Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская)

Гамсун Кнут

Трагична не только исполняемая трагедія, изображенные въ ней герои и ихъ жизнь, — нтъ, но трагична игра сама по себ, въ ней слышится подкрадывающееся безуміе. Смотря на Гамлета, ясно чувствуешь дв трагедіи — трагедію Гамлета и трагедію Кина, при чемъ трагедія актера не мене захватывающа, чмъ все же нсколько шумливый и иногда тяжеловсный трагизмъ шекспировской пьесы. Искусство Кина родилось вмст съ нимъ, оно же и сведетъ его въ могилу. Къ сожалнію, въ Америк мало такихъ художниковъ, какъ Кинъ, но въ ней много актеровъ. Лучшими изъ нихъ являются странствующіе ирландцы. Эти даровитые, быстрые, способные къ обученію, вороватые ирландцы сдлались лучшими актерами страны. Въ каждомъ фарс ирландецъ совершенно неизбженъ; создался даже особый типъ ролей, такъ-называемый «ирландскій». Въ драмахъ, передланныхъ изъ криминальныхъ романовъ, ирландцы всегда берутъ роли ловкихъ слугъ, изобртающихъ всевозможныя выдумки и умющихъ распутать самую сложную интригу. Въ военныхъ патріотическихъ пьесахъ они играютъ роли шпіоновъ, проникаютъ въ тайны южныхъ штатовъ. Въ самый критическій моментъ драмы ирландецъ

является ангеломъ-хранителемъ. Въ пьесахъ романическаго содержанія онъ всегда богатъ и служитъ провидніемъ для двухъ любящихъ сердецъ. Успхъ пьесы зависитъ отъ хорошаго ирландца. Ирландецъ говоритъ на полу-англійскомъ, полу-ирландскомъ язык, часто совершенно непонятномъ для зрителей. Ирландецъ долженъ быть гладко выбритъ, съ рыжими волосами и долженъ умть танцовать гигъ. Въ американской пьес ирландецъ вноситъ комическій элементъ, перебиваетъ вялое и безконечное любовное объясненіе, тянущееся уже боле пятнадцати минутъ. Его роль въ высшей степени благородная, и его появленіе всегда привтствуютъ шумными аплодисментами. За очень немногими исключеніями въ американскихъ театрахъ удивительно примитивные пріемы искусства, въ нихъ очень много балаганщины. Во всей стран ставятся приблизительно одн и т же пьесы. Я видлъ въ Ньй-Йоркскомъ театр пьесы, исполнявшіяся потомъ на сцен второстепеннаго театра въ Чикаго, и наоборотъ, Бостонскій театръ (Grand) ставилъ пьесы, шедшія во второстепенныхъ театрахъ Чикаго. Въ одномъ изъ лучшихъ театровъ Чикаго идутъ те же представленія, которыхъ нельзя было бы предложить въ нашихъ самыхъ захолустныхъ провинціальныхъ городкахъ. Но это не вина актеровъ, а самой пьесы; среди актеровъ часто встрчаются недюжинные таланты, но они не имютъ случая проявить себя. Они часто въ продолженіе всей своей артистической карьеры исполняютъ одну и ту же роль — какого-нибудь ирландца или негра.

Настоящая американская пьеса не представляетъ собой цльной вещи, она вся состоитъ изъ отдльныхъ сценъ, какъ бы маленькихъ пьесъ, не имющихъ никакой связи между собой и никакого отношенія ни къ предыдущему ни къ послдующему.

Они не заботятся о цльности впечатлній, это могло бы быть, если бы локомотивъ проносился по сцен посл послдней реплики. Они хотятъ, чтобы зритель приходилъ въ восторгъ, плакалъ или смялся при каждой ситуаціи. Ирландецъ долженъ выказать себя не во всей пьесы, а въ отдльныхъ счастливо сложившихся обстоятельствахъ и въ забавныхъ діалогахъ. На американской сцен почти никогда не увидишь какого-нибудь драматическаго произведенія съ началомъ и концомъ, поэтому они и берутъ самыя невроятныя темы для своихъ пьесъ. Не говоря уже о «Хижин дяди Тома», «Оливер Твист», «Битв при Атлант», которые служатъ темами для ихъ пьесъ, они заимствуютъ ихъ даже изъ жизни чикагскихъ анархистовъ.

Положительно нельзя себ представить, откуда только американцы не берутъ темъ для своихъ пьесъ. Я думаю, они способны взять ихъ изъ Адресъ-Календаря, передлать въ драму таблицу умноженія, двухъ цыплятъ, Суэцкій каналъ и т. п.

