Экс на миллион
Шрифт:
Удостоверившись в моей абсолютной лояльности, Прохор внезапно принялся «барабанить». То есть, сдавать всех, кого можно и нельзя. Вот так я и узнал про злодейский план рейдерского захвата яблоневого сада, про его основных фигурантов и про то, что сноха Прохора — сучка, каких на ярмарке не найдешь, а так вполне себе достойная женщина.
На кой ляд мне сведения, порочащие почтенную селянку? И про ныне усопшего Пантелеича, все село замучившего, задравшего своим ростовщичеством? Какое мне дело до послезнания, что русский бунт иной раз вовсе не так уж бессмысленен и может иметь вполне себе осмысленные
Ладно, с двустволкой разберусь на раз-два. Бегать с нй дальше в мои планы не входит. Можно и неприятностей поиметь, причем уже на въезде в Липецк. В реку ее — бульк! Мост проезжаем, грех не воспользоваться случаем.
— Виу…. — донеслось с передка.
— Помалкивай! — прикрикнул я, в зародыше подавляя вспышку сельского скупердяйства.
Прохор тут же смолк. Снял фуражку, обтер ладонью пот со лба. Вернув фуражку на место, скукожился на облучке. Проворонив момент избавления от криминальных стволов, где-то в душе оскорбился за уездное правосудие или за столь вопиющие отношение к ценной вещи. И… продолжил «барабанить», сдавая мне встречного-поперечного. Слушал его вполуха. Иное занимало мой ум, отнюдь не подробности отупляющего деревенского быта…
«Что дальше, Вася? Что дальше? — эта мысль сверлила мне мозг почище скрипа колясочных колес и беспокойства за Плехова. — Нет, я все понимаю. Божье провиденье и все такое. Плавали — знаю. Если по чесноку, да иди ты лесом, гребаное предназначение. Меня, что, отправили сюда Россию спасать? Да я поэта не спас, не то что Россию. Так что всем, всем, всем: идти, идите, идите… Лесом ли, полем ли… На хрен, короч!»
Я смочил из баклажки тряпицу и провел по губам несчастного Максима Сергеевича. Вот не сиделось ему дома! Чего поперся?!
Передо мной в полный рост стояла дилемма. Что делать с паспортом и деньгами? И то, и другое мне нужно позарез. Но за счет человека, меня спасшего и приютившего?! Нафиг, нафиг. Сволочью нужно быть распоследней, чтоб решать свои проблемы таким подлым способом. Нет, мы пойдем другим путем. Каким? Война план подскажет.
— Сергеич! Куда мне девать все деньги и документы?
Плехов приоткрыл глаза и благодарно сжал мне руку.
— Москва. Всеволожский переулок. Брат, — отрывисто выдал он, прежде чем забыться мучительным сном.
Ехать в золотоглавую? Без денег и документов?
Хотя почему это без оных? Все это у меня в наличии. В паспорте Плехова отсутствует фотография, а под его описание я подходил процентов на 70–80. Рост, цвет волос, лета и прочее. Прикид, вроде, приличный, чуть ли не господский. А денег хватит не то что на дорогу, но и на от души шикануть в древней столице.
«Так, Вася, уймись! Деньги сдашь брату до копейки. Даже не обсуждается».
О другом нужно беспокоиться. О том, чем вообще стоило заняться. Я очень хорошо осознавал, что ни плыть по течению, ни строить суперпланов спасения мира нельзя ни в коем случае.
«Валить отсюда, из России, надо!»
Эта мысль ожгла меня, ошпарила, как перевернутый на себя котелок
Малодушно? Да пофиг! Каждый кузнец своего счастья и своих бед! В Америку хочу!
«В Америку?! К пиндосам?! Эко меня крутануло!» — я ошарашенно уставился в спину Прохора, будто рассчитывал прочесть ответ на его домотканой сермяге.
Быстро поворочив в голове плохо усвоенные в школе подробности мировой истории начала XX века, я понял, что моя идея не бред сумасшедшего. США, эти бич божий моего прошлого будущего, во времена, в которые я попал, выглядели землей обетованной.
— Вокзал! — прервал мои раздумья Прохор и показал на одноэтажное кирпичное здание с высокими арочными окнами. — До города, почитай, две версты осталось.
Коляска вырулила на приличное шоссе, густо обсаженное акациями.
— Барина в госпиталь сдадим, меня сюда привезешь, — распорядился я, словно имел на это право.
У Прохора возражений не нашлось.
— Сделаем! — кивнул он уверенно.
Я снова погрузился в рассуждения.
В Америке без денег приличному человеку делать нечего. И неприличному тоже. «Мани, мани, мани должны быть на кармане», — пропел я про себя графоманскую строчку и дополнил столь глубокую мыслю. — И идеи! Без бизнес-идеи в США мне светит роль посудомойки. Есть ли у меня идеи? О, у меня куча идей! Шиномонтажка, «самовар» и «фильм, фильм, фильм». Можно показать местным, как перебортовывать резину. Можно соорудить мини-нефтеперегонный заводик, какой мне показывали в Чечне приятели. А можно в Голливуд податься и поучить аборигенов кино снимать. Ну подумаешь профессии не знаю — зато сколько сюжетов для сценариев в голове! Если прибуду в Америку с достойным баблом, стану миллионером! О, да! Ёксель-моксель, я крут! Я буду суперкрут!'
Внезапно меня озарило. Да так, что мгновенно потом покрылся. Если добраться до Нью-Йорка к октябрю 1907-го, можно удесятерить свои деньги. Читал я в юности мало, но одна книженция очень даже в тему мне как-то в руки попалась. На ее фоне таблица побед в альманахе Марти из «Назад в будущее» выглядит жалкой шпаргалкой. Медная лихорадка, «черный октябрь» и — я даже помню очень нужную мне фамилию! — Джесси Ливермор по кличке «Великий медведь». Если вовремя оказаться на Уолл-стрит, я же всех порву, как тузик грелку!
Оттер пот со лба и постарался успокоиться. Хорошо, что у меня в запасе два года. Плохо, что нет ни денег, ни внутренних документов, ни загранпаспорта, ни, главное, идей, как все это раздобыть. Разве что вступить на кривую дорожку криминала, воспользовавшись общероссийской замотней. Ствол! Мне нужен приличный ствол! И подельники.
«Ничего себе, тебя, Вася, торкнуло! Вот они, ледяные щупальца капитализма! Я расскажу вам о всех своих миллионах, кроме первого».
Я задумчиво почесал отрастающую бородку, поймав себя на мысли, что мое попаданство 2.0 меня нисколько не беспокоит, зато перспективы радуют.