Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская)
Шрифт:
Такъ какъ, по мннію Эмерсона, Платонъ принялъ то и другое, то Платонъ есть философія. Эмерсонъ хочетъ имть Бога. Для него это самое значительное слово, и если бы онъ былъ скандинавомъ, то писалъ бы слово Богъ съ удвоенной гласной. Богъ и душа — это сумма его философіи. Существованіе міра обусловливается существованіемъ Бога. Это чистая истина, заключающаяся во всхъ его трактатахъ, является результатомъ его философскихъ изысканій.
Въ своихъ стремленіяхъ доказать непосредственную связь души съ Богомъ, Эмерсонъ еще разъ разбиваетъ свое ученіе объ относительной оригинальности. Всякій разъ, когда онъ углубляется въ мысли о Божеств, его пересиливаютъ его азіатскія сумасбродства, заставляя отвертываться отъ ране созданныхъ имъ теорій.
„Чистая (inviolate) душа находится въ непрестанной телеграфной связи съ задачею вещей“, говоритъ онъ. Онъ дальше такъ поясняетъ свою мысль:
„Центральный фактъ заключается въ томъ, что сверхмыслительный
Какую же пользу въ такомъ случа приносятъ вс „тысячи сотрудниковъ“? Если чистая душа находится въ смущеніи передъ какимъ-нибудь понятіемъ, или не можетъ найти отвта на вопросъ, то ей не зачмъ раскрывать сочиненія Платона. Отвтъ „фактически“ получится нами изъ первыхъ рукъ, говоритъ Эмерсонъ, непосредственно изъ невдомаго, источника, какъ телеграмма.
Мы уже чувствуемъ, что обливаемся потомъ, читая объ этомъ первоисточник, который нахлынетъ на насъ. Эмерсонъ будто и самъ боится, что телеграмма не дойдетъ, и поэтому находящійся въ немъ унитарій прибавляетъ: „Поистин, у насъ нтъ такого вопроса, который остался бы безъ отвта“. Поистин, это нсколько странное заявленіе въ устахъ мыслителя! Онъ стоитъ передъ самыми глубокими загадками, ничего не доискивается, чувствуетъ полный покой и поетъ съ псалмопвцами. Безсмертіе души Эмерсонъ доказываетъ слдующей фразой: „Если мой корабль тонетъ, то онъ тонетъ лишь въ другое море“. Затмъ онъ цитируетъ нсколько строчекъ изъ „взглядовъ Фокса на вчность“. „И былъ океанъ мрака и смерти, но безконечный океанъ свта и любви затопилъ океанъ мрака и смерти“, потому что душа безсмертна. Благодаря такой нравственно-философской работ, Эмерсонъ сталъ мыслителемъ. Его ученіе заключается въ слдующемъ: душа въ тл и Богъ на горизонт. У философовъ онъ ищетъ мудрости, которую поясняетъ „уменіемъ морали“. Платоновская мудрость „безгранична“, мудрость Бэмена „здрава и прекрасна“, мудрость Сведенборга „пріятна“, мудрость Монтэня — безнравственна. Мудрость Шекспира „невроятна“, онъ придаетъ значеніе свойству мудрости. Точно научная философія обусловливается опредленной моралью! Можно встртить людей, которые такъ же легко могутъ представить себ философію порока, какъ и философію добродтели. Эмерсоновская моральная философія совершенно подобна той, которую мы находимъ во всхъ домашнихъ сборникахъ проповдей унитаріевъ (Сборники Parkers, Chaunings и т. д.). Его философія почти та же, что у всхъ порядочныхъ людей, начиная съ добродушныхъ посыльныхъ и кончая добродтельными китоловами. Моральная философія не пріобрла въ Эмерсон мыслителя, но пріобрла проповдника. Его духовныя дарованія имли преимущественно литературный характеръ. Во всемъ, что онъ говорилъ и писалъ, онъ выказывалъ свой талантъ. Его соотечественники берутъ изъ его твореній эпиграфъ къ своимъ доброкачественнымъ и невиннйшимъ произведеніямъ. Онъ сдлался Эзопомъ американской нравственной толпы. Но иногда его талантъ заводилъ его на ложный путъ, именно въ тхъ случаяхъ, когда онъ считалъ нужнымъ быть глубокомысленнымъ. Теперь мы, конечно, привыкли къ часто непонятнымъ положеніямъ въ философскихъ сочиненіяхъ, но очень интересно прослдить, какъ ученый янки справляется съ своей ученостью. Посмотрите нкоторыя изъ его оракулообразныхъ изреченій, въ которыхъ находятъ большое глубокомысліе такого рода: „Знаніе — это познаніе, котораго мы не разумемъ“. Врно, врно! Я не понимаю въ этомъ ни единаго слова, но Эмерсонъ всегда правъ. Онъ былъ бы не правъ, если бы сказалъ, что Разумніе — это познаніе, котораго мы не знаемъ. Вотъ какъ много значитъ, если скажешь фразу шиворотъ на выворотъ.