Обстановочный фарсъ является типичнымъ американскимъ произведеніемъ. Посл хорошаго ирландца главное вниманіе обращается на вншніе эффекты, обусловливаемые сумасшедшей пушечной стрльбой и рзней, а затмъ на обстановку. Объ обстановк обыкновенно печатаютъ въ театральныхъ афишахъ самымъ жирнымъ шрифтомъ. «Реальная постановка» — читаемъ мы. Американцы стараются особенно подчеркнуть и обратить вниманіе публики на новые костюмы актеровъ и на громадную цнность украшеній примадонны. Они объявляютъ, что пьеса еще никогда не шла въ этомъ город съ такой хорошей обстановкой, и приглашаютъ публику посмотрть на этотъ chef d'oeuvre.

Такъ какъ въ Америк всего больше была развита техника, то слдовало бы ожидать, что декоративныя подробности, которымъ они придаютъ такое большое значеніе, выполнены съ изумительнымъ искусствомъ. Между тмъ это далеко не такъ. У американцевъ не хватаетъ художественнаго вкуса для того, чтобы гармонично слить вншніе эффекты съ содержаніемъ пьесы; не хватаетъ художественнаго чутья, чтобы соединитъ отдльныя декоративныя части въ гармоническое цлое. Я видлъ на самой лучшей сцен Нью-Йорка одну обстановочную пьесу, которая считалась торжествомъ декоративнаго искусства. На сцен были представлены горы, хуже которыхъ я не видалъ въ Норвегіи; вся обстановка была сдлана изъ грубаго картона. Лсъ, птицы, животныя, даже слонъ, всившій не боле часового ключа, — все было картонное. И надъ этимъ картоннымъ ландшафтомъ свтило вечернее солнце, настоящее чудо американской техники. Оно производило впечатлніе настоящаго американскаго солнца, такъ что зритель забывалъ, гд онъ находится. Оно съ поразительной врностью передавало вс различные переливы заходящаго солнца. Сначала яркій свтъ разливался во вс стороны и освщалъ окрестности; постепенно онъ начиналъ ускользать, ослпительный блескъ замнялся блднымъ золотомъ; солнце скользило все дальше и дальше, лучи становились холодными, кроваво-красными и, наконецъ, потухали за горными вершинами; небо заволакивалось зеленоватой дымкой. Солнце опускалось все ниже и ниже къ горизонту… И это дивное солнце освщало картонный ландшафтъ съ картонными горами и рками, дрожавшими и трепетавшими отъ малйшаго дуновенія. Это было не художественное сочетаніе.

Среди этого жизненнаго ландшафта единственнымъ живымъ существомъ (кром солнца) былъ человкъ, который долженъ былъ пробраться къ своей возлюбленной, живущей за горами, расположенными на заднемъ план сцены. Человкъ этотъ отправился въ путь. Обыкновенно, если человкъ владетъ своими пятью чувствами и хочетъ пройти за горы къ опредленному мсту, то онъ старается по мр возможности итти по одному направленію. Но упомянутый актеръ

поступалъ совершенно иначе. Онъ метался по лсу, для того, чтобы убдить публику, что онъ дйствительно шелъ, проходилъ мимо картонныхъ птицъ, которыя не двигались съ мста при его приближеніи, мимо скалы, дрожавшей до основанія отъ его шаговъ, переправлялся черезъ ручей, мимо ключа, не замочивъ ногъ, возвращался назадъ, носился, какъ бшеный, туда и сюда и, наконецъ, исчезъ за одной изъ кулисъ. Солнце закатилось подъ звуки затихающей музыки, и наступила ночь. Прошло восемь минутъ. Въ слдующемъ явленіи онъ снова появляется и въ монолог длиною въ полмили повствуетъ себ и публик о длинномъ только-что пройденномъ имъ пути за горы; хотя каждый изъ публики готовъ поклясться, что онъ не достигъ горъ, несмотря на свое длинное путешествіе.

Американцы совершенно незнакомы съ устройствомъ подвижныхъ кулисъ, которыя позволяютъ актеру, желающему пройти «за горы», итти по одному направленію, хотя бы цлыхъ тридцать минутъ, не бросаясь на задній планъ и не забгая за кулисы.

Въ американскихъ театрахъ часто даются такъ-называемыя «французскія пьесы», хотя само собою разумется, что эти пьесы никогда не шли во Франціи. Америка почерпнула изъ газетныхъ извстій, что французское драматическое искусство только немногимъ ниже искусства Дакоты, вслдствіе чего они и начали ставитъ французскія пьесы.

Вс эти пьесы отличаются обстановочнымъ скоморошествомъ. Одна и та же декорація по мр надобности изображаетъ и колоніи тулонскихъ каторжниковъ и квартиру марсельскаго гражданина.

