Дождь в полынной пустоши. Книга 2
Шрифт:
Не уж-то ворожит? — подумалось унгрийцу, глядя на Лизаса.
Сеон прикрыл бумагу руками, хотя на ней ни строчки.
– Сэкономлю тебе или вам время, — Колин выложил сложенный листок, пододвинул к актуариусу новиков.
– Что это?
– Имя нового канцлера.
– Не смешно.
– Могу и повеселить, - Колин извлек смятую и припачканную бумажную трубку. Подал Сеону. — Читай-читай.
Актуарий свиток не взял, опасаясь подвоха. Есть или нет, но лучше поберечься, когда имеешь дело с унгрийцем.
– Это признания Гиозо аф Бакара в преднамеренном убийстве канцлера Латгарда,
– Мы здесь не причем.
– Я-то верю, - Колин чуть поклонился. — Такой я человек. Верю на слово. Но у канцлера крепкая родня - раз. В получении записей Латгарда кровно заинтересовано половина столицы — два! И все они кормятся на Золотом Подворье — три. Бумагам не позволят кануть в лету — четыре! Но пока все убеждены, с канцлером произошел несчастный случай, столица спокойна. Стоит найтись убийце, - Колин помахал свитком, - захотят найти и пресловутые мемуары. Увязать одно с другим не потребуется великого озарения. Фигуранты записок пожелают их заполучить или, по меньшей мере, удостовериться, порочащие сведения не скопировали и не передали, кому не следует. Официально насядут на бейлифа. Что предпримут не официально, озабоченные рукописным наследием Латгарда, даже не предположу. И, конечно, все зададутся вопросом, а зачем они понадобились новикам, то бишь Серебряным Лилиям? Будь вы обычные разбойники, приписали бы банальную жажду наживы, но вы свитские Серебряного Двора, чья репутация чуть выше бродяг и городских нищих. Заподозрят в намерениях выхлопотать местечко за Круглым Столом рыцарей без страха и упрека, - довольно улыбался Колин своей шутке.
– И искали возможность шантажировать тех, чье бесстрашие вызывает сомнения, а упрекнуть есть за что.
Унгриец подождал, пока новик прочтет свиток.
– Можешь оставить себе.
Сеон посчитал лучше вернуть.
– Как хочешь. Признание есть. Гиозо отказаться от них - нет. Выводы из сказанного просты, — Колин пододвинул четвертинку к новику.
– Не забудь.
Сеон подтянул листок, но не заглянул в него.
– В интересах Лиги отказаться в пользу достойных.
– Мы подумаем.
– Когда-то надо начинать, - одобрил Колин благие намерения.
Подъем этажом выше, засвидетельствовать восхищение несравненной камер-юнгфер.
– Рассказывай! — напустилась на него Лисэль.
Как не полюбоваться домашней фурией. Всегда приятно, когда твои советы принимают к руководству действовать. Правда на игривую кошку камер-юнгфер совсем не походила. В расстегнутом халате, не причесанная, в старых туфлях.
– О чем?
– Колин! — многозначительно сверлили унгрийца глазами. Выкладывай все, а за что влетит, узнаешь позже.
– Хорошо-хорошо. Я буду канцлером.
Даже для камер-юнгфер его амбиции через край!
– Не будешь!
– Так сразу?
– Так сразу. Не будешь!
– Мне не совсем понятно, почему столь категорично?
– Не будешь!
– Так ты за Липта? — не попрекнул, но подтолкнул Колин любовницу
– За него! — ярилась Лисэль. Ей все равно кого изберут. Толстяка камерария или виффера Ллея, Гё или коридорную служанку.
– Почему не я? Надеялся, ты мне поможешь.
– Помогу. Не сделать глупости. Но я хотела бы услышать от тебя другое.
– Ты о Краке?
– Это уже пройдено. Что дальше?
– Не вижу никакой связи.
– А я вижу. Прекрасно! Кем ты себя возомнил? Непобедимым Фергюсом?
– Я унгриец, мне достаточно!
– Ты…. Ты…., - вот тут голос Лисэль предательски дрогнул. Она боялась. Она действительно боялась. Колин увидел на её лице всю гамму чувств. Испуг. Ужас. Страх. Боль. Горечь.
– …вздорный юнец. Не ценящий….
Моих к тебе отношений.
– … собственной жизни…
Не угадал.
– …который думает ему все дозволено..
и сойдет с рук.
– …и сойдет с рук!
Я молодец!
– и несколько самоуверенно. — Хоть что-то научился понимать в женщине.
– Сойдет. Мне — сойдет, - Колин подошел к любовнице поближе, она отступила, но недалеко, всего-то на полшага, оставаясь в зоне досягаемости его объятий. — Позволить себя зарезать какой-то столичной шушере?
– Эта шушера служат инфанту.
– Тем более. Ты еще будешь мной гордиться. А тебе все завидовать. Ах-ах, посмотрите вот та, которая держит под каблуком мясника унгрийца. Как она с ним управляется? Откроешь им по великому секрету, не менее секретный способ. Маслобойка.
– Колин, - Лисэль сдалась лукавым словам и прижалась к унгрийцу, впитать тепло и силу. Успокоиться. — Канцлер это уже слишком. Это вызов. Всем. Его примут. Но никто и не подумает взяться сталь. Я…
Любовник смотрелся на себя в зеркало и строил ужимки.
Беда прямо.
Шрам похорошел и не выглядел уже столь ужасающе как в первое время.
От спокойной жизни рожа округлилась.
Лисэль сознавала и признавала, принимая действительность, она все больше погружается в пучину его тонкой и искусной лжи. И ничего не могла с собой поделать. Пока он с ней, рядом, близко, она чувствует его дыхание, стук сердца. Она счастлива. Безумно счастлива.
– Я хотела бы иметь такого сына….
– Сына? Не мужа?
– Мужа! Смеешься. Пусть мучается другая, - помолчала, ожидая реакции на её признание. Не дождалась. — И канцлером тебе все равно не быть!
– стукнули унгрийца в грудь.
– Почему?
– Канцлер Серебряного Двора, чтобы не выдумывали и не говорили, это человек короля. Прежде всего короля. Быть с королем, значит противостоять инфанту. Тем кто с ним. Но если бы только это. Тебе рассказать, что из себя представляет Моффет?
– Попользуется и выкинет.
– Ты не ровня Латгарду. Прижмет, Моффет скормит тебя своим дружкам из Королевского Совета. Тому же Кинригу. Или Тоузу. Или пошлет в такое место, откуда живым не выбраться. А сбежишь или как он любит говорить, не оправдаешь доверия, вздернет. Запросто и скоро!
– Я барон.
– Плевать ему. Вздернет рядом с городским ворьем.
– Ты упомянула Туоза? К чему? С ним я, каким боком?
– Солер тобой интересуется.
– Первый раз слышу.
– Услышь сейчас!