Его другое изреченіе еще боле замчательно, если это только возможно. „Детали — это меланхолія“. Ну, конечно, детали — меланхолія. Это знаетъ всякая лошадь омнибуса со среднимъ образованіемъ. Разв кто-нибудь когда-нибудь слышалъ, чтобы детали были цпью горъ или спускающейся шторой? Да, я хотлъ бы взглянуть на того, кто бы сказалъ, что детали меньше доходятъ на меланхолію, чмъ на любой шелковый зонтикъ въ мір. Слдовательно, детали — меланхолія…
Ральфъ Вальдъ Эмерсонъ, умеръ въ 1882 году. Само собой разумется, что у американцевъ есть другіе писатели, которые могутъ быть включены въ исторію литературы, но я въ данной работ не имю возможности длать боле подробной выборки. Я только боле подробно разобралъ тихъ американскихъ писателей, которые наиболе извстны у насъ, для того, чтобы показать, какъ сильно можно ошибиться, если переводить только представителей страны, а не литературу. Моя задача состоитъ въ томъ, чтобы доказать, какъ литература, подобно американской, можетъ повліять на духовную жизнь народа, какія она сетъ смена и какую жатву пожинаетъ!
Уитманъ и Эмерсонъ считаются представителями національной литературы, что далеко не служить къ чести страны. Уитманъ былъ безсвязнымъ
V
Живопись и скульптура
Если мы перейдемъ къ искусству, то мы придемъ къ заключенію, что и оно нуждается въ иностранномъ вліяніи. Американское искусство — это плодъ, выросшій на почв торговой страны, обвянный клерикальнымъ духомъ, рожденный безмрнымъ патріотизмомъ.
Американцы — народъ не художественный, они не любятъ искусства; это преимущественно народъ коммерческій, занятый куплей и продажей. Всякія коммерческія и торговыя операціи занимаютъ ихъ, но художественные интересы не входятъ въ кругъ ихъ мыслей.
Въ ихъ суетливой жизни никогда не наступаетъ затишья, когда они могли бы прислушаться къ окружающему. Настоящій янки, съ чисто національнымъ вкусомъ, предпочтетъ прочесть въ Атенеум объявленія о патентахъ, чмъ постить оперу и послушать Вагнера; и если посщеніе оперы не служило бы признакомъ хорошаго тона, то, быть-можетъ, дамы и двицы тоже не посщали бы ее.
Я не требую отъ американцевъ, чтобы они развивали искусство, они могли бы хоть принимать его, когда оно предлагается имъ, и примнять его согласно своимъ національнымъ вкусамъ.
Хотя янки — юный народъ, но онъ достигъ того возраста, когда могъ бы понимать искусство, подпасть подъ его вліяніе или, по крайней мр, быть въ состояніи говоритъ о немъ. Даже сама природа должна была бы развитъ въ нихъ чувство прекраснаго: они видятъ солнце и море, прекрасне ихъ солнца не найдешь ни въ какомъ другомъ климатическомъ пояс; зимой имъ свтятъ блыя звзды и алыя тучи урагановъ; въ жаркія лтнія ночи американскіе лса полны жизни, слышится пніе птицъ, крики животныхъ и ихъ осторожные крадущіеся шаги; американцевъ окружаетъ дивный ароматъ, яркія краски и звуки прерій, но они не замчаютъ окружающаго.
Ничто въ мір не можетъ отвлечь ихъ отъ финансовыхъ операцій, никакая красота ни на минуту не заставитъ ихъ забыть экспорта или рыночныхъ цнъ. Конечно, среди жителей всхъ Соединенныхъ Штатовъ найдутся исключенія, но ихъ ничтожное число! Совершенно естественно, что американское искусство не можетъ стоить выше того, чмъ оно стоитъ. Мстное искусство приходитъ къ людямъ занятымъ исключительно матеріальными вопросами, и стучится къ нимъ въ дверь. Оно, конечно, не можетъ претендовать на то, чтобы его понимали, если бы даже было что понимать, и естественно встрчаетъ наивнйшую оцнку и глупйшую критику. Суду подобныхъ людей подвергается искусство на выставкахъ. Въ Америк много джентльменовъ, которые не только не могутъ отличить одну школу отъ другой, но даже пастель отъ акварели. Если американецъ уметъ до порядку перечислитъ президентовъ, знаетъ дату знаменитой битвы при Атлант, вритъ бъ Бога и обладаетъ милліономъ, то онъ можетъ сдлаться членомъ художественнаго жюри.
Въ Америк 83 академіи художествъ и 190 профессоровъ, обучающихъ 3000 учениковъ. Эта страна, столь юная въ искусств и обладающая огромнымъ богатствомъ, могла бы пригласить, въ преподаватели въ своихъ академіяхъ настоящихъ художниковъ и сдлать выборъ изъ своихъ 3000 учениковъ. Но она не длаетъ ни того ни другого.
Изъ американскихъ художниковъ, насколько мн извстно, трое получили медали въ Европ, и, можетъ-бытъ, шестеро дйствительно заслуживаютъ извстности. Всего можно было бы набрать съ десятокъ мстныхъ талантовъ, а остальныхъ профессоровъ пригласить изъ другихъ странъ. Но объ этомъ нечего и думать, — преподаватели должны быть національные. Очень характерно то обстоятельство, что какъ только въ Америк появится какой-нибудь дйствительно талантливый художникъ, онъ при первой возможности покидаетъ свою родину и отправляется въ Европу. Америка должна была бы обратить на это вниманіе и воспретить это, но она предоставляетъ своимъ талантамъ узжать во-свояси. Результатомъ этого является слдующее; въ академіи остаются старики, которые слишкомъ стары, чтобы узжать, и юные, подающіе надежды диллетанты, которые и обучаютъ въ свою очередь юныхъ и подающихъ надежды диллетантовъ.