Дюна
Шрифт:
И мысль о каких-то там совпадениях даже не приходила им в головы.
«Удалось ли Полу пройти испытание в песках? — вновь подумала Джессика. — Он способен справиться с деятелем, но несчастный случай подстерегает и самых способных».
Ах это ожидание!
«Скука, — подумала она, — можно ждать и ждать, но всегда скука ожидания одолевает».
В жизни своей ей пришлось уже изведать все виды ожидания.
«Мы здесь уже больше двух лет, — подумала она, — и не следует надеяться, что попытка вырвать Арракис из рук губернатора Харконненов, мудирнахья, Твари Раббана, может принести успех
— Преподобная Мать!
За тяжелым покрывалом входа раздался голос Харах, по-прежнему остававшейся в доме Пола.
— Да, Харах.
Покрывала раздвинулись, и Харах скользнула внутрь. На ней были стойбищенские сандалии, красно-желтый халат, оставлявший руки открытыми до плеч. Расчесанные надвое черные волосы охватывали голову надкрыльями жука. Остроносое, хищное лицо хмурилось.
За Харах следовала Алия, дитя примерно двух лет от роду.
Завидев дочь, Джессика, как всегда, невольно отметила ее сходство с Полом в этом возрасте: тот же серьезный вопрошающий взгляд, те же темные волосы, твердый рот. Были и кое-какие отличия… в том числе и то, что делало Алию несносной, с точки зрения взрослых. Дитя, чуть побольше младенца, держалось со спокойствием и самообладанием, не соответствующим возрасту. Взрослых шокировало, когда она улыбалась тонкой игре слов, касающихся взаимоотношений между полами. Или когда в нетвердом еще лепете ее неокрепшей гортани вдруг улавливали лукавые замечания, которые ну никак не могли принадлежать двухлетке.
С преувеличенным вздохом Харах осела на подушки, хмурясь ребенку.
Девочка подошла к матери, уселась на подушки и обхватила ее руку. Контакт плоти вновь восстановил тот душевный контакт, который они испытывали с самого дня зарождения Алии. Здесь речь была не о мыслях, хотя это иногда случалось, когда Джессика преобразовывала яд для церемоний. Это было нечто куда более существенное — мгновенное ощущение контакта с другой живой искрой, острое, дурманящее чувство нервного контакта, эмоционально связывавшего их в единое целое.
Джессика приветствовала Харах тоном, подобавшим обращению к челядинке сына:
— Субакх ул кухар, Харах. Хорошо ли провела ночь?
С той же привычной вежливостью та отвечала:
— Субакх ум нар. Мне хорошо, — совершенно ровным голосом, потом вздохнула.
Джессика чувствовала оживление Алии.
— Гханима моего брата сердится на меня, — отвечала та полумладенческим голосом.
Джессика отметила слово, которым Алия назвала Харах, — гханима. С учетом всех тонкостей речи фрименов слово это значило: «нечто, приобретенное в битве», и с неким намеком, не используемое теперь по своему назначению. Например, для украшения… или как наконечник копья в качестве гири.
Харах нахмурилась вновь:
— Не пытайся одернуть меня, дитя, я знаю свое место.
— Что ты делала сейчас, Алия? — спросила Джессика.
Ответила Харах:
— Не только отказалась играть с другими, но и отправилась куда не следовало бы.
— Я спряталась за занавесками и следила за родами Субиэй, — сказала Алия, — у нее мальчик, он все кричал, кричал! Такие легкие! И когда он уже накричался…
— Она подошла, тронула его, — перебила Харах, — и он замолчал.
— Он уже накричался, — отозвалась Алия. — Я просто хотела прикоснуться к искорке его жизни. И все. А когда он почувствовал меня, то не захотел больше кричать.
— Люди опять будут говорить, — сказала Харах.
— А мальчик у Субиэй здоров? — спросила Джессика. Она видела, как обеспокоилась Харах, и недоумевала, в чем причины ее беспокойства.
— Здоровый, лучше не пожелаешь — ответила Харах, — Все знают, что Алия не причинила ему вреда. И они беспокоились не о том, что она к нему прикасалась. Он сразу обрадовался и затих. Их опять смутила… — Харах передернула плечами.
— Странность моей дочери, — закончила за нее Джессика. — Ведь она говорит о том, чего ей ни помнить, ни знать не положено?
— Ну откуда ей знать, какими были дети на Бела Тегейзе? — взорвалась Харах.
— Но он же просто похож! — отвечала Алия. — Мальчик Субиэй как две капли воды похож на сына Миты перед расставанием.
— Алия! — сказала Джессика. — Я же предупреждала тебя.
— Но, мама, я же видела… это же правда…
Джессика покачала головой, заметив признаки возбуждения на лице Харах. «Кого я родила? — подумала Джессика. — Дочь моя от рождения не только знала все, что и я сама… она знала больше — все, что знали Преподобные Матери в том уходящем в глубь времен коридоре внутри меня».
— И не только ее речи, — сказала Харах, — и эти ее упражнения: сядет, уставится в камень и шевелит одним только мускулом… у носа или на спине… на пальце или…
— Упражнения Дочерей Гессера, — сказала Джессика. — Ты знаешь это, Харах. Разве у моей дочери не может быть подобной наследственности?
— Преподобная Мать, ты знаешь, что для меня все это ничто, — отвечала Харах, — но люди есть люди, и они бормочут… Это опасно. Они говорят, что твоя дочь — демон, что дети отказываются с ней играть, что…
— У нее так мало общего с другими детьми, — отвечала Джессика. — Она не демон! Просто…
— Конечно, она не демон!
Джессика сама удивилась яду в тоне Харах, поглядела на Алию. Та, казалось, углубилась в раздумья… словно чего-то ждала. Джессика вновь обратилась к Харах.
— Я уважаю домочадцев моего сына, — сказала Джессика, почувствовав, как шелохнулась рядом с ней Алия, — говори прямо, что тебя беспокоит.
— Я не долго еще пробуду в доме твоего сына, — отвечала Харах, — я ждала так долго ради своих сыновей… той школы, которую они получат как сыновья Усула. Это немногое, что я могу им дать, раз всем известно, что я не разделяю ложе с твоим сыном.
И вновь Алия шевельнулась рядом с нею, теплая, полусонная.
— Ты была бы хорошей подругой моему сыну, — сказала Джессика и подумала про себя (эти думы не оставляли ее): «Подругой… не женою». Мысли Джессики устремились прямо к сердцевине событий, вечной теме для разговоров в стойбище, начавшихся, когда союз сына с Чени стал постоянным, — к его женитьбе.
«Я люблю Чени», — подумала Джессика и напомнила себе, что долг короля требует, чтобы даже любовь уступала место необходимости.