Другая женщина

Винченци Пенни

– Я и Джулии ничего об этом не рассказывал, - смущенно ответил Джош.
– Сейчас я, конечно, понимаю, что должен был ей все рассказать. Но тогда мне все казалось таким нелепым и нереальным, что не хотелось вмешивать в это Джулию. Она наверняка бы устроила жуткий скандал и еще больше невзлюбила бы Крессиду. Я решил на все закрыть глаза и верить Крессиде. Мне так было гораздо легче. Теперь я совершенно не знаю, что мне делать.

– Понимаю, - медленно сказал Тео, которому все услышанное казалось дурным сном, и его единственным желанием было наконец проснуться, чтобы все встало на свои места.

– Джош, я знаю Крессиду с пеленок, - сказал он.
– Она всегда

была мне как дочь. Любимая дочь. Я не могу поверить, что она может кого-либо обмануть. Правда, бывает ложь во спасение. Может, она щадила ваши чувства… - Голос Тео осекся. Он вспомнил, что Крессида сумела не только убедить его платить за ее уроки, но и взяла с него слово никому не рассказывать об этом. Потрясающее умение втягивать других в свои дела! Внезапно Тео почувствовал, что в его душу закрался червь сомнения.

Глава 11

Тилли. Два часа дня

Итак, она летит. Проболтав всю дорогу с водителем такси, Тилли подъехала к аэропорту имени Шарля де Голля. Растолкав пассажиров, подбежала к стойке регистрации, весело помахала паспортом перед носом пограничника, влетела в самолет и остановилась на пороге салона, переводя дыхание. Отдышавшись, она неторопливо направилась в салон первого класса, ловя на себе многочисленные взгляды, среди которых были и враждебные, но по большей части восхищенные, усталых бизнесменов и веселых туристов, нашла свое место рядом с чудаковатым старичком с рыбьими глазами, весело подмигнув ему, уселась, порылась в сумке и достала пачку сигарет. Сунув одну в рот, она попыталась прикурить, но тотчас заметила укоризненный взгляд стюарда, протягивающего ей взамен пачку жевательной резинки - какая польза от этой гадости!
– и, повернувшись к иллюминатору, стала наблюдать, как Париж медленно исчезает в туманной мгле.

– Шампанского, мадам?
– услышала она любезный до приторности голос стюарда.

– А вы как думаете?
– в свою очередь, с веселой улыбкой спросила Тилли, взяв с подноса бокал с шампанским. Она никогда не понимала тех пассажиров международных рейсов, которые весь полет пьют только минеральную воду и жуют листья петрушки или сельдерея. Лично она наслаждалась всеми благами, которые предлагались ей как пассажирке первого класса.

– Какой чудесный день!
– сказала она своему соседу.

– Пожалуй, - пробурчал он, уткнувшись в газету. Залпом осушив бокал с шампанским, Тилли подозвала стюарда:

– Можно еще один бокал? На этот раз с апельсиновым соком.

Она еще не разделалась со вторым бокалом шампанского и с порцией копченой семги, как объявили посадку. Под крылом самолета поплыли аккуратные зеленые квадратики английских полей. Господи, как хорошо возвращаться домой! Ведь прошло-то всего десять дней, а ей кажется, что целая вечность. Она любила путешествовать и могла летать самолетом хоть сорок восемь часов в сутки, но ностальгия часто мешала ей. Тилли была известна своей тоской по родине, и все смеялись над ней, когда, отдыхая на Барбадосе, она в самый разгар зимы рвалась в Англию. Что она будет делать, когда подпишет долгосрочный контракт с фирмой «Розенталь»? О Господи…

Кто встретит ее? Руфус сказал, что, возможно, приедет сам. Она ответила ему, что, если ее никто не встретит, возьмет такси. Не провались она трижды - Господи, неужели можно провалить экзамен три раза!
– то смогла бы поехать на своем собственном «Феррари». «Машина похожа на тебя, - сказал ей как-то Манго.
– Такая же длинная, изящная и черная, как ты». Чудесный парень этот Манго. Чего

