Дождь в полынной пустоши. Книга 2

Федорцов Игорь Владимирович

– Эхии, - короток всхлип. Кадык дернулся сглотнуть и уперся в неподатливую сталь.

Смена позиции. Втолкнуть клинок в Маджо. Медленно, читая ужас на лице виласа. Наблюдать капельку пота на кончике носа. Она сорвется. Обязательно сорвется…. Так и есть! Язычок острия падао проклюнулся под лопаткой. И тут же обратно, резко, убраться от заваливающегося виласа.

Колину не надышаться черным воздухом. Эйфория. От хорошо выполненной работы. Отличной работы. Последнее время он слишком утонченно интриговал, подгадывал встречи, говорил нужные

и обдуманные слова. Руководствовался необходимостью оказывать влияние и влиять. Заставлять других поступать как ему удобно и к его выгоде. Он не на мгновение не забывал о своей цели и подчинял поступки её скорейшему достижению. Он помнил о ней и сейчас. И заклание десяти агнцев, лишь способ приблизить день, когда скинет бремя долга. Часть его. Но боже милостивый, как он истосковался по простым решениям и скорым действиям. И здорово, сейчас именно им время. Простым и скорым, без кривляния, притворства и глупостей.

Снаружи вслушивались в каждый…. каждый! звук. Пытались выделить из хаоса и сумбура звень мечных колец. С таким же успехом в шуме водопада различишь плеск игривой рыбы. Вроде похоже, но знать наверное? Исси не думал о тех, кто бьется в темноте, о них поздно думать. В слепых стычках мало кто выживает и уж никто не остается целым и невредимым. Поединщик сто раз пожалел об уступчивости инфанту. Не придушил крысеныша еще до поединка на крыше с альбиносом. Ах, как мы все крепки задним умом. Но на кого пенять?

Выживет, - уверен Исси. Тот, кто легко идет на безумные условия, безумен сам. Но безумным унгрийца не назовешь. Скорее наоборот. Продуман каждый поступок, взвешен всякий шаг. И тогда, в Серебряном Дворце и в Краке, и сейчас, в темноте сарая. Поединщик не наивный юнец. Игры со смертью честно не выигрывают, будь ты многоголовый Шаркань или стоглазый Аргус. Так что же там происходит?

На удивление много ответов, настолько, что впору считать безумным себя. Но безумие, в данном случае, лишь грань невозможного, ставшего вдруг возможным!

Не вдруг! Не вдруг!
– задыхался Исси.

Когген зыркнул на поединщика, неподвижным идолищем стоявшим в сгущающихся сумерках.

Баранов режут на шерсть и мясо. Все плохо….
– прислушался к шуму секундант и перевел взгляд на Бово. Вилас, коротал время, строгая деревяшку. Шкурил, стружил, укорачивал, делал насечки, наносил узор и опять стружил и стружил, уничтожая рисунок. Спокойствие Бово и угрюмый Исси подвигли Коггена к коротенькой благодарственной молитве. В тот злосчастный день, он обронил перчатки в шинке.

Монах не донимал Небеса молитвой. ЕМУ надо, обратит лик на дела смертных. Захочет вмешаться — вмешается. Но отчего такое ощущение, что уже вмешался? Варнавит покосился на прикрытое плащом тело Трэлла. Коли действительно так, лихие времена грядут. И не когда-то, а уже завтра.

Сегодня! Сегодня! — пересмотрел срок скорых бед монах.

Тяжелое бухнуло в воротину, кто-то отчаянно и коротко визгнул и замолк. Опять глухой удар.

– Откройте! Откройте!

Голос

настолько изкажен страхом - не узнать, не отнести ни к одному из вошедших внутрь.

Вряд ли это барон, - убежден Когген.

Удар, почти шлепок по сырому мясу. Хруст разъятого сустава и затишье. Внезапное и пугающее.

Все? — глянул секундант на Исси. Поединщик не уверен в окончании схватки.

Колин замер за Мехкадом. Вилас выставил перед собой руку и оружие, и водил из стороны в сторону. Выглядело забавно. В деревнях, на Рождество, так девки гадают суженого, сунув ладони в устье печи. Сколько сажи, столько и богатства.

– Я хочу твоей крови, - одними губами произнес унгриец забавляясь.

Вилас обратился в слух.

– Я хочу твоей крови, - повторил Колин, добавив дыхания.

Оу ое ои, — едва расслышал Мехкад. Страх расшифровал ему послание. Рванулся вперед. Развернулся ударить. Колокольчик выдал его Кайгеру.

– А! — взвыл Мехкад закрываясь культей руки от повторных ударов меча. Мимо! Мимо! Хрык, хрык, хрык!

Эклунд до этого не получивший ни царапинки, пригнулся ниже и сделал несколько крадущихся шагов на звук. Столкнулся с Коссом. Последний оказался ловчее, ударил рукоятью в лицо и вышиб глаз.

– Тварь! — рубанул Эклунд на движение. Пурпуэн Косса разошелся на груди вместе с мышцами, ребрами и легким.

Кайгер остервенело месил податливое тело Мехкада. Эклунд пытался сориентироваться, куда бить повторно. Примеряясь, зачем-то пробовал языком текущую из глаза жидкость.

Унгриец ударом под колено свалил виласа. Поверх уронил второго и состругал обеим головы.

Теперь все. Звякнули кольца падао. С меча стряхнули кровь.

Побоище выглядело для обычного глаза ужасающе. Но разве найдется место обычному в такой день? Нет, конечно! И Колин принялся за работу, надрывая глотку.

– Скажет он, но останетесь глухи. Промолчит, швырнете камень. Отправится прочь, плюнете во след. У вас не хватит духу принять его и пойти за ним! Так для чего он тогда вам? В храмах и мыслях?

Зажигая восковую, пахнущую ладаном, свечу, варнавит вздрогнул и вслушался.

Труд мясника уважаем, если иметь способности или необходимые навыки. Никаких лишних движений. Все выверено и точно. Закончив, Колин осмотрел разбросанные по всем углам куски плоти и блестящие черным, даже при столь ничтожном освещении, лужи крови. Хвалиться нечем, но за похвалу ли труд?

Грохнул внутренний засов. Створина с опережающим скрипом открылась и выпустила победителя.

– В Унгрии младенцев, Небеса целует в макушку, - объявил Колин собственную победу. — В знак особого покровительства. — Подойдя ближе, швырнул Исси под ноги несколько кусков железняка. — Сами бы они не догадались. Я оскорблен иметь дело с бесчестными людьми. Надеюсь не станете прятаться за инфанта? Впрочем, если он вас просто отругает и спрячет в гинекей*, довольствуюсь и этим.

Колин наговорил достаточно, добиться своего. И добился.