Дрёма
Шрифт:
Незнакомка, в свою очередь, с не меньшим интересом рассматривала Дрёму, прищурив от солнца большие глаза.
– Странная ты какая-то. Откуда?
– Это ты странный. Носишься тут, орёшь, как сумасшедший. И к тому же, – девочка резко вскинула руки над головой и жестом, выражающим полное несогласие с внешним видом чужака, закончила фразу, – ни единого Я! Ну даже самого обыкновенного Ярода и того нет! Ты кто? Откуда? С таким же успехом я могла встретить бегающее дерево.
Дрёма выслушивал девчоночьи глупости с удивительной стойкостью –
А тут обыкновенная девчонка у них в классе есть похожая – Люська Ветрова. Точно! И платье? Ну и пускай несколько старомодное, эти девчонки готовы моду менять чуть ли не каждый месяц. Но зачем она обвешалась уродливыми украшениями? Не то, что бы некрасиво – неудобно. Тяжело, в конце концов, таскать на себе такую тяжесть! И какому ювелиру пришло в голову такое. Например, шею девочки «украшало» выпуклое кольцо толщиной не менее двух пальцев, к кольцу умело была припаяна длинная цепь, свисающая почти до земли и оканчивающаяся массивным шаром с кулак взрослого мужчины. Шею, кроме того, обременяла цепь до пояса, на которой висел брелок в виде двух скрещивающихся латинских букв «V». Они накладывались так, что отдалённо напоминали другую латинскую букву «Х». Пальцы. Кисти и локти «металлистки» так же были усеяны ещё десятком колечек, цепочек и брелоков.
Девочка смутилась под таким пристальным разглядыванием, и она грубо спросила:
– Ты чего уставился?
И когда ей не ответили, повторила:
– Я тебе говорю, оглох что ли?
Тон девочки возымел своё действие: Дрёма отвлёкся от созерцания и смутился:
– А? Чего… Ну, да – кричал.
– Ты что перегрелся на солнце – ведёшь себя как полоумный.
– Понимаешь… я потерялся. Совсем потерялся. А тут ещё ты…
Дрёма отвернулся, ему не хотелось, чтобы эта девчонка видела, его слёзы.
На незнакомку слёзы этого странного паренька произвели обратное действие. Ей стало жалко его и, при всей несуразности его внешнего вида, он располагал к себе.
– Не расстраивайся так сильно, что-нибудь придумаем, – и неожиданно для себя самой она подошла к нему и погладила по плечу.
Дрёма сразу успокоился. Вытер глаза и улыбнулся:
– Да. Меня зовут… зови меня Дрёмой. Дрёма.
– Дрёма? Странное имя, – улыбнулась в ответ девочка, – а меня Надя.
– Тоже странное имя.
И они рассмеялись вместе.
– Слушай Надя, а что это на тебе такое?
– Это? Я.
– Нет, я знаю, что ты – это ты. Я спрашиваю об этих кольцах, цепях и… кандалах.
– Сам ты «кандалах». Я же тебе объясняю – это мои Я.
– Я? – он перестал улыбаться, – как Я?!
Видимо его взгляд был настолько выразительным, а вид ошарашенным, что заставило Надю стать серьёзной.
– Ты очень странный, – она строго посмотрела на Дрёму. – Значит, говоришь, потерялся. Так, так. А как потерялся? Расскажи.
– Да я и сам толком не пойму.
И Дрёма вкратце поведал Наде всю свою историю, начиная от дороги
– Тут город? Какие-то буны? Мост!!!
И оглядывалась вокруг, будто пыталась представить себе здесь и «город» и «буны». Пожимала плечами и продолжала слушать.
– Да, Дрёма, в такое трудно поверить. Признаюсь, – Надя сжала губы, – верится с трудом. Я пытаюсь. Получается не очень. Одно убеждает – твой вид, то, что ты не носишь Я. Совсем не носишь – точно нездешний. Более чем странно.
Дрёма располагал к себе. Он не рисовался как многие её сверстники и одноклассники. Вёл себя просто. Ну и пусть у него нет Я – обретёт. И тут Надю озарило:
– По-моему я знаю кто ты?
– Кто же?
– Ты чужой.
– Чужой? Это как? – Дрёма опешил от такого вывода. – И что теперь?
Мальчик насторожился, в слове «чужой» слышалось некоторое отторжение.
– Не совсем чужой. Мы изучали по географии, о тех, что живут за рубежом. Там у них тоже есть Я. Только форма несколько иная. Смешно, представляешь, Ярод у них бывает, и квадратным, и словно морской ёж – колючим. Неудобно ведь. Круглый куда удобней… Правда? – Надя махнула рукой, – нашла, у кого спрашивать, – и тут же продолжила, – а цепочки овальные и даже закрученные. Хм. Чудаки, да?
Надя замолчала. Молчал и Дрёма слушая её со всё большим недоразумением в глазах – она совсем не шутила.
– Так, где же я? И чужой?
– Не расстраивайся так. Мне папа рассказывал. Есть такие чужие, которые, вроде, как и не чужие совсем. Ну, ты понимаешь!
– Не совсем.
– Тяжело с тобой, – Надя отчаянно всплеснула руками, – папа их ещё чудаками назвал. Мол, имеются такие, кто Я не носит. Хотя я не понимаю: разве так можно жить, без Я?
– Чудаки? Знаешь, моего папу иногда называли чудаком. Редко, правда. Чаще крутили пальцем у виска… Папы больше нет.
– Ну, ну не расстраивайся так.
Надя посмотрела на опущенную голову, и ей захотелось помочь Дрёме:
– У нас чужих принимают. Получишь Ячу и всё. Дел-то. Мне слово чужой, если честно, тоже не нравится. Но людям так проще: кто не похож на них, значит чужой. Ему положено носить чужой. И тогда всё становится понятней. Понял?
– Чужой, так чужой – ничего не поделаешь, – вяло улыбнулся Дрёма. – Хотя по мне так лучше чудак.
Надя обрадовано хлопнула в ладоши. Она была довольна собой, что нашла формулу примирения Дрёмы с местными.
– А чудакам, папа говорит, трудно в жизни. Чужой, глядишь, и своим стать может. А что?
Дрёма слушал Надю и потихоньку примирялся с новой реальностью. Люди везде похожи. То, что приключилось с ним, хоть и необыкновенно, но «раз произошло – примирись, душе спокойнее и разум ясен». Будем обживаться.