Дьяволы

Аберкромби Джо

— Тссс! Заткнись! — Алекс не выносила мысли пропустить хотя бы слог. Единственным другим звуком было слабое шипение Пламени Святой Наталии, и даже оно, казалось, смущенно умолкало, чтобы не мешать ему.

Ее глаза следили за пальцем барона, указывающим вдаль.

— Думаю, тебе стоит показать ей…

— Клеофа! — выпалила Клеофа, едва сдерживая нетерпение.

— Столь прелестные имена для столь прелестных дам. — Барон улыбнулся. — Покажи Клеофе красоту огня.

— Это гениальная идея, — прошептала Плацидия.

—

Это потрясающая идея, — выдохнула Алекс. Ссора с этими девушками казалась теперь такой глупой. Все они объединились в желании угодить барону. Он не может быть вампиром. Это ошибка. Он святой. Сомневаться в нем было невозможно, отказать — немыслимо. Он ангел. Алекс мечтала научиться жечь людей ради его забавы. Он бог, и она готова была сгореть сама, лишь бы угодить ему.

Клеофа уставилась на Зенонис и захлопала в ладоши.

— Это, блядь, охрененная идея!

— Я тоже хочу! — Плацидия чуть не подпрыгнула на месте.

— Не волнуйся. — Зенонис блаженно улыбнулась. Кости в ее пальцах засветились раскаленным белым, рукава задымились, почернели. — Огня хватит на всех.

Алекс почувствовала обжигающий жар на щеке, когда одежда Клеофы вспыхнула. Она успела заметить ее восторженное лицо, прежде чем волосы вспыхнули факелом, кожа почернела и обуглилась. Клеофа рухнула, напевая от счастья — звук, лишь отдаленно напоминающий жуткий вопль, и билась в огненном экстазе.

По щеке Алекс скатилась слеза. Слеза чистой зависти: почему не ее выбрали?

— Почему меня никогда не выбирают? — прошипела она.

— Я выбрала тебя, — сквозь стиснутые от боли зубы проговорила Санни.

— Отъебись! — Алекс подползла ближе к Рикарду на ободранных коленях, надеясь, что следующей будет она.

— Как прекрасно она горит! — В запавших глазницах барона отражались языки пламени. Кожа вокруг глаз дергалась от напряжения.

— Наверное… — Зенонис нахмурилась. — Вы уверены, что…

— Абсолютно, — резко оборвал барон. — А теперь познакомь с радостью огня… — Он уставился на Атенаис.

— Атенаис, — пробормотала та, ее идеально выщипанные брови сомкнулись. — Но я начинаю думать…

— Думай о пельменях! — прошипел барон, седина пробивалась в висках и бороде. — Свинина, помнишь, с луком, в масле…

Но Алекс уже не находила пельмени такими увлекательными. Может, из-за запаха жареного мяса или кровавого пота на лбу барона.

Зенонис уставилась на тлеющий труп Клеофы, затем на Плацидию.

— Пельмени? — пробормотала она.

Алекс покачала головой. Разве они не занимались чем-то очень важным?

Глаза Атенаис расширились.

— Умри! — взвизгнула она, швырнув руки в сторону барона.

Одна из колонн разлетелась вдребезги, часть купола рухнула, обломки камней унеслись в ночное небо. Но Рикарда уже не было. Он стал черным

дымом, рваным и клубящимся, пока Атенаис металась, стреляя наугад. Алекс пригнулась, прикрывая Санни, пока штукатурка сыпалась с галереи. Глыба камня с зеркальной гранью грохнулась рядом. Дым сгустился вокруг Атенаис и барон материализовался сзади, морщинистое лицо в голодной усмешке. Он схватил ее, челюсть распахнулась неестественно широко, слишком белые, слишком острые зубы впились в ее горло. Кровь брызнула из рваной раны.

— Нет! — завопила Зенонис, подняв дымящиеся ладони, но Алекс, шатаясь, подняла каменную глыбу.

— Я покажу тебе… ургх!..

Глухой хруст — Алекс ударила ее по затылку.

Зенонис повернулась, кровь сочилась из волос. Одно веко дергалось.

— Я… покажу… — Она подняла дрожащую руку.

Алекс врезала ей камнем в лицо. Зенонис пошатнулась, споткнулась о сапог Санни, на этот раз видимый, и рухнула в пролом, пробитый Атенаис. Ее крик растворился в ночи.

Рычание триумфа. Алекс обернулась. Плацидия схватила барона Рикарда, лед пополз по его рукам.

— Я поймала тебя!

— Нет… — Его кожа трещала, волосы стали седыми. — Это я… — Он поднял ее, — поймал… тебя. — И швырнул в Пламя Святой Наталии.

Огонь, едва тлевший, вспыхнул белым адом. Плацидия взвыла, пытаясь вырваться, но барон держал ее, его руки горели. Крики стихли, сменившись хрипом. Рикард отшатнулся, древний и обугленный, рухнул на парапет.

Пепел кружил над руинами, как черный снег, покрывая Алекс, Санни и трупы учениц Евдоксии.

Якоб стоял, пронзенный.

Боль была неописуемой, конечно.

Но он дышал. Значит, клинок не задел легкое. Не задел сердце.

Он удержался на ногах. Стиснул зубы. Поднял взгляд на герцога Михаила и пожал плечами.

— Эх, — хрипло бросил он. — Бывало и хуже.

Герцог Михаил уставился на него, не зная, что делать. Честно говоря, обычно достаточно проткнуть противника. Он дернул эфес меча, но Якоб схватил перекрестье левой рукой, застонав от боли и усилия, поднимая свой клинок в правой.

Михаил отпустил рукоять, откатился на спину с шокированным вздохом, пока неуклюжий удар Якоба просвистел над его головой. Пятки сапог скрипели по мрамору, пока он отползал.

— Боже мой… — пробормотал герцог, поднимаясь. Якоб упрямо ковылял вперед с мечом в руке и другим в животе. Кровь стекала по эфесу, капая на плитку темными брызгами.

Якоб рыкнул, снова ринувшись в атаку. Герцог Михаил уклонился, едва не споткнулся, и рухнул на стену, когда клинок Якоба (тот, что в руке, а не в кишках) срубил бок огромной вазы. Осколки золоченого фарфора разлетелись по полу.

Михаил схватил древнее копье, но крепления не поддались. Он отпрыгнул, едва избежав удара Якоба, который оставил царапину на стене и поднял облако штукатурной пыли. Затем пригнулся и меч пронзил изумрудно-зеленый гобелен.