Эхо забытых стен

Gerodot

К позднему вечеру он совсем выбился из сил. Солнце опустилось за горизонт, заливая небо бледным, холодным оранжево-розовым светом, который быстро угасал, уступая место фиолетовым, а затем и черным теням. Голод грыз внутренности, слабость ощущалась во всем теле. Пришлось остановиться на ночлег. Найти зимовье, или пещеру, или хотя бы надёжный скальный козырёк в гуще леса. Но таких удобных укрытий больше не встречалось. Лес стал слишком ровным, слишком обыденным.

Он остановился на небольшом возвышении, укрытом кроной широкого, почти голого дуба. Здесь был неплохой обзор, насколько позволяла сгущающаяся тьма. Земля под ногами была влажной, покрытой

слоем мокрых листьев. Огня не будет. Слишком рискованно. Да и дров собрать в такую погоду – задача непростая. Придется провести эту ночь на холоде.

Сняв мешок, он прислонил его к стволу дерева. Сел на землю, подтянув колени к груди, пытаясь принять позу, которая позволила бы хоть немного сохранить тепло. Его тело начало дрожать мелкой, неуправляемой дрожью. Сарказм ситуации – укрываясь от королевских ищеек и титанов, он вполне мог умереть от обычного голода и переохлаждения, здесь, в обыкновенном лесу. Эта мысль вызвала горькую улыбку. Какой финал для носителя невероятных знаний!

Он прикрыл глаза, пытаясь успокоить дыхание. В мозгу вновь замелькали кадры из его "канона": уютные улицы Шиганшины, мирная жизнь за стеной, смех детей… И всё это вскоре должно было быть уничтожено. Эта мысль давала ему странное утешение. Он бежит не просто от людей. Он бежит, чтобы иметь шанс сделать что-то. И если он не умрет от голода здесь, он доберется туда и попытается.

Наступила полная темнота. Холод стал почти невыносимым. Зубы стучали, конечности болели, тело не слушалось. Сон не приходил. Или приходил лишь в виде кратких, болезненных провалов, наполненных чувством падения или замерзания. Каждый шорох в темноте заставлял его напрягаться. Голодающее тело, кажется, становилось острее, его слух, зрение (даже в темноте), обоняние – все было на пределе, пытаясь компенсировать беспомощность.

Эта ночь стала еще одним испытанием, жестоким и унизительным. Борьбой не с явным врагом, а с собственным истощающимся телом, с холодом, голодом и одиночеством. Борьбой за право встретить новый рассвет.

Под утро, когда темнота начала медленно уступать место предрассветной серости, он всё ещё лежал, дрожа и закоченев. Чувствовал себя на грани. Если ему не повезет найти еду сегодня, или если следующая ночь будет такой же… Но выбора не было. Нужно вставать и идти. Пока ноги не откажут окончательно.

С трудом поднявшись, он почувствовал, как мир качнулся перед глазами. Пришлось опереться рукой о дерево. Какое-то время просто стоял так, вдыхая ледяной утренний воздух, позволяя крови хоть немного вернуться к онемевшим конечностям. Одежда была сырой и холодной. Внутри было ощущение пустоты и жжения.

Новое утро. Новый день бегства. И голод, ставший уже привычным спутником. Сегодня или ему повезет найти хоть что-то съедобное, или… Последнее усилие. Он подобрал мешок, натянул его на плечи. Он чувствовал слабость, но и какое-то мрачное упрямство. Дойти. Несмотря ни на что. Дойти до людей. Рискнуть встретиться с опасностью явной, чтобы избежать опасности неявной – медленной смерти в лесу. И, может быть, именно там, среди людей, он сможет найти тот самый, единственный шанс. Шанс использовать свое знание.

На юг. Вперед. Шаг за шагом, преодолевая усталость, холод и отчаяние. Лес медленно уступал, менял свой характер, приближая его к границе другого, не менее опасного мира. Мира людей за Стенами. Мира, обречённого им известной катастрофой.

Рассвет не принёс тепла. Он принёс лишь бледный, бескровный свет, медленно разгоняющий остатки ночной тьмы.

Холод был собачьим, проникающим до костей, сковывающим движения, превращающим каждый вздох в облачко пара. Одежда, всё ещё влажная, липла к телу, усугубляя озноб. Голод… Голод стал частью его существа, фоновой, но непрекращающейся пыткой, делающей мир плоским и сосредоточенным только на одном – поиске пищи.

Алексей поднялся на дрожащие ноги. Мир действительно качнулся перед глазами, пришлось ухватиться за шершавый ствол дерева. Слабость накатила волной. Он чувствовал себя высохшей былинкой, готовой сломаться от малейшего порыва ветра. Но внутри горела искра, та самая упрямая искра воли, не позволяющая ему сдаться, сжаться в комок и тихо ждать конца, как тот неизвестный охотник в зимовье. Нет. Не здесь и не сейчас.

Он подобрал мешок. Пустой. Невесомый, словно насмехаясь над его бедственным положением. Топор за спиной, нож на поясе – его единственное оружие в мире, полном угроз не только плотоядных чудовищ. Металлический вкус во рту – признак истощения, тело начинало расходовать последние резервы.

Путь на юг. Это стало его единственной мыслью, единственной целью. Уйти из дикого леса, добраться до человеческого жилья, найти способ получить пищу, информацию, средства передвижения. Риск встретиться с теми, кто его искал, был высок, но оставаться здесь, в этом угасающем осеннем лесу, означало верную смерть.

Он двинулся вперед. Медленно, размеренно, стараясь не тратить силы понапрасну. Каждый шаг был усилием. Каждый вдох давался с трудом. Лес менялся. По мере продвижения на юг, деревья росли менее тесно, подлесок становился более разреженным, появлялись участки более светлые, с густой, пожухлой травой, достигавшей ему до пояса. Здесь было проще идти, но сложнее скрываться. Приходилось внимательнее выбирать маршрут, используя любые естественные складки местности, кусты или отдельные группы деревьев как укрытие.

Всё чаще начали попадаться отчетливые признаки человеческой деятельности, отличающиеся от тех старых, полуистлевших остатков в более диких районах. Яркие, свежие по цвету срезы на пнях, оставшиеся от спиленных деревьев. Участки, где лес был прорежен, проложены неровные, заросшие колеи – следы от повозок или саней, видимо, используемые местными для вывоза дров или других лесных продуктов. В одном месте он наткнулся на старую, полуразрушенную запруду на ручье – кто-то пытался регулировать сток воды или устроить пруд для разведения рыбы. Всё это говорило о приближении к обитаемым районам.

Эти следы цивилизации были и обещанием, и угрозой. Они означали близость людей, а значит, и возможность найти помощь. Но они же означали и риск быть замеченным. Его навыки выживания, унаследованная от его рода острота чувств позволяли ему двигаться, словно тень, почти невидимым даже днем, но это требовало постоянной концентрации и огромного расхода сил, которых у него почти не оставалось.

Голод мучил нещадно. Он сканировал землю глазами в поисках хоть чего-то съедобного – случайного гриба, забытой ягоды, корней, о которых знал дед. Но осенний лес был скуп. Пища, даже дикорастущая, была скрыта или уже уничтожена первыми заморозками. Мысль об охоте становилась всё навязчивее. Но как? С его снаряжением и в таком состоянии… Единственный шанс – если случайно наткнётся на очень мелкое и медлительное существо, или, например, птицу на гнезде (крайне маловероятно сейчас), или – неприятная, но возможная мысль – падаль. Он отгонял последнюю мысль, вызывающую отвращение.