Дрёма
Шрифт:
Дрёма разделся, положил на брюки тетради и с разбега бросился в море. Вода приятно холодила. Он отплыл от берега, поднырнул и проплыл под водой несколько метров. Неподвижное песчаное дно опускалось полого вниз и совсем пропадало, тонуло в золотисто-зелёной глубине. Было немного жутковато, от сочетания пустынности и колыхающихся на песке теней. Редкие стайки рыбок напоминали Дрёме неземные бесплотные существа, сверкающей чешуёй и слаженностью движений. Может ангелы, случайно залетевшие в солнечный лес? Тонкие лучи были похожи на прозрачные стволы деревьев с кронами где-то над поверхностью. Стайки распадались и потом снова, быстро, неуловимым
Дрёма вынырнул, глубоко вдохнул и поплыл широкими саженками от берега. Снова нырнул. Сказочная идиллия не повторилась. Лучи напоминали теперь вырванные и лишённые корней солнечные деревья. Они беспомощно зависли над бездонной пропастью, прежние краски сгустились, и в них не было прежней прозрачности и света. Полная неопределённость и предчувствие хаоса.
Одно море и разные глубины. И жизнь, пытающаяся нырнуть, но так, чтобы суметь вынырнуть. Что она такое – жизнь? Вдох и погружение или возвращение и выдох?
Дрёмины мысли были настолько захвачены отцовскими записями, что и теперь он про себя повторял их, тем более что они были так созвучны с мальчишескими ощущениями. Может и отец, вот так же лежал когда-то на поверхности волн, опустив голову в воду, и пытался связать собственную жизнь, и те глубины, что были под ним, и, то бесконечно высокое небо, что вырастало из его спины наподобие крыльев, раскрывающихся так же широко и бесконечно.
И где теперь мысли отца, а где его собственные? Отец писал, что он решил вернуть себе детство. Не физическую беспомощность, но духовное – открытое, незлобивое, неагрессивное восприятие мира. Он шёл ко мне, а я рос навстречу к нему. В какой-то миг мы встретились, как встречаются двое прохожих, взглянули, оценили и разминулись; но мыслями. Мироощущением. Духом…
Стоп! Кто сейчас говорит во мне. Дрёма прислушался. В ушах знакомо шумело море. Похоже на шум в ракушке, только многократно усиленный.
Дрёма сгруппировался и принял вертикальное положение. Над головой, совсем низко пролетела чайка и с любопытством посмотрела на купальщика. Он проводил птицу взглядом и решил возвращаться.
Налетевший ветер поднял лёгкую нервную зыбь на воде. Берег медленно приближался…
Чужой берег. Незнакомый!
Дрёма покрутил головой, сердце учащённо забилось – он не узнавал место. Ни пляжа с железнодорожным мостом, ни ржавого забора, ни прежних нагромождений железобетонных конструкций и бун – всё словно исчезло под водой. Ничто не напоминало ему тот пляж, на который он вынырнул из тесной улочки. Дрёма даже перестал грести руками и ногами. Вместо насыпи – дикие камни и кипарисы, дальше начинался пологий пригорок, покрытый густыми зарослями, словно эти заросли поглотили всё, что было построено и нагорожено человеком. Город с его привычными ломаными очертаниями – исчез! Исчезли не только частные дома. Начисто пропали пятиэтажки и, что совсем невероятно, – высотки. Те самые высотки, ещё недавно вознесённые под облака, и покрытые свежей краской. Их тоже не было.
Дрёма хлебнул морскую воду и закашлялся, происшедшие перемены на берегу настолько поразили его, что он едва не утонул. И лишь
Подросток быстро выбежал на пляж и затравленно начал оглядываться вокруг. Заметался. Быстро, часто спотыкаясь и задыхаясь, пробежал в одну сторону, потом в другую.
Остановился. Широко раскрытыми глазами оглядел кипарисы и древние дубы. Так смотрят на то, что поразило разум и во что тот отказывался верить, хотя глаза убеждали – придётся смириться. Здравый смысл протестовал: я вижу, я ощущаю, я пытаюсь осознать, но мой разум отказывается верить чувствам.
Нескладное тело, лихорадочно затрясло и Дрёма скорчился на камнях, будто его скрутило болью в животе.
– Где я!? Что со мной?
Слёзы брызнули из глаз.
– Что это? Что со мной? Где я? Папа. Мама. – Бессвязно всхлипывал мальчик, иногда прислушиваясь к чайкам. Тогда он приподнимался и в надежде оглядывался. Убеждался в неизменности пейзажа и морских волн, припадал к камню и продолжал всхлипывать, дёргаясь всем телом.
Вскоре истерика утихла, исчерпав невидимые резервы организма. Дрёма сидел неподвижно, и не моргая. Солнце было в зените. Первыми это ощутили плечи мальчика. Они нетерпеливо заёрзали под кожей, ладони пытались спасти их и только усилили неприятные ощущения.
Дрёма вскочил и бросился к воде. Уже вбежав по щиколотку, он словно сумасшедший споткнулся об воду. Упал, хватаясь за воздух руками и шлёпая ими по волнам. Тут же поднялся в полный рост и выскочил на берег. Не выбирая дороги, смешно приседая, когда острые камни впивались в стопу он, тем не менее, бежал скоро, не останавливаясь, и вскоре застыл над небрежно брошенными кем-то вещами.
Это были его вещи. Сверху, как он и оставил, лежали тетради.
– Что же происходит? Вот же вещи! Мои вещи! А где люди?.. Пляж?.. Железная дорога где?.. Куда пропал целый город!..
На глазах снова навернулись слёзы. Они застлали незнакомую местность, и хоть на минуту примирили его с ней.
– Что теперь делать? Скажите мне, что дела-ать!..
Обратился он к молчаливым облакам над головой. Мысли путались, Дрёма начал машинально одеваться, путаясь в вещах и в предназначении рукавов, штанин и воротника.
Когда ему оставалось поправить на животе рубашку, он услышал необычный побрякивающий звук. Дрёма замер и прислушался, звук повторился.
– Эге-гей! Кто-нибудь!
Схватив тетради, Дрёма бросился на звук.
По высокой высохшей траве шла девочка, примерно одного с ним возраста. Она обернулась на крик и остановилась.
Дрёма бежал как оголтелый, почему-то вприпрыжку, размахивая одной рукой над головой, беспрестанно выкрикивая:
– Девочка! Девочка!
Девочка понаблюдала и, не выдержав, фыркнула подлетевшему «кавалеристу».
– Ну, девочка. И что дальше?
– Дево…
Дрёма осёкся.
– Чего бегаешь-то? Людей пугаешь? Так разве можно себя вести?
Не дождавшись ответа, девочка снова спросила:
– Ты чего молчишь, словно воды в рот набрал?
– Я… А ты чего!
– Чего, «чего»? – Не поняла девочка.
Дрёма вытянул руки и красноречиво указал на многочисленные гипертрофированного размера странные украшения, которыми девочка была обвешана с ног до головы. Он всякого повидал, но такое!