Екатерина II, Германия и немцы
Шрифт:
Ваше милое письмо от 2 октября я получила сегодня утром. Что настрой сердца и умов ваших друзей по душе вам, не может быть мне неприятным, но удивляться этому я не могу себе позволить, поскольку что ни происходит среди людей все остается человечным. Будьте здоровы и примите уверения в моей благосклонности [266] .
Кроме того, в языке, конечно же, отражается еще и манера мыслить. Поэтому можно сказать, в-третьих, что непреходящее влияние пастора Вагнера, несмотря на сопротивление, которое его ученица оказывала строгости своего учителя, заметно просвечивает в некоторых религиозно-нравственных принципах Екатерины. Очевидно, что в своих поздних письмах к Гримму она пользовалась немецким языком не просто как первым попавшимся средством: он был нужен ей для выражения опыта и мыслей, которые, несмотря на пренебрежительные отзывы о пасторе, были плодом его воспитания. Ограниченность возможностей Просвещения не обязательно было объяснять первородным грехом, как это следовало из лютеранского учения. Евангельские мотивы первородного греха и искушения, покаяния, искупления и прощения Екатерина использовала даже в полемических высказываниях о благочестивой императрице Марии Терезии в связи с австрийскими амбициями в Войне за баварское наследство:
266
Katharina an Elisa von der Recke, 5. Oktober 1795 // Rakint V.A. (Hrsg.) Briefe Katharinas II. und des Stanislaus August an Elisa von der Recke // ZGO. N.F. Bd. 9. 1935. S. 222–230, 403–410, здесь S. 229. Оригинал на нем. яз.: «Ihren Sch"onen Brief vom 2 Ocktober, habe ich heute morgen Empfangen. das Sie dem Hertzen und Geiste ihrer Freunde beyfall geben ist mir nicht unangenehm, aber bewunderung kann ich nicht zulassen da unter Menschen den doch wohl alles Menslich bleit. Leben Sie wohl und seyn Sie meines Wohl wollens versichert». О контексте этих писем см. ниже: С. [S. 196–197].
Что касается, однако, почтенной и уважаемой мадам Бетшвестер [267] , то я не могу сказать ничего другого, как то, что она подвергается большому искушению корыстолюбия и жажды власти. Вой – доказательство раскаяния, но так как она всегда удерживает и полностью забывает, что лучшее покаяние – окончание поступка, так что в ее груди должно зашевелиться что-то закоснелое; я опасаюсь, что это может быть от первородного греха Адама, что играет такую гнусную Com'edie, но чего можно требовать от женщины? Если она верна своему мужу, то это вся ее добродетель, и больше ничего делать не остается [268] .
267
Бетшвестер (Betschwester), нем.
268
Екатерина II – Гримму, 30.10.1778 г. // Сб. РИО. Т. 23. C. 108. Оригинал на нем. яз.: «Was aber anbelangt die ehrw"urdige liebe Frau Betschwester, so kann ich von ihr anders nicht sagen als dass sie grosse Anfechtungen der Hab– und Herrschsucht leidet. Das Heulen ist ein Beweis der Reue, aber da sie immer beh"alt und ganz vergisst, dass nicht mehr thun die beste Busse ist, so muss doch wohl was Verstocktes in ihrer Brust ruhen; ich bef"urchte, dass es des alten Adams Erbs"unde sein m"usste, die so eine verruchte Com'edie spiele, aber was fordert man mehr von einer Frau? Wenn sie ihrem Mann getreu ist, so hat sie ja alle Tugend und im "ubrigen nichts zu schaffen».
Несмотря на саркастический тон, в языке и ходе мыслей просвечивает лютеранская традиция.
Достаточно одной такой цитаты, даже при отсутствии в ней сугубо пиетистского словоупотребления – как и в немецком языке Екатерины вообще – для подтверждения прежде уже высказывавшейся мысли о том, что воспитание и самообразование принцессы Софии в Германии заслуживает более пристального внимания, чем было принято считать прежде, когда весь историко-биографический интерес концентрировался почти исключительно на влиянии французской просветительской литературы [269] . Правда, нет оснований и для того, чтобы менять местами приоритеты: в пользу традиционного мнения существуют многочисленные доказательства, ведь Екатерина вплоть до конца жизни называла Вольтера, Монтескьё и энциклопедистов своими учителями. И в самом деле, разбираться в себе и окружающем мире она стала, лишь взявшись в 50-е годы за интенсивное самообразование. Однако для интерпретации этой картины важны в первую очередь два момента.
