Дюна
Шрифт:
Едва он отпустит курок, колотушка начнет хлопать. И где-то в песках гигантский червь, делатель, услышит зов и явится любопытствовать. С помощью хлыстов-крючьев надо было успеть вскарабкаться вверх по крутому боку червя. И если сдвинуть крюком назад передний край какого-нибудь сегмента, открыв его для песка и пыли, громадная тварь не уйдет вниз, на дно пустыни. Напротив, чудовище вылезет на поверхность, по возможности удаляя от песка открытый участок.
«В видениях я все это делал уже не раз», — подумал Пол.
Он глянул на крюки в левой руке, представил, как нужно просто
«А если пройду испытание, — напомнил себе Пол, — мне будет по силам и путешествие на двадцать колотушек к югу, где среди заповедных пальмовых рощ укрыты от погрома дети и женщины».
Подняв голову, он глянул на юг, напоминая себе, что дикий делатель из эрга всегда был чем-то неизвестным… об этом не следовало забывать.
— Внимательно следи за приближающимся червем, — пояснил Стилгар, — ты должен стоять вблизи, чтобы успеть взобраться, и поодаль, чтобы он не поглотил тебя.
Внезапно решившись, Пол спустил курок, кулачок завертелся, и пески огласило громкое хлоп… хлоп… хлоп.
Он выпрямился, оглядел горизонт, вспоминая слова Стилгара: «Внимательно следи за направлением его движения. Помни, иногда червь движется к колотушке в глубинах, невидимо. Поэтому слушай. Нередко его можно услышать раньше, чем увидеть».
Припомнились слова Чени, наставления, которые шептала она ночью: «На пути делателя стой тихо. Совсем тихо. Ты должен казаться себе песчинкой. Укройся под одеянием и всем существом стань маленькой дюной».
Он медленно огляделся, прислушался, готовый увидеть и услышать признаки приближения червя.
Оно донеслось с юго-востока — дальнее шипение, шепот песка. Наконец на фоне зари он увидел контур громоздящейся над исполином горы и понял, что делателя такой величины он еще на видел. Даже слышать о подобных ему не приходилось. Он был, пожалуй, в пол-лиги длиной, и вокруг его передней оконечности вздымалась гора песка.
«Такого я не видел ни в видениях, ни в жизни», — напомнил себе Пол. И поспешил навстречу, думая лишь о том, что должно совершиться.
***
Следите за чеканкой монет и дворами вельмож, пусть все остальное достанется сброду, так советует вам падишах-император. Он говорит вам: «Хотите иметь доход — правьте». В его словах есть правда, но я спрашиваю себя: «Кто есть сброд? И кем правят?»
Непрошенная мысль шевельнулась в голове Джессики: «В любой момент может оказаться, что Пол проходит испытание наездника именно сейчас. Они хотят, чтобы я не знала об этом, но все и так очевидно».
И еще: «Чени отправилась по какому-то неизвестному делу».
Джессика отдыхала в своей гостиной в перерыве между вечерними занятиями.
Но селения фрименов никогда не станут родными для нее, она знала это. И ковры и гобелены лишь скрывали от глаза острые углы.
Из коридоров донеслось далекое звяканье, хлопки, барабанный бой; Джессика поняла, — праздновали роды. Вероятно, это Субиэй, ее время близилось. Она знала, — теперь ей вот-вот принесут ребенка для благословения — синеглазого херувимчика. Знала она и что дочь ее, Алия, будет на празднестве и все ей расскажет.
Время для ночной молитвы прощания еще не настало. Праздник рождения нужно было начинать до времени ежедневного обряда, когда оплакивали увезенных в рабство с Поритрина, Бела Тегейзе, Россака и Хармонтепа.
Джессика вздохнула. Она прекрасно понимала, что гонит от себя все мысли о сыне и грозящих ему опасностях: ловчих ямах с отравленными копьями в них и набегах Харконненов. Впрочем, набеги становились все реже, фримены солидно поубавили число налетчиков, да и топтеров тоже, новым оружием, которое дал им Пол, но оставались и обычные опасности пустыни: жажда, пыль и делатели.
Она было уже решила попросить подать ей кофе, но вдруг вновь задумалась над этим привычным парадоксом: насколько же лучше живут фримены в своих пещерах-стойбищах, чем пеоны грабенов… хотя неизмеримо больше скитаются они в своей вечной хаджре по открытой пустыне. Прислужники барона даже не способны на это.
Рядом с ней раздвинула занавески темная рука, оставив на столике чашку кофе, она исчезла. Из чашки поднимался аромат кофе со специей.
«Гостинец с праздника», — подумала Джессика.
Она взяла чашку, пригубила и улыбнулась собственным мыслям: «Где еще, на какой планете, в каких краях нашей вселенной, — подумала она, — я, человек высокого положения, могу принять чашку кофе неизвестно от кого и выпить, не опасаясь за жизнь? Конечно, теперь я и сама могу изменить в себе любой яд прежде, чем он успеет причинить мне вред, — но об этом не знает никто, кроме меня».
Она осушила чашку, ощутив прилив сил от горячего и вкусного содержимого.
И подумала, где еще умеют столь непринужденно уважать уединение и покой, не навязывая свое общество. В даре этом чувствовалось уважение и любовь… и капелька страха.
«Еще одна мнимая случайность, — пришло ей в голову. — Только подумала о кофе — и пожалуйста!» Она прекрасно знала: ни о какой телепатии не могло быть и речи. Обычное тау, единство всех людей стойбища, компенсация за постоянное употребление слабого яда, специи. Почти никто из них не мог даже надеяться, что зерно специи просветит их так, как когда-то ее… их не учили и не готовили для этого. Разумом своим они отвергали все, чего не могли и не умели понять. Но иногда веди себя словно единый организм.