стоят только одни его зовущие взгляды, не говоря уже об улыбке и легком характере. Вот кто бы по-настоящему подошел ей. Мир Манго - это мир людей, среди которых она работала и жила: веселых, легких на подъем, готовых в любую минуту сорваться с места и лететь в другую страну, на другой континент, но всегда дружелюбных, желающих прийти на помощь. Как отличается от него мир Руфуса, такой упорядоченный и размеренный, с его хорошими частными школами, обязательной деловой карьерой - мир настоящего англичанина среднего класса. Если бы она так не любила Руфуса, то непременно завела бы роман с Манго или с его великолепным, похожим на неуклюжего медведя отцом. Но она любит Руфуса, любит всем сердцем, и ей все в нем нравится. Он полностью завладел ею.

Тилли прежде никогда не любила. Она испытывала страсть, знала секс и умела получать от него удовольствие, но все это не было любовью. Любовь подкралась к ней незаметно в виде нежной улыбки, пары карих глаз, тепло глядящих на нее из-под копны светлых волос, вкрадчивого голоса, который наполнял ее сердце радостью. Любовь разговаривала с ней вежливо, открывала перед ней двери, отодвигала для нее стул, спрашивала, как она себя чувствует, часами ждала за дверью студии, где она работала. Любовь сидела в первом ряду на показах мод, нежно ей улыбаясь и не скрывая восхищения; не говоря ни слова упрека, аннулировала заказы на столик в ресторане или билеты в театр, так как на следующее утро ей надо было вставать в пять, а то и в четыре. Любовь читала ей стихи и водила на сентиментальные фильмы, слушала вместе с ней органную музыку, любовалась живописью Версаля, учила ласкать так, как никто на свете, и, наконец, неделю назад эта самая любовь, лежа рядом с ней, попросила ее руки.

– Замуж?!
– удивилась Тилли.
– Замуж за тебя?

– Да, - прошептал он, и в его глазах возник страх.
– Да, Тилли, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я люблю тебя. Я бесконечно люблю тебя, Тилли.

– И я люблю тебя, но женщины, подобные мне, не должны выходить замуж за таких людей, как ты. Да и вообще, зачем нам жениться? Разве нам не хорошо и так? По-моему, мы чувствуем себя прекрасно и не будучи женатыми.

– Я хочу, чтобы ты была навсегда моей, Тилли, - ответил он.
– Я хочу прожить с тобой всю жизнь, хочу состариться вместе с тобой, хочу иметь от тебя детей.

– Ну нет!
– воскликнула она, садясь и закуривая сигарету.
– Все, что угодно, только не дети! Мне очень жаль, Руфус, но никаких детей. Даже слышать об этом не хочу.

– Я не говорю, что сейчас, - ответил он, неправильно истолковав ее слова, - а тогда, когда ты перестанешь работать и твоя фигура не будет так много для тебя значить.

– Черт с ней, с фигурой!
– сказала она.
– Моя фигура здесь совершенно ни при чем. Я просто вообще не хочу иметь детей. Мне не хочется рожать. Я просто не вынесу этого.

– Но почему?

– Роды пугают меня. Вся эта боль, опасность…

– Тилли, дорогая, какая опасность? Это при современном-то уровне медицины?

– Как бы не так, - ответила Тилли, чувствуя, как на глаза у нее навертываются слезы.
– Скажи об этом моей маме, Руфус Хедлай Дрейтон. Попробуй рассказать ей эти сказки. Я… вот дерьмо… неужели мы не можем оставить эту тему? Я сказала, никаких детей и точка.

И он стал успокаивать ее, говоря, что, конечно, никаких детей, если она так этого боится, но все же он не может понять почему. И она уклончиво ответила, что насмотрелась на эти ужасы в кинофильмах и что само слово «роды» пугает ее.