269
Более подробно об этой проблеме см. в работе Петшауэра: Petschauer P. The Education and Development of an Enlightened Absolutist; Idem. Catherine the Great’s Conversion of 1744 // JGO. N.F. Bd. 20. 1972. S. 179–193.
Во-первых, наряду с секуляризированной картиной мира французских философов Екатерина в ходе самообразования довольно бессистемно усвоила и их теоретико-познавательную стратегию, систему категорий и способ формировать представление о себе [270] . Она даже ощущала свою принадлежность к ним и после своего прихода к власти, на исходе Семилетней войны была, так сказать, формально аккредитована в «универсальной церкви Просвещения» [271] , начав непосредственное общение с великими писателями и – по ее собственным словам – «войдя в моду» благодаря Вольтеру [272] . В интерпретации французских просветителей она освоила французскую классическую традицию, на французском же языке открыла для себя античных писателей и набиравшую популярность во всей Европе английскую культуру той эпохи, произведения итальянских и даже некоторых немецких авторов [273] . Поэтому существует достаточно оснований дифференцированно относиться к кажущемуся сверхмощным «французскому» влиянию: по крайней мере, необходимо, с одной стороны, видеть разницу между lingua franca традиции и просвещенной коммуникации и происхождением, эпохой и намерениями самих авторов, а с другой – в целом осмыслить наследие французских философов в их универсалистских устремлениях и космополитическом значении.
270
См.: Darnton R. Philosophen stutzen den Baum der Erkenntnis: Die erkenntnistheoretische Strategie der Encyclop'edie // Idem. Das grosse Katzenmassaker. Streifz"uge durch die franz"osische Kultur vor der Revolution (1984). M"unchen; Wien, 1989. S. 219–244. См. на рус. яз.: Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры / Пер. с англ. Т. Доброницкой. М., 2002. С. 224–249 (гл. 5: Философы подстригают древо знания: Эпистемологическая стратегия «Энциклопедии». – Примеч. науч. ред.); Gumbrecht H.U., Reichardt R. Philosophe, Philosophie // Reichardt R., Schmitt E. (Hrsg.) Handbuch politisch-sozialer Grundbegriffe in Frankreich. H. 3. M"unchen, 1985. S. 7–88.
271
Schlobach J. Franz"osische Aufkl"arung und deutsche F"ursten // ZHF. 1990. Bd. 17. S. 327–349, здесь S. 339–343; Idem. Grimm in Paris. Ein Kulturvermittler zwischen Deutschland und Frankreich in der zweiten H"alfte des 18. Jahrhunderts // Mondot J., Valentin J. – M., Voss J. (Hrsg.) Deutsche in Frankreich – Franzosen in Deutschland 1715–1789. Sigmaringen, 1992. S. 179–189, здесь S. 184–188.
272
Об этом свидетельствует принц Жозеф де Линь, см.: Ligne C. – J. de. Portrait de feu Sa Majest`e Catherine II, imp'eratrice de toutes les Russies. P. l., 1797; в пер. на нем. язык: Ligne C. – J. de. Portr"at weiland Ihrer Majest"at der Kaiserin aller Reussen // Schalk F. (Hrsg.) Die Franz"osischen Moralisten. N.F.: Galiani – F"urst von Ligne – Joubert. Wiesbaden, 1940. S. 114–122, здесь S. 121.
