесос. На лице Эндрю застыло страдание. Что бы он ни собирался сказать мне минуту назад, он по-прежнему хочет это сказать. Но не может, потому что в комнате Нина.

Или все же может?

— Нам надо поговорить, — шепчет он мне на ухо, провожая Нину в гостиную, чтобы переждать там уборку. — Позже. Окей?

Я киваю. Не знаю, о чем он собирается говорить, но это, по-моему, хороший знак. Мы уже согласились никогда не упоминать о том, что случилось в ту ночь в «Плазе». Но если он хочет вернуться к этому…

Не стоит питать чрезмерных надежд.

Минут через десять я заканчиваю уборку и иду в гостиную, чтобы позвать хозяев обратно в столовую. Они сидят на диване, но в противоположных углах. Оба уставились каждый в свой телефон, даже не пытаются завязать разговор друг с другом. Я заметила, что они начали вести себя так перед ужином все время.

Вслед за мной они возвращаются в столовую, и Нина занимает место напротив мужа. Смотрит в тарелку, на которой красуется горка брокколини и дымится свиная отбивная в яблочном соусе. Она улыбается мне, и тут я замечаю, что с ее ярко-красной губной помадой что-то не так. Она слегка размазана в правом уголке губ, отчего рот Нины становится похож на демоническую ухмылку злого клоуна.

— Выглядит превосходно, Милли, — хвалит она.

— Благодарю.

— Чудесный запах, правда, Энди? — спрашивает она у мужа.

— М-м-м. — Тот берет вилку. — Да, запах великолепный.

— Милли, — продолжает Нина, — в тюрьме такой вкуснятины ты не ела, верно?

И грянул гром…

Нина сладко улыбается своими демоническими губами. Эндрю, сидящий напротив, смотрит на меня с разинутым ртом. Очевидно, что для него это абсолютно новая информация.

— Угм… — только и могу выдавить я.

— А что вам там давали? — настаивает она. — Мне всегда было любопытно. Какая в тюрьме еда?

Я не знаю, что сказать. И запираться не могу. Ей известно о моем прошлом.

— Она была ничего.

— Что ж, надеюсь, ты не станешь вдохновляться блюдами, которыми угощалась в кутузке, — смеется Нина. — Продолжай в том же духе, что сейчас. У тебя хорошо получается.

— Спасибо, — бормочу я.

Лицо Эндрю серее пепла. Само собой, он понятия не имел, что я побывала за решеткой. Я даже не рассматривала возможность когда-либо рассказать

ему об этом. Когда я рядом с ним, то тяжкое время почему-то кажется чем-то очень далеким, словно случившимся в другой жизни. Но большинство людей смотрит на дело иначе. Они видят во мне только одно — преступницу. Арестантку.

Нина хочет, чтобы я знала свое место.

В этот ужасный момент мне отчаянно хочется сбежать отсюда, не видеть потрясенного лица Эндрю. Я разворачиваюсь и направляюсь к себе на чердак. У подножия лестницы меня настигает голос Нины:

— Милли?

Останавливаюсь. Спина застыла, как лед. Собираю все свои силы, чтобы, повернувшись, не вызвериться на хозяйку. Медленно возвращаюсь в столовую с искусственной улыбкой на лице.

— Да, Нина?

Та хмурится:

— Ты забыла поставить на стол соль и перец. А этим отбивным, к сожалению, не хватает соли. Пожалуйста, в следующий раз будь щедрее со специями.

— Да, конечно. Прошу прощения.

Иду на кухню, забираю с прилавка солонку и перечницу. Они находились примерно в шести футах от того места, где в столовой сидит Нина. Приношу их в столовую и, несмотря на свои усилия не делать так, с грохотом ставлю на столешницу. Смотрю на Нину — кончики ее губ подергиваются.

— Большое тебе спасибо, Милли, — говорит она. — В следующий раз не забывай.

Я надеюсь, она наступит на острый осколок стекла.

Я даже не могу взглянуть на Эндрю. Бог знает, что он сейчас обо мне думает. Неужели я планировала какое-то будущее с этим человеком? Вообще-то нет, только дала волю фантазии на секунду. Хотя в жизни случаются вещи и куда более странные…

Что ж, мои планы пошли прахом. Когда Нина упомянула о тюрьме, Эндрю сидел как громом пораженный. Если б только я могла ему объяснить!..

На этот раз мне удалось добраться до лестницы без того, чтобы Нина окликнула меня и велела… ну, не знаю… передать масло с одной стороны стола на другую или что-то в этом роде. Заползаю на второй этаж, затем по темной узкой лестнице к себе на чердак. Захлопываю дверь своей комнатки, не в первый раз пожалев, что не могу запереть ее изнутри.

Плюхаюсь на кровать, еле сдерживая готовые брызнуть слезы. Интересно, когда Нина узнала о моем прошлом? Совсем недавно или все же она изучила мою биографию, еще когда брала меня на работу? Может, ей понравилась идея нанять узницу — человека, которым можно помыкать как угодно. Любой другой свалил бы от нее уже несколько месяцев назад.

И вот я сижу на постели, утопаю в жалости к себе, и тут мое внимание привлекает какой-то предмет, лежащий на прикроватной тумбочке.

Программка, которую я получила в театре.

Недоуменно кручу программку в руках. Почему она на моей тумбочке? Ведь после шоу я сунула ее в сумочку на память о волшебном спектакле. Моя сумочка стоит на полу, прислоненная к комоду. Так как же программка оказалась на тумбочке? Я ее из сумки не вынимала. Совершенно точно.

Значит, это сделал кто-то другой. Я запирала дверь, выходя из комнаты, но я ведь не единственная, у кого есть ключ.