И въ этихъ боле американскихъ чмъ французскихъ пьесахъ задняя декорація одна и та же, какъ для турецкаго гарема, такъ и для американской харчевни.

Американцы не считаютъ абсолютной необходимостью, чтобы декорація непремнно соотвтствовала пьес. Если въ распоряженіи труппы есть какіе-нибудь красивые обстановочные предметы, то они выставляютъ ихъ на сцену, не справляясь съ тмъ, представляетъ ли пьеса какое-нибудь приключеніе въ преріяхъ или городскую драму. Когда поближе познакомишься съ американскимъ драматическимъ искусствомъ, то не чувствуешь къ нему большого уваженія. Въ немъ совсмъ нтъ обработки, нтъ школы. Если бы американцы познакомились съ искусствомъ, созданнымъ Людовикомъ Баварскимъ, если бы они имли хотя бы легкое понятіе о волшебной красот движущихся декорацій, они, можетъ-быть, стали бы печатать боле мелкимъ шрифтомъ объявленія о своемъ необыкновенно роскошнымъ картонномъ лс… Но они не знаютъ этого и не хотятъ знать. Ихъ самодовольство до крайности послдовательно.

Въ нашихъ газетахъ иногда попадаются извстія, что такого-то числа въ нью-іоркскомъ театр шли «Призраки» Ибсена, или что такого-то числа на одной изъ сценъ западныхъ городовъ играли Сарду. Но это не совсмъ врно, въ чемъ мн пришлось убдиться частью лично, частью изъ другихъ источниковъ. «Призраки» въ Нью-Йорк никогда не шли, и Сарду ни въ одномъ американскомъ город не играли [19] . Изъ «Призраковъ» американцы выбрали только самыя приличныя, незначительныя сцены, просявъ самую сущность, и представили драму въ совершенно неузнаваемомъ вид. Поэтому сообщеніе о томъ, что «Призраки» Ибсена ставились на американской сцен, не вполн справедливо.

19

Кром тхъ пьесъ, которыя ставила Сара Бернаръ во время своего турнэ.

Доказательствомъ того, до какого грубаго непониманія искусства они дошли въ передлк этой пьесы, служитъ, напримръ, то, что въ изуродованной заключительной сцен они передъ опусканіемъ занавса заставляютъ г-жу Альвингъ продекламировать нсколько стиховъ «для увеселнія публики».

Что касается Сарду, то мн пришлось нсколько разъ читать его имя на афишахъ, но мы очень ошибемся, если повримъ, что дйствительно играли Сарду. Его постигла та же участь, что и Ибсена. Его драмы «просяли», раздробили на безчисленныя отдльныя сценки, ввели въ нихъ роль ирландца со стишками и танцами. Ни въ одномъ американскомъ театр не представляли Сарду на англійскомъ язык съ американскими актерами, предварительно не исковеркавъ его. Если бы исторія могла доказать, что на американскихъ сценахъ играютъ даже Ибсена, даже Сарду и Дюма, это сразу доказало бы, что американскіе театры работаютъ въ дух современности. Пошлина на иностранныя драматическія произведенія являлась бы въ такомъ случа только экономическимъ вопросомъ. Но въ этой пошлин главнымъ образомъ играетъ роль не экономическая сторона дла, а все та же американская самоувренность. Въ дйствительности они крайне враждебно относятся къ современному драматическому искусству. Что, напримръ, они говорятъ, когда прізжаетъ Сара Бернаръ? Они всюду кричатъ о невроятно высокой цн билетовъ, возмущаются незнаніемъ Сары Бернаръ англійскаго языка, наконецъ, называютъ ее полупомшанной женщиной и находятъ, что порядочнымъ людямъ нечему у нея учиться. Они идутъ еще дальше.

Пресса предостерегаетъ матерей отъ этой «сумасшедшей», которая по ночамъ спитъ со змей на груди, никогда не разстается съ ней и ежеминутно можетъ выпустить ее.

Пресса идетъ еще дальше. Изъ чувства патріотизма она не совтуетъ бросать такихъ сумасшедшихъ денегъ, чтобы посмотрть какую-то иностранку, а лучше приберечь ихъ и посмотрть пьесу съ настоящимъ національнымъ картоннымъ лсомъ.

Но это еще далеко не все. Пресса увщеваетъ всхъ порядочныхъ людей остерегаться этой женщины, у которой есть незаконный ребенокъ, и не принимать ее въ домъ, какъ публичную женщину. Желающіе проврить мои слова могутъ обратиться въ Миннеаполисъ, городъ величиной съ Копенгагенъ, гд въ самыхъ распространенныхъ городскихъ газетахъ въ іюн 1886 г. было помщено это предостереженіе о Сар Берваръ.