Дождь в полынной пустоши. Книга 2
Шрифт:
– Отец?
– Да. У меня никого не осталось. Никого.
Счастливая, - едва не вырвалось у Колина. Пришлось срочно искать другое утешение.
– Сказать, у нее есть я, преданный и верный друг? Залепит знатную оплеуху. А то начнет каяться. Хорошо если не бейлифу.
– Соболезную, - сухо произнес унгриец.
Девушка не удержалась, захлюпала носом. С горем всегда один на один. Этой ношей не поделишься. Не потому что не можешь, не захочешь. Так легче. Меньше мыслей и памяти. Только слезы и
Колин подождал пока Эйш немного успокоится. Одолжил один из своих платков. За руки не брал, в глаза не смотрел, за плечи не обнимал.
– Сможешь меня выслушать?
– Да.
– Не перебивая?
– На рынок ходить не буду!
– безоговорочно отказали унгрийцу.
– Это я понял.
– И ненужно мне ваше зерно и мука. И деньги не нужны!
Отвести куда, упоить и сделать совсем несчастной? Она будет благодарна, но не сознается, а соплей хватит не на одну неделю, - не сказать, что планировал, но и не зарекался не делать Колин.
– Выслушай, а потом определишься, помогать мне или не помогать. В любом случае решение за тобой. Настаивать и уговаривать не стану.
Девушка промолчала. Но судя по напряженной складке у губ, настроена против любых его предложений.
– Одной молодой женщине угрожает серьезная опасность, - Колин постарался говорить без эмоциональной окраски.
– Очень серьезная. Согласишься помочь, опасность будет угрожать и тебе. Но дело даже не в самой молодой женщине… Имя Моршан тебе не о чем не говорит?
Эйш живо вытерла слезы. Колин дал ей время окончательно успокоится.
– У нее есть маленький ребенок. Скажу честно, из-за него, из-за ребенка, могут убить и её, и тебя, и меня. Опасность очень велика. Моршан негде и не у кого укрыться, а у меня не так много знакомых, которым могу довериться. И ты единственная, о ком не знают желающие знать обо мне и моем окружении всю подноготную.
– Это ребенок… Он…, - захотела подробностей девушка.
– Я промолчу, - Колин подхватил девушку под локоток. Больно сжал. — И попрошу тебя о том же. Лучше обойтись без догадок, предположений и правды. Особенно правды. Жду твоего решения. Недолго.
Прошлись по мосту. Девушка делала вид, что усиленно размышляет, хотя унгрийцу понятно, она просто тянет время согласиться. Переход от отрицания к соглашательству всегда затруднителен. Маленькая капитуляция сделается еще меньше и незначительней, если не торопить с минуту.
Она оглядела Колина, ища ответов на свои сомнения. Увидела нечто другое.
– У вас кровь на скуле, - почти испугалась Эйш.
– Это не моя.
– И одежда! — пришла в волнение девушка.
– Я предупреждал, все серьезно, - произнес он сухо.
Гарай, теперь босяки. От мертвых одна только польза! Не только погост удобрять, - дал унгриец оценку своим негласным
– Что от меня потребуется? — заговорила Эйш решительно.
– Когда представится возможным, препоручу заботу о Моршан тебе. Сам или через доверенного. Он передаст тебе кошель с вензелем гранды. Гранды, - повторил Колин привлечь внимание к важной детали. — В любом другом случае, отказывайся от всего. А будет возможность, просто исчезни.
Девушка кивнула.
– Я живу…
– Лучше мне не знать. Бывай здесь, как и прежде. Я изыщу способ тебе сообщить, - он помолчал. — И будь готова переехать.
Она переедет хоть сейчас, лишь бы забыться, убежать от собственного горя.
– О нашем разговоре никому.
– Я понимаю.
– Никому это никому, - потребовал унгриец.
– Я не часто хожу на исповедь, - выказала похвальную понятливость Эйш.
– А сейчас и вовсе повремени с этим. Не врать гораздо легче, чем путаться в выдумках.
По пути в ближайший шинок, а такой здесь только один, Крошка Дид, Колин завернул в, Шелковинку, сменить пурпуэн и плащ, где был встречен как родной. Дочка хозяина даже вздохнула о нем мечтательно и томно. Столь мечтательно вдыхал и хозяин, но уже о содержимом кошеля унгрийца.
Переодевшись, Колин посетил мастерскую художника, купить красок, кистей и холст.
Молчаливый и близорукий патриец, аккуратно выложил перед ним свой не хитрый товарец.
– Кисти лучше колонковые, - попросил Колин замену. — Свинцовой охрой богаты? Давайте и её.
Художник столь же эмоционален просьбе, что статуя под проливным дождем.
– Теперь все.
Выбеленную ткань Колин выбросил в ближайшей подворотне, не таскаться. Краски и кисти убрал в распухший эскарсель. Немного подумав, повернул и быстро прошел пару кварталов, к ювелиру.
На предложение продать редкий и специфический инструмент, тончайшие сверла, густые брови старого огранщика вздернулись в недоумении. Однако слов и вопросов не последовало. Умение промолчать вознаграждено Колином лишним ноблем.
После ювелира, извилистая тропа унгрийских замыслов, привела в монастырскую лавку. Щедро оплатив дорогие сальные свечи, Колин наказал братии ставить их перед ликом Святой Афры.
– Грешник я, - неподдельно сокрушался он под строгим взором бонифратра*.
Попав в шинок, унгриец согрелся и слегка перекусил, послушал музыкантов, уговорился с хозяином на аренду лошади. Вороная кобыла выглядела вызывающе эффектно. Сердито фыркала, дергала повод и примерялась укусить. Дурным норовом сбивалась с шага и вскидывалась в свечку. Так бы и баловалась, но получив от унгрийца крепкий удар между ушей, присмирела и вошла в чувства. К Большой Лодке Колин подъезжал на вполне объезженной коняге.