273
В контексте петровской рецепции римской имперской традиции большое значение могло бы иметь изучение екатерининской интерпретации древнеримских авторов, в том числе и историков, которых она узнала через посредничество Монтескье и Вольтера. См.: Griffiths D.M. To Live Forever: Catherine II, Voltaire and the Pursuit of Immortality // Bartlett R.P., Cross A.G., Rasmussen K. (Ed.) Russia and the World of the Eighteenth Century. Columbus (Oh.), 1988. P. 446–468. (См. эту работу в рус. пер.: Гриффитс Д.М. Жить вечно: Екатерина II и Вольтер // Он же. Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет / Пер. с англ. Е. Леменевой, А. Митрофанова; Вступ. ст. А. Каменского; Сост., ред. М. Лавринович, И. Федюкин. М., 2013. С. 38–59. – Примеч. науч. ред.) Об интересе Екатерины к Англии и вообще о значении этой страны в ее эпоху см.: Raeff M. The Empress and the Vinerian Professor: Catherine II’s Projects of Government Reform and Blackstone’s Commentaries // OSP. Vol. 7. 1974. P. 18–41; Cross A.G. The Great Patroness of the North: Catherine II’s Role in Fostering Anglo-Russian Cultural Contacts // Ibid. Vol. 18. 1985. P. 67–82; Idem. ‘S anglinskago’: Books of English Origin in Russian Translation in Late Eighteenth-Century Russia // Ibid. Vol. 19. 1986. P. 62–87. О рецепции английской литературы в Германии в XVIII веке см. работу, содержащую также и важные методологические указания: Maurer M. Aufkl"arung und Anglophilie in Deutschland. G"ottingen; Z"urich, 1987; Idem. Europ"aische Kulturbeziehungen im Zeitalter der Aufkl"arung. Franz"osische und englische Wirkungen auf Deutschland // Das achtzehnte Jahrhundert. Bd. 15. 1991. S. 35–61. О екатерининской рецепции итальянских авторов см.: Schiemann Th. Die Noten der Kaiserin Katharina II. zu D'enina: Essai sur la vie et le r`egne de Fr'ed'eric II // FBPG. 1902. Bd. 15. S. 535–543; Venturi F. Beccaria en Russie // Idem. Europe des Lumi`eres. Recherches sur le dixhuiti`eme si`ecle. Paris, 1971. P. 145–159; Берков П.Н. Книга Чезаре Беккариа «О преступлениях и наказаниях» в России // Россия и Италия. Из истории русско-итальянских культурных и общественных отношений. М., 1968. С. 57–76. О рецепции Екатериной II немецких писателей-полицеистов см. ниже, с. 119–130.
Во-вторых, новые самооценка и миропонимание не стерли прежнего жизненного опыта Екатерины, а трансформировали его, оставив свой отпечаток, прежде всего, на литературном облике ее воспоминаний. Heвозможно с уверенностью утверждать, что в период между переездом в Россию и первыми попытками записать историю своей жизни она отдавала себе отчет в том, что в Германии шел процесс литературной секуляризации. Тем не менее в автобиографии императрицы обнаруживается достаточно подтверждений тому, что в тот период происходила секуляризация мышления Екатерины и представления о самой себе: она выстроила концепцию своей жизни в виде тернистого пути к российскому престолу без опоры на Бога, даже без особой веры в предопределение, не забыв, однако, упомянуть о многочисленных предзнаменованиях, указывавших на ее миссию, и об испытаниях, которые она с честью выдержала. Восхищаясь собой – и как темой, и как действующим лицом, – она приписывала достижение своей цели лишь собственной активности. Однако у нее, как в уже устаревшей на тот момент форме пиетистской автобиографии, и сам путь, и любая жизненная деталь приобретают смысл только при наличии цели. Если рассматривать автобиографические заметки Екатерины как секуляризированную историю призвания [274] , можно сделать и другие историко-текстологические выводы. К описанию «победных итогов» своего правления она приступает на русском языке в лаконичном стиле res gestae [275] , ссылаясь в том числе и на официальные документы своего царствования. По-французски же, на языке ее литературных произведений, написаны в узком смысле автобиографические фрагменты 1770-х и 1790-х годов, отличающиеся глубоким самоанализом. Все они, к сожалению для историков, однако вполне логично с точки зрения истории призвания, заканчиваются рассказом о достижении цели – узурпации престола в 1762 году, провозглашенной целесообразной и необходимой. Итак, вне непосредственной, не говоря уже о причинной, связи с литературным процессом в Германии в 70-е годы XVIII века – в эпоху перехода к «модерну» (Sattelzeit), Екатерина начала записывать в России секуляризованную, «модерную» историю своей жизни на французском языке [276] .
