Его Искушение
Шрифт:
И опять она перед глазами. Ее крик… Словно почувствовала…
— Иван!
Сажусь в машину. Секунда. Кислородная маска. Секунда. Обманка под меня на сиденье. Дверь. Выход. Взрыв. Я мертв.
Человек без прошлого и без будущего, преследующий лишь одну цель — уничтожить врагов, а внутри лишь пустота. Потому что для нее я мертв. Потому что…
Доверие — сложное понятие. Его долго завоевывают, а теряют в одночасье, тот, кто вчера был собратом, становится врагом.
Мне остается лишь пустота. Дыра там, где было сердце, ведь я отпустил
Наживую. С кровью. По-любому я шел на смерть, а то, что выжил — чудо. И знать ей это нельзя.
Потому что война лишь начата и мне предстоит сложный бой…
Один против стаи.
Впрочем. Мне не привыкать.
Быть списанным в утиль для всех так просто, но в ушах до сих пор ее крик, и боль лишь нарастает. Моя боль. Мое предательство во имя нее.
Жизнь за жизнь. Моя жизнь за ее.
Без меня договориться с Серебряковым просто, он слаб, а Монгол будет рвать, брать свое, завоевывая позиции.
Она для всех всего лишь игрушка, отданная другому.
Горе сыграть невозможно, шок и потерю ближнего.
И моя Рора… Ее лицо, ее глаза, наполненные волнением… они мне снятся каждую ночь, стоит прикрыть веки, и она в руках Монгола и я цепляю ее взгляд, наполненный отчаянием…
Я умер. Живой мертвец. Смертник по-любому. Знал, на что иду и зачем. Только призрак без слабостей мог сыграть вслепую против Смолы и того, кто правил балом через марионеток.
Война. Работа в одиночку. Никто не знал. Слишком опасно. Пока Монгол работал с переднего фронта, я наступал оттуда, откуда не ждали.
Бил на поражение. Сносил все к чертям. Шпионы за спиной и не знаешь, кто друг, кто враг, а кто прикрыт личиной.
Один. Всегда. Так легче. Правильнее, что ли, и только ночью, перед тем как вырубить мозги, моя жена перед глазами и понимание, что не простит.
У мертвецов нет слабостей.
Я выживал, рассчитывал, выходил на людей. Был тенью, призраком. Уходил от камер и делал лишь одно: выслеживал лидеров синдиката, ждал ошибку, чтобы подобраться и вырвать зубы у змеи.
Смольный подох первым.
Всего лишь пешка, расслабившаяся из-за победы и пирующая на костях.
Чудо, что меня не грохнули там же. Оружие одного из охранников дало осечку.
Опять повезло. Везения слишком много стало в моей жизни с тех самых пор, как в мой отель вошла Аврора.
Все ждал. Давал себе неделю, потом месяц, потом рыл землю, чтобы добраться до главного. И бесился, потому что нереально. Слишком сложно. На меня открыли охоту. Не зная на кого. Просто на исполнителя. Пришлось выкручиваться, менять внешность, цеплять очки и всегда в местах, где есть камеры, быть в кепке и с опущенной головой.
Все ждал, что конец, но он не наступал для меня, а я разил врагов.
За мою голову давали вознаграждение. И ирония была в том, что не как за Ивана Кровавого, а как неизвестного профи.
Я знал, что Монгол мог понять, кто берет заказы, поэтому менял стиль, действовал
Выживал. Раз за разом. Одиночкой легче. Ничего не ждешь и знаешь, что твоя смерть — дело времени.
Один против армии — не выжить.
Привык спать со стволами в руках, вполглаза, ожидая, что за мной придут. Ведь как не заметай следы, спалишься по-любому, а я никогда не был самым везучим.
И только в секунды забытья моя Рора, моя богиня утренней зари приходила во снах…
С улыбкой на губах, а я тянул к ней руки, хотел обнять, прижать к себе и затянуться запахом волос.
Но в одну ночь моя Рора из сна подняла голову и закричала:
— Беги, проснись, я заклинаю!
Глаза открываются вмиг. Падаю с кровати на пол и место, где мгновение назад была моя голова, решетит автоматная очередь…
Как узнал, что на киллера, ликвидирующего головной состав бригады Смолы, открыта цена и моя голова не плохо стоит, рассчитывал, что мне долго осталось.
А потом опять забег наперегонки со смертью.
Месяцы проходили и однажды в ночи я вскакиваю в поту, майка прилипла к телу, указательные пальцы на курках дрогнули и остановились за секунду до выстрела.
Отмаргиваюсь и понимаю, что в чертовой комнатушке я один, но сердце бьется в горле. Изнутри тревога и… страх. Не за себя.
— Аврора…
Выдохом и я открываю телефон, и выхожу на камеры, нашпигованные по периметру особняка.
Ловлю картинку, увеличиваю и все внутри огнем полыхает. Аврора, вся скрюченная, словно от адской боли, на руках у Монгола и мой некровный брат с каменным лицом быстро шагает к тачке, аккуратно кладет свою ношу на заднее сидение, а затем ударят по газам так, что поднимает столб дыма. Словно за ним черти из ада гонятся.
Ощущение такое, как будто удар под дых получаю, вскакиваю, снося на своем пути всю мебель.
— Куколка…
Я знаю куда Палач ее повезет. Единственный, кто сможет помочь это Авраам.
Запрыгиваю в тачку и лечу по трассе. Плевать, что могу выдать себя. На все плевать. Я долен узнать, что случилось с моей женой и сыном.
Использую персональную ключ-карту и прохожу внутрь здания через пустующий кабинет Авраама. Иду по коридорам, оставаясь незамеченным персоналам и слышу быстрый разговор сестер.
— Видела роженицу привезли сложную?
— Да в седьмой она. Профессор сам помчался, оперировать может будет.
— Не успеет, там вроде осложнения и стремительные роды.
— Если Цукерберг лично взялся, то вопрос жизни и смерти…
Женщины в голубой форме пробегают далье, а я замираю, останавливаюсь на месте как вкопанны.
— Куколка… Аврора, — слетает с губ и мне становится плевать на все, на то, что я могу себя раскрыть, на то, что могу получить пулю в спину.
Без нее и моего ребенка я не жилец. Все теряет смысл, а игра обесценивается. Я борюсь за нас, а не за себя.