Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
Я вздыхаю и смотрю на него уже виновато. Наверное, я псих после всего того, что было, у меня мгновенно меняется настроение. Вот интересно, что же я такое говорю во сне? Нет, не интересно, думаю, в бреду я говорю именно то, что не мог высказать во время ритуалов - умоляю его остановиться, прошу, чтоб он… Он как будто читает мои мысли и кивает, да, именно то, о чем я и подумал.
– Ну, я дурак, - признаю я, - извини. Давай тогда я выпью жаропонижающее.
– Знаешь что, - он вдруг хитро улыбается, глядя на мои дрожащие поджатые губы, - ты же не боишься моей магии, так что мы можем попробовать по-другому. Без плошек и отваров. Только ты должен мне доверять,
Я киваю, а он снимает свою рубашку, я отчетливо вижу на черной ткани все ту же пыль и следы извести, и расстегивает пуговицы на моей пижамной куртке. Что он собирается делать? Я, конечно, не боюсь, но мне страшновато…
– Не бойся, - говорит он, глядя на меня с улыбкой, - я так делал, пока ты был без сознания. Потерпи немного, тебе сейчас будет холодно, зато все сразу пройдет.
Как только я оказываюсь раздетым по пояс, я немедленно покрываюсь мурашками, у меня стучат зубы - температура поднимается очень быстро. Он прижимает меня к себе, я чувствую тепло его тела, разгоряченного беготней по Хогу этим жарким майским днем. Прижимает очень крепко, а его пальцы быстро пробегают по моему позвоночнику сверху вниз, и от них будто распространяется волна тепла. А еще он читает заклинание, продолжая гладить меня по спине одной рукой, а другой все так же удерживает, так, что мне не шелохнуться и не вырваться. Но я не хочу вырываться, потому что мне становится тепло - от его рук, его тела, от низкого голоса, нараспев произносящего непонятные тягучие слова, я утыкаюсь носом ему в шею, я перестаю дрожать, расслабляюсь. От него пахнет улицей, весной, разгоряченной кожей, нагретым камнем, пылью, что поднимается над строительными лесами. Мне уже спокойно, уютно, он уже не держит меня, а я продолжаю прижиматься к нему, позволяя ему гладить мои тощие лопатки, неспешно водить пальцами по выпирающим косточкам позвоночника. Пусть это длится вечно. Но все заканчивается, он укладывает меня обратно на подушки, укрывает одеялом, дотрагивается губами до моего лба. Я чувствую, как жар отступает. Мне очень хочется закрыть глаза.
– У тебя ЕЕ магия, да?
– спрашиваю я, еле ворочая языком.
– Ну а чья же еще? Даже в службе Смерти есть свои плюсы. Подремли пока. Я хоть отмоюсь. Если хочешь, потом дотащу тебя до ванной. И будем пить чай. И можешь дальше мучить меня расспросами, хотя, я думаю, ты сегодня с мисс Грейнджер уже изрядно наболтался.
Проводит рукой по моим волосам, зарывается в мои непослушные лохмы, поднимается и уходит. А я, пожалуй, действительно, подремлю.
* * *
Ночью я внезапно просыпаюсь, не могу даже толком сказать, отчего, но мне кажется, я только что кричал. Но вот совершенно не помню, что же такое мне снилось.
– Гарри, Гарри, хороший мой, малыш, все прошло, все кончилось, тише, маленький, - шепчет он мне в самое ухо, прижимая к себе, пытаясь отогнать мой кошмар.
Я непонимающе моргаю со сна, в спальне еще темно, значит, сейчас глубокая ночь, ведь в мае рассветает очень рано. Но на столике у кровати уже горит свеча, так что я различаю его глаза - боль, тревога и опять эта вина…
– Этого больше никогда не будет, понимаешь? Не бойся, - продолжает говорить он мне, и мне даже кажется, что голос его немного дрожит.
Я просто обнимаю его за шею, раз я маленький, значит, мне можно, и говорю шепотом:
– Северус, все нормально, я даже не помню, что мне снилось. Гадость, наверное, всякая.
– Ты кричал.
Его голос больше не дрожит, он как-то сразу успокоился,
– Гарри, - наконец говорит он, - может быть, тебе лучше избавиться от этих воспоминаний?
Я сразу напрягаюсь, убираю руки с его шеи, немного отодвигаюсь. Я не хочу. Нет, он же не посмеет… Я же не игрушка! Он сразу же замечает по моему взгляду, что сказал что-то неправильное.
– Гарри, - продолжает он очень мягко, - я не собираюсь стирать тебе память. Мы могли бы приглушить воспоминания, как делали это после второго крестража. Зачем тебе жить с этой гадостью?
– Не хочешь быть главным героем моих кошмаров?
– я немного расслабляюсь, услышав, что памяти меня лишать никто не собирается.
– Не очень, честно говоря. Тем более что я стал им вполне заслуженно.
– А что я такого страшного кричал сейчас?
– Если ты не помнишь, я не буду пересказывать.
Я еще немного обижен его предложением, но мне опять хочется тепла, уверенности и покоя, которые, кажется, исходят от него, когда он обнимает меня, так что я вновь пододвигаюсь поближе, и кольцо его рук надежно защищает меня от всех кошмаров и опасностей этого мира. Что ж, наверное, настало время поговорить о том, что с нами случилось.
– Северус, пойми, я не хочу ничего забывать. И я вовсе не считаю тебя изувером, насиловавшим несчастного ребенка. Я тот еще ребенок, правда. Если бы мы не сделали этого, Темный Лорд до сих пор был бы жив и здоров, а вот что было бы с нами - неизвестно. Ты же не планировал ничего такого, когда запер нас в Греймор-хилл?
– Нет, конечно. Если б я знал, чем все кончится…
– Ты бы нас не запер, а сразу сдал Лорду?
– я пытаюсь улыбнуться.
Я знаю правильный ответ на мой вопрос, мне Смерть вполне доходчиво все объяснила. А вот врать он не должен!
– Я поступил бы точно так же, - правильно, не врет!
– Выхода ведь не было. Только если бы ты пошел со мной. А это было невозможно.
– Гарри, - он чуть разворачивается, чтобы видеть мое лицо.
– Но ты ведь… ты же живой человек. Ты тогда был еще совсем ребенок. Это я отнял у тебя все…
Так, значит, Хранителям и директорам Хога тоже не чужды приступы самобичевания! Но я-то его ни в чем не виню.
– Что ты у меня такого отнял?
Но я вдруг вспоминаю, как постепенно теряла краски и угасала моя жизнь, как уходили чувства, а на их месте разрасталась угрожающая пустота. Только вот в этой пустоте он все равно оставался тем, за кого я держался. Как это ни странно…
– Я видел, как ты становился тенью у меня на глазах. Ты же открыто говорил, что теряешь все, что важно для тебя. Ты шел к смерти как к избавлению, вернее, ты просто знал, что должен дотащить себя до определенной точки. Что я должен был думать?
– опять хриплый срывающийся шепот.
– Северус, но я говорил об этом только с тобой. Ни с кем больше. Это хоть что-то для тебя значит? Тебе же тоже было плохо?
Я нахожу его руку и переплетаю мои пальцы с его - и даже в полутьме отчетливо вижу, насколько его рука крупнее моей, и в то же время тоньше и изящнее. Но он сжимает мои пальцы, подносит мою руку к губам и тихо говорит: «Малыш».