Эскамбрай
Шрифт:
– Дела не меняет, - проворчал Факундо.
– Да я о ней и не знал.
– Твоя красотка тоже дура. Зачем ей понадобилось убивать эту старую курицу?
А когда выслушал, как было дело, вздохнул и сказал:
– Жаль, что сразу не обратились ко мне. Я бы сумел это дело утрясти.
– Вряд ли, - отвечал Гром.
– Пока бы ты все утрясал, да пока бы ты узнал, ее бы повесили прямо в Карденасе, не откладывая надолго.
Потом капитан выдержал красивую паузу, пуская клубы дыма, и сказал тихо:
– Я и сейчас, если захочу, смогу это дело уладить, хотя
– Так это ж еще захотеть надо!
– поддел его негр.
– Почему же нет; у меня есть такое желание. Мы обо всем можем договориться.
– О чем?
Капитан снова ответил не сразу, а когда заговорил, вроде бы даже не о том.
– Так где же сейчас твоя колдунья? Спит с Каники, пока ты тут сидишь?
Факундо лишь ухмыльнулся: сам догадался капитан или дошли до жандармерии наши сплетни?
– Не думаю. Он на Сандру никогда глаз не клал, у него своя хороша.
– Однако он большой привереда, Каники, если уж эта ему не хороша. Мне она, например, была очень по вкусу... разве что подурнела за это время? Сколько лет прошло, восемь? Подурнеешь, поди - ни поесть, ни поспать.
– На мой вкус, она тоже не плоха. И не подурнела. Разве что похудела немного, а так как была, так и осталась.
– И все так же ходит, как поет?
– Еще легче прежнего, и проворна стала как лисичка.
– Хотел бы я на нее посмотреть, - сказал капитан задумчиво.
– Не сомневаюсь, - ввернул мой негр.
– Закрой рот, - сказал дон Федерико, - сейчас не до шуток. По твою шею готова петля, и чтоб тебе в нее не попасть, слушай меня внимательно. Делаем так: ты указываешь мне, где искать остальных. Вас видели последний раз впятером, так? Троих придется повесить, но тебе и Сандре дам возможность отвертеться. Вы поселитесь у меня в доме, там укромно и тихо, и никто не доберется до вас.
– Из этих троих, - сказал Факундо, - один - дядя Сандры, другой - сам Каники, третий - мальчишка, наш сын.
Новость о сыне капитану не понравилась, но он отмахнулся:
– Ладно, мальчишку не повесят. Главное, добраться до Каники. Я до него все равно доберусь, рано или поздно, но другой возможности спасти головы вашей семейке может не представиться, - особенно тебе. Сандру я постараюсь укрыть в любом случае, но до остальных мне дела нет.
– Я понял, - сказал Факундо.
– Только вот захочет ли она?
– То есть как это - захочет ли? Выбирать между петлей и жизнью - не шутки, негр.
– Кто тут шутит? Только ты, сеньор, не знаешь дела, если думаешь, что все шутки. Если негр сбежал, но хочет жить - он сидит в горах тихо. Но если негр стал озоровать - значит, отпетый, значит, все равно, жив или помер. Так-то, сеньор!
Капитан не сдавался.
– Ладно, вы. А мальчишка?
– А мальчишку мы таскаем за собой всюду, и в те места, где можем пропасть, тоже. Кабы Сандра над ним дрожала, как над тем беленьким, его бы вчера не было на той поляне.
– Положим, - сказал капитан.
– Но зачем же ты тогда дал себя поймать, чтоб только ушли остальные? Умный, умный, а дурак.
– Прости, сеньор,
– Одно дело - решить сгоряча, а другое - подумать хорошенько. Не говори, что подумал: я даю тебе время до завтрашнего вечера. Сутки, даже больше - достаточно, чтобы передумать. Полагаю, ты не будешь дураком. А если дурак - ну, была бы честь предложена!
С тем и ушел.
Они свиделись на следующий вечер, - но не так, как думал капитан.
Потому что на следующее утро Идах и я снова были в городе, а Каники и Пипо ждали с лошадьми в одном укромном месте. Я запретила куму идти в город: "Хвалиться меньше надо своей косой рожей". Его слишком хорошо знали, и это испортило бы дело.
Мы шли, не торопясь, по улице: я с корзиной на голове, Идах в новой широченной рубахе, весь обвешанный коробками. Под его рубахой и в моих юбках сидели, до поры не выглядывая, спрятанные пистолеты и удобные ножи, заменившие для этого случая громоздкие мачете. У меня в рукаве был зажат стилет, отобранной давно у покойной владелицы Вильяверде, - тонкий, извилистый, как змеиный след, он одним видом внушал страх. Может быть, потому, что его необычная форма исключала его использование как простого ножа. Видно было, что эта вещь создана для убийства и извлекается с целью лишить жизни.
А вот и то, что нам надо. Карета четверней, с толстым, важным кучером на облучке. В карете - две молоденькие, дорого одетые девушки. С ними дебелая дама в строгом черном платье - то ли дуэнья, то ли компаньонка из родственниц... чего им в такую жару запаковываться в карету? От пыли, наверно. Карета не торопясь, шагом продвигалась по улице, мы двигались вслед за ней. Вот кучер остановил лошадей у одной из лавок, три дамы в сопровождении горничной вышли и направились туда.
Мы подошли и начали заговаривать кучеру зубы - не столько мы, сколько я, и продолжали это занятие до тех пор, пока не вернулись дамы вместе со служанкой. Но едва девицы вместе с дуэньей забрались внутрь, а горничная, нагруженная покупками, стала на подножку, - я толкнула девчонку под зад так, что она растянулась на полу, вскочила следом и захлопнула дверцу. В двух руках у меня было по пистолету. Снаружи послышался дядин голос: "Гони!", и я знала, что в ребра кучеру кольнуло острие ножа. Карета рванулась так, что я упала на подушку сиденья. Девицы завизжали - я дала обеим хорошего тумака рукояткой пистолета и устроилась поудобнее.
Карета оказалась принадлежащей самому губернатору! Девицы были его дочки, а дама - гувернанткой-француженкой. На такое мы даже не рассчитывали - но тем лучше. Никем не останавливаемая, карета проехала город, выкатилась на дорогу и добралась до того места, где ждали Пипо и Каники.
Карету спрятали, лошадей отпрягли. Всем захваченным завязали глаза, связали руки и водрузили на конские спины. Наверняка кто-нибудь из них падал по дороге, но меня это не касалось. Кавалькаду вели Каники и Идах. Мы с Пипо оставались делать другую половину дела.