274
См.: Niggl G. Zur S"akularisation der pietistischen Autobiographie im 18. Jahrhundert (1974). Reprint: Niggl G. (Hrsg.) Die Autobiographie. Zu Form und Geschichte einer literarischen Gattung. Darmstadt, 1989. S. 367–391; Idem. Geschichte der deutschen Autobiographie im 18. Jahrhundert. Theoretische Grundlegung und literarische Entfaltung. Stuttgart, 1977. S. 6–75; Lehmann J. Bekennen – Erz"ahlen – Berichte. Studien zu Theorie und Geschichte der Autobiographie. T"ubingen, 1988. S. 57–62, 89–137.
275
Деяния (лат.). – Примеч. науч. ред.
276
См.: M"uller K. – D. Zum Formen– und Funktionswandel der Autobiographie // Wessels H. – F. Aufkl"arung. Ein literaturwissenschaftliches Studienbuch. K"onigstein im Taunus, 1984. S. 137–160, здесь S. 144–146. О середине XVIII столетия как о «времени перелома» (Sattelzeit) в политической и культурной жизни Германии, перехода к модерну, см.: Koselleck R.,Neuzeit‘. Zur Semantik moderner Bewegungsbegriffe // Idem. Studien zum Beginn der modernen Welt. Stuttgart, 1977. S. 264–299 (reprint: Idem. Vergangene Zukunft. Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. Frankfurt a.M., 1979. S. 300–348); Idem. Das achtzehnte Jahrhundert als Beginn der Neuzeit // Herzog R., Koselleck R. (Hrsg.) Epochenschwelle und Epochenbewusstsein. M"unchen, 1987. S. 269–282; Koselleck R. Wie neu ist die Neuzeit // HZ. Bd. 251. 1990. S. 539–553.
Осознав это, можно объяснить нежелание Екатерины придавать значение такому вопросу, как влияние
За недостатком доказательств пока нельзя поставить под сомнение традиционное мнение о том, что с переходом в православие, а тем более с началом чтения произведений Вольтера отношение Екатерины к религии и церкви стало определяться лишь политическим оппортунизмом, лишившись присущего ей прежде благочестия [277] . Императрица, должно быть, отлично повеселилась бы, если бы кто-то попытался убедить ее в том, что влияние, оказанное на нее пастором Вагнером, сравнимо с влиянием Вольтера. И все же по отдельным фактам, существующим помимо ее записей, можно судить о присущем ей религиозном видении до того момента, когда его основы были подорваны чтением произведений просветителей. Ведь отец принцессы Софии Августы Фридерики, достопочтенный князь Христиан Август вверил преподавание лютеранской религии и немецкого языка военному пастору-пиетисту. И если в своих автобиографических записках великая княгиня и императрица Екатерина при всей любви к матери откровенно припоминала ей серьезные недостатки ее характера, а заодно и политическую несостоятельность, проявленную ею при дворе Елизаветы Петровны [278] , то к своему благочестивому отцу она сохранила глубокое уважение, а теплые воспоминания о нем ничем не были омрачены [279] . Христиан Август проявил серьезное беспокойство, когда в 1744 году перед Екатериной встала необходимость переменить веру [280] . Единственный способ разрешить сомнения виделся ему в том, чтобы прежде всего проверить, насколько согласуются друг с другом лютеранское и греческое вероучения. Для этой роли при российском дворе нашелся идеальный исполнитель в лице украинского теолога Симона Тодорского – епископа Псковского. Учившийся в Галле, он был знаком с лютеранским пиетизмом и перевел Четыре книги об истинном христианстве (Vier B"ucher vom wahren Christentum, 1605) Иоганна Арндта [281] на русский язык [282] .
277
Утверждение П. Петшауэра, что императрица на протяжении всей жизни сохраняла веру в некоего своего «личного» бога, недостаточно обоснованно. См.: Petschauer P. Catherine the Great’s Conversion of 1744. P. 181–182, Anm. 10. Требует пересмотра также и традиционная интерпретация, представленная в обобщающей статье И. Смолича: Smolitsch I. Katharinas religi"ose Anschauungen und die russische Kirche // JGO. Bd. 3. 1938. S. 568–579; Idem. Geschichte der russischen Kirche 1700–1917. Bd. 1. Leiden, 1964. S. 247–255.
