Дон Кавелли и папский престол

Конти Дэвид

Шум пронесся по рядам собравшихся кардиналов, когда, всего через несколько мгновений после того, как кардинал Рубино исчез в Чертоге слез, открылась большая дверь капеллы и вошел Де Дженнаро вместе с каким-то человеком, неизвестным большинству собравшихся. Стало понятно, что сейчас случится нечто из ряда вон выходящее. Некоторые на всякий случай перекрестились.

Кардинал-декан поднялся, его лицо выражало крайнее возмущение. Он укоризненно воззрился на камерария.

— Что, ради Бога…

Де Дженнаро поднял руки ладонями вверх, как бы извиняясь за вторжение.

— Я смиренно прошу прощения. Я знаю,

что мне не следовало сюда приходить, и все же я обязан так поступить. Нужно защитить церковь от самого смертоносного нападения в ее истории. Эта задача не терпит ни минуты промедления.

Он огляделся по сторонам, как будто ожидая возражений. Вокруг ничего не изменилось, и он продолжил:

— Решение этого конклава неправомерно. Я прошу вас, кардинал Монти, сообщите нам все, что вам известно, но заклинаю вас, будьте кратки.

Сто шестнадцать голов с удивлением повернулись к кардиналу Монти. Немного поколебавшись, кардинал поднялся, начал, запинаясь, говорить, но с каждой фразой ему все лучше удавалось привести в порядок свои мысли.

Он говорил спокойно, уверенно, ограничиваясь самыми необходимыми фактами. Его слова оказали на многих кардиналов самое разрушительное воздействие: некоторые мертвенно побледнели, другие задрожали, у некоторых по щекам потекли слезы. Всех охватило смятение, хотя у некоторых из них были для этого свои причины. Со всех сторон на Монти обрушился шквал вопросов.

Снова слово взял Де Дженнаро.

— Я прошу всех успокоиться, у нас мало времени.

Он указал на нахмурившегося Кавелли:

— Разрешите вам представить синьора Донато Кавелли. Думаю, правда, что многие его уже знают.

Некоторые кардиналы согласно кивнули.

— Он представил мне доказательства, что кардинал Рубино собирается полностью уничтожить католическую церковь, и, к несчастью, в качестве папы римского он будет иметь власть и право на любые такие действия. Прошу, синьор Кавелли.

Кавелли откашлялся и кратко рассказал о деталях. Только о том обстоятельстве, что он попросту стащил ноутбук Рубино, он предпочел благоразумно умолчать. Его слушали в гробовом молчании, но все же среди кардиналов возникли сомнения, слишком невероятно все это выглядело. Камерарий снова взял слово.

— Мы должны действовать немедленно, сейчас, сию же минуту, или будет слишком поздно.

— Как же так? — раздался голос из коллегии кардиналов. — Рубино уже избран папой римским. Он уже облечен властью.

— Рубино это подстроил… — начал было камерарий, но Кавелли прервал его:

— Он не имеет полномочий папы римского. В процессе выборов использовались манипуляции и давление. В этом случае древнее церковное право не дает возможности для разночтения.

— Симония! [59] — добавил камерарий.

— Совершенно верно, и мы все знаем, какое за это полагается наказание, — на всякий случай Кавелли проговорил это вслух: — Если священнослужитель повинен в симонии, то его автоматически отлучают от церкви. Отлученный кардинал никогда не сможет быть папой римским…

59

Симония — продажа и покупка церковных должностей, духовного сана, церковных таинств, священнодействий и реликвий.

В

этот момент дверь в Чертог слез открылась, и все кардиналы непроизвольно обернулись, когда в Сикстинскую капеллу белом облачении вошел папа Петр II. В зале воцарилась тишина. Мягко улыбаясь, новый папа сделал несколько шагов, но, почувствовав угнетенное состояние собравшихся, понял, что за время его отсутствия что-то изменилось. Он остановился. Его взгляд блуждал по лицам, обращенным к нему. Некоторые смотрели испуганно, но большинство — с неприкрытой враждебностью. Эти дураки заподозрили неладное? Даже если так, то сейчас уже слишком поздно. Он с удивлением взирал на двоих чужаков, которые, согласно всем традициям, не должны были здесь находиться: камерарий и некий незнакомый ему мужчина. Что они себе позволяют! Наигранная добрая улыбка исчезла с лица папы. Должен ли он потребовать объяснений? Нет, это было бы ниже его достоинства и продемонстрировало бы нерешительность. Он должен показать всему этому стаду, что бразды правления находятся в его руках. Решимость всегда берет верх над аморфной массой. Пусть и со скрипом, пусть и с тайным недовольством, но толпа всегда, в конце концов, подчиняется сильной воле. С величественным видом он повернулся к кардиналу-декану.

— Я готов. Давайте не будем заставлять верующих ждать.

Тот, к кому он обратился, выглядел совершенно растерянным и несчастным.

— Боюсь, что есть проблема, ваше святейшество!

Ваше святейшество.

Это обращение кардинала-декана повисло в комнате, как зловещее облако. Одно дело прислушаться к словам камерария и его малоизвестного спутника, и другое — пойти наперекор воле избранного папы римского, стоявшего прямо перед ними. Замешательство, возникшее среди кардиналов, ощущалось почти физически. Возникла угроза, что Рубино получит поддержку и осуществит все свои планы. Казалось, даже камерарий колеблется.

— Не забывайте, что он задумал, — рявкнул на него Кавелли, который не подчинялся магическому воздействию авторитетов. — Не позволяйте традиции вас подавить. Вы должны действовать! Рубино — не папа римский.

Кавелли смотрел, как Де Дженнаро хватает ртом воздух, как будто собирая все силы, чтобы дать решительный отпор преступному самозванцу.

— Кардинал Рубино! — Голос камерария звучал решительно и твердо. — Вы не избраны папой римским. Есть неопровержимые доказательства, что в ходе выборов вы применяли обман и манипуляции. Наказание за такие действия — автоматическое отлучение от церкви. Вы больше не являетесь частью Священной римско-католической церкви и не можете быть понтификом.

Петр II слушал камерария внимательно, ничем не выдавая тревоги. Потом он изобразил на лице беспокойство и произнес, ни к кому особенно не обращаясь:

— Монсеньор Де Дженнаро, по-видимому, нездоров. Ему нужен врач.

Камерарий побледнел, его трясло от гнева.

— Прекратите, кардинал Рубино! Вы отлучены от церкви!

— Хватит! Я приказываю вам молчать, камерарий! — Голос папы прогремел по всей часовне. — Хватит нести весь этот бред! Какое чудовищное осквернение священного обряда! Вы позорите Ватикан. С того момента, как завершились выборы, ваши обязанности в качестве местоблюстителя окончены. Так, во имя Господа, я приказываю вам замолчать.