278
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 48, 50–52, 54–57, 59–60, 62, 65–66, 76, 452 (см. в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 47–48, 51–52, 55–60, 63, 65–66, 76, 480. – Примеч. науч. ред.).
279
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 12, 98, 247–248 (в рус. пер. см., например: [Она же.] Записки императрицы. С. 8–9, 100, 257. – Примеч. науч. ред.). См. об этом: Bilbassoff B. von. Geschichte Katharina II. Bd. 1, Tl. 1, S. 49 ff.; Petschauer P. Catherine the Great’s Conversion of 1744. P. 181, 192.
280
[Biester J.E.] Abriss des Lebens. S. 17–18.
281
Арндт, Иоганн (Arndt, Johann, 1555–1621) – лютеранский богослов, мистик, писатель. – Примеч. науч. ред.
282
Petschauer P. Catherine the Great’s Conversion of 1744. Р. 17–18. О Симоне Тодорском см. следующие работы: Winter E. Halle als Ausgangspunkt der deutschen Russlandkunde im 18. Jahrhundert. Berlin, 1953. S. 105, 158, 227–243, 251–254; Idem. „Einige Nachricht von Herrn Simeon Todorski“. Ein Denkmal der deutsch-slawischen Freundschaft im 18. Jahrhundert // ZfS. Bd. 1, H. 1. 1956. S. 73–100; Idem. Fr"uhaufkl"arung. Der Kampf gegen den Konfessionalismus in Mittel– und Osteuropa und die deutsch-slawische Begegnung. Berlin, 1966. S. 336–240; Petschauer P. Education and Development of an Enlightened Absolutist. P. 249–253; Hecker H. „Aus welchem Grunde sie evangelisch genannt werden, weiss ich nicht“. Symon Todors’kyj und Ivan Pososkov // Herrmann D. (Hrsg.) 18. Jahrhundert: Aufkl"arung. M"unchen, 1992. (West-"ostliche Spiegelungen, Reihe B: Deutsche und Deutschland aus russischer Sicht / Hrsg. L. Kopelew; Bd. 2). S. 114–138, здесь S. 119–130.
Впоследствии в своей автобиографии Екатерина уделила большое внимание рационалистическому и рационализирующему ее поведение объяснению своей изначальной готовности к перемене веры. Как в исторической реальности, так и в ее автопортрете человека Просвещения этому шагу отводилась функция обязательного испытания на пути к российскому престолу: с самого своего прибытия в Россию она, по ее словам, уже была убеждена в том, «…что венец небесный не может быть отделен от венца земного» [283] . Однако в переписке между находившимся в Германии отцом c матерью и дочерью, пребывавшими в России, отражается серьезная общая борьба за принятие религиозного решения большой важности. Тодорскому, благодаря его солидному образованию и познаниям как в восточной, так и в западной теологии, а также служебному и личному авторитету, удалось убедить принцессу и ее мать в том, что, несмотря на различия в церковном церемониале, содержательные расхождения обоих вероучений невелики. Думается, сейчас было бы по меньшей мере наивным подозревать псковского епископа в том, что он слишком легкомысленно обошел вопрос о конфессиональных различиях. Скорее, ему было важно подвинуть Софию – может быть, впервые в ее жизни – к тому, чтобы самостоятельно прийти к некоему убеждению в вопросе о вере. И, говоря об относительности церкви как института, он привил ей истинно пиетистский взгляд: так как пиетизм ориентирован на церковь будущего, то существующие церкви утрачивают свое значение. К тому же в первой половине XVIII века основной задачей пиетизма было воспитание религиозной сознательности по отношению к институционализированной церкви с ее застывшим учением [284] . А из пиетизма, с которым Тодорский познакомился в Галле, вытекала, кроме того, политическая этика, поощрявшая обращенную к миру практическую деятельность и оптимистически смотревшая на ее политико-социальное оформление. Наряду с Просвещением пиетизм придавал большое значение сословному воспитанию и образованию, такому, которое не стирает границ, отделяющих сословия друг от друга [285] . Так цербстcкая принцесса, которой пастор Вагнер не сумел привить своих взглядов по причине педагогической бездарности, к концу своего воспитания, пусть даже незаметно для себя, все же усвоила главные принципы пиетизма. Это произошло уже в России, поэтому неудивительно, что языковое влияние немецкого пиетизма ее не коснулось.
283
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 45 (cм. в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 45. – Примеч. науч. ред.).
284
Schmidt M. Der Pietismus und das moderne Denken // Aland K. (Hrsg.) Pietismus und moderne Welt. Witten, 1974. S. 9–74, здесь S. 11–25; Petschauer P. Catherine the Great’s Conversion of 1744. S. 181–182, 192.
285
Schmidt M. Der Pietismus und das moderne Denken. S. 25–39; Vierhaus R. Deutschland im Zeitalter des Absolutismus (1648–1763). G"ottingen, 1978. S. 103–107.
Важно, что Симон Тодорский не усердствовал в поучениях, а разумно обосновал для нее и ее родителей, что с политической точки зрения благоразумно оказать уважение церкви как институту, а добиваться милости Божьей – это уже личное дело каждого. Очевидность этого не стал отрицать и отец принцессы, желавший прежде всего избавить свою дочь от конфликтов с совестью. Будучи поставлен перед неизбежным фактом («n'ecessit'e») перехода дочери в православие, он доброжелательно посоветовал ей «не доверять никому и не полагаться ни на кого, кроме триединого Бога и его слова» [286] и в конце концов в утешение самому себе заметил: «…однако я ожидаю от нее не перемены (changement) веры и учения, а лишь перехода в греческую церковь, учение которой, за исключением внешних церемоний, как я слышал, идентично нашему» [287] .
286
Siebigk F. Katharina der zweiten Brautreise nach Russland 1744–1745. Dessau, 1873. S. 151.
287
Ibid. S. 62, 150; Petschauer P. Catherine the Great’s Conversion of 1744. P. 185–186, 190.
В одном из своих первых писем из России пятнадцатилетняя девушка старательно растолковывала обеспокоенному отцу, как она поняла своего пиетистски настроенного православного учителя Закона Божьего: различия во внешней культовой стороне и в самом деле сильны, однако церковь вынуждает к этому грубость народа – «la brutalit'e du peuple» [288] . Этот ранний документ заслуживает особого интереса, потому что в автобиографических записях Екатерина противопоставляет собственное строгое соблюдение православных обрядов целенаправленно провокационному высокомерию великого князя и императора Петра Федоровича, проявлять которое по отношению к православию он считал своим долгом перед лютеранством. А данное письмо показывает, что немецкая принцесса, по крайней мере в то время, также придерживалась мнения, что религиозная практика русской церкви подходит скорее непросвещенному народу, считая возможным и нужным участвовать в публичном отправлении культа из соображений государственной пользы, даже если они не соответствовали ее личной вере. Уже через полгода после своего переезда в Россию княжна Ангальт-Цербстская производила впечатление при императорском дворе, уверенно произнося исповедание веры на русифицированном церковнославянском языке, а затем и убедительно демонстрируя свое благочестие [289] .
288
Siebigk F. Katharina der zweiten Brautreise. S. 57; Сб. РИО. T. 7. С. 2–3; Bilbassoff B. von. Geschichte Katharina II. Bd. 1, Tl. 1. S. 144 ff.
289
[Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 48–50 (см. в рус. пер.: [Она же.] Записки императрицы. С. 48–50. – Примеч. науч. ред.). См. сообщение княгини Иоганны Елизаветы о переходе Софии в православие: Сб. РИО. Т. 7. 1871. С. 29–44; Siebigk F. Katharina der zweiten Brautreise. S. 71 ff.; о перемене веры и бракосочетании принцессы см. подробно в статье: Zerbst, f"urstliches Haus // Zedler J.H. Universal-Lexikon. Bd. 61. Halle, Leipzig, 1749. Sp. 1595–1599; Br"uckner A. Katharina die Zweite. S. 28–29 (cм. в рус. пер.: Брикнер А. История Екатерины Второй. С. 46. – Примеч. науч. ред.); Bilbassoff B. von. Geschichte Katharina II. Bd. 1, Tl. 1, S. 151 ff.; Petschauer P. Catherine the Great’s Conversion of 1744. S. 180–181.