Эссе о Юрии Олеше и его современниках. Статьи. Эссе. Письма.
Шрифт:
Восемнадцатилетний Юрий Олеша, сторонник революционной нови, в 1917 году написал стихотворение «Пушкину – Первое мая». Многие писали стихи к праздникам. В этом не было ничего примечательного. В первой строфе стихотворении поэт обращался к современникам, во второй и третьей – к одесскому памятнику Пушкина. Маяковский – на более высоком художественном уровне – повторит этот же художественный приём в 1924-ом.
В первой строфе Олеша, как бунтарь Маяковский, как пролетарский поэт Владимир Кириллов, который призывал разрушить музеи и «сжечь Рафаэля», призовёт всех, кому по сердцу обещанное большевиками обновление жизни: «Уничтожить к прошлому всякие мосты», и тут же, рядом, не ощущая никакого противоречия, будет советовать читателю проявить любовь к статуе Пушкина: «Увенчайте Пушкина красными тюльпанами, Лепестками рдяными, как его мечты!». Это наводит на мысль, что идея начать жизнь страны с нового листа не принадлежит Олеше, а взята им на прокат.
Гораздо
Далее Олеша не касается своей собственной жизни. Он сочувственно пишет о судьбе Пушкина, о страданиях поэта («всё, за что страдали вы: Третье отделение, горестный Кавказ!») и сожалеет, что тот из-за своей закованности в бронзу не слышит «звуки марсельезные» в «празднества помпезные воли и весны». Но, конечно, этот праздник Первого мая Олеша интерпретирует, как «отмщение» потомков: «Отомстили правнуки век спустя за вас…».
Но и Олеша, как вся разночинная литературная среда, к которой он принадлежал тогда, как все его молодые ровесники, о которых шла речь выше, не может не «прислониться» к Пушкину, не может не обнаружить свою внутреннюю связь с ним. Об этом он написал уже в другом лирическом стихотворении «Пушкин»:
Моя душа последний атомТвоей души. Ты юн, как я…Только в отличие от многих других современников, приобщавшихся к теме Пушкина и пушкинского памятника, эта внутренняя связь Олеши глубока, искренна, лишена малейшей конъюнктуры:
Мне чудится арапский профильНа фоне розовой зари, —Когда я в бесконечной мукеСогреть слезами не могуТвои слабеющие рукиНа окровавленном снегу. [178]Масштаб личности Бунина (1870–1953) и размер его дарования несравним с тогдашним масштабом личности и скромным поэтическим дарованием молодого Олеши. Связь Бунина с Пушкиным очень крепка. «Настоящая любовь к Пушкину» пришла к Бунину в отрочестве, тогда он подражал Пушкину даже в почерке. Как известно, он был награждён двумя Пушкинскими премиями Российской академии наук. Авторы рецензий на сборник Бунина «Листопад» (1901) единодушно отмечали «благороднейшее, благотворнейшее влияние Пушкина на Бунина» (К. Медведский). Бунинское «пушкинианство» Фёдор Степун увидел в следовании Буниным заветам классицизма, а Георгий Чулков подчеркнул, что в главной своей теме – теме Руси Бунин – прямой «наследник Пушкина». Александр Блок в своей первой рецензии на произведения Бунина написал, что в Бунине увидел поэта, который «проник простоту и чуткость пушкинского стиха». (Все эти оценки воспроизведены в издании «Иван Алексеевич Бунин: Pro et Contra» (2001) – И. П.).
178
Олеша Ю. Пушкин // Перв. пуб-ция: Огоньки. 1918. № 1. С. 5. См. также: Олеша Ю. Облако. Стихи. Одесса, 1999. С. 43.
При такой «генетической» близости, которую критики находили между Буниным и Пушкиным (хотя эти оценки не вмещали зрелое и позднее оригинальное творчество Бунина), Бунин, разумеется, не писал, подобно некоторым скороспелым авторам, легковесных виршей на пушкинские темы, но и он не мог с горечью не обратиться к величайшему национальному авторитету. В «Окаянных днях» есть запись от 7 марта 1918 года: «Шли ночью по Тверскому бульвару: горестно и низко клонит голову Пушкин под облачным с просветом небом, точно опять говорит: «Боже, как грустна моя Россия!». [179]
179
Бунин И. Окаянные дни. С. 34.
Помимо обращения к памятнику Пушкина, и Бунин, и Олеша посвятили многозначительные строки статуе Екатерины II.
В тех же «Окаянных днях» (запись 17 апреля 1919 г.) находим краткую, лаконичную картину, выразительно фиксирующую душевное состояние Бунина при взгляде на одесский памятник Екатерины II: «Перед вечером был на Екатерининской площади. Мрачно, мокро, памятник Екатерины с головы до ног закутан, забинтован грязными, мокрыми тряпками, увит верёвками и залеплен
180
Там же. С. 53.
Процитирую стихотворение Юрия Олеши, чтобы потом сравнить оба произведения:
Кровь на памятникеНарод накрыл красным флагомголову памятника ЕкатериныИз тьмы веков взошла тяжёлым шагомНа гулкий пьедестал торжественная новь.И голову царицы красным флагом Закутала…И пурпур, точно кровь,Стекает вниз по бронзовому телу…Какому здесь трагическому делуСудьбой воздвигнут грозный эшафот!За кровь пролитую бескровная расплата…А с Запада над городом встаёт,Из давних снов, как призрак, тень МаратаИ смотрит, как пурпурово течётПо памятнику кровь, и как мелькают птицыНад трупом обезглавленной царицы. [181]181
Олеша Ю. Кровь на памятнике // Бомба. 1917. № 3.
Очевидно, что свою картину памятника Екатерине Олеша, будучи тогда во власти юношеской веры и слепоты, нарисовал романтическими красками. Он использовал патетические интонации. То, что для Бунина – «мокрые грязные тряпки», которыми памятник Екатерины «с головы до ног закутан, забинтован», то для Олеши превратилось в символический красный флаг, которым накрыли голову статуи, в красивый «пурпур», который, «точно кровь, стекает вниз по бронзовому телу».
«Тень Марата», которая встает «над трупом обезглавленной царицы» в стихотворении Олеши, – штрих к метафорическому оживлению статуи Екатерины и ее условной «казни», очевидно, ассоциирующейся с казнью французского короля Людовика XVI (1793). Олеша искал опору в мировой истории. В дни Октябрьского переворота он придавал преувеличенное значение Французской революции, не догадываясь, что якобинский террор послужит примером для развязывания жестокого «красного террора» в его стране.
Бунин видел глубже. В «Окаянных днях» он не скрывает злой иронии, когда пишет о вождях и Французской, и Октябрьской революций, рассматривая их в одном ряду: «Как раз читаю Ленотра, Сен-Жюста, Робеспьера, Кутона… Ленина, Троцкого, Дзержинского… Кто подлее, кровожаднее, гаже? Конечно, все-таки московские. Но и парижские были не плохи». [182]
Образ «жидкой крови», присутствующий и у Бунина, наполнен иным смыслом. Олеша изображает символическое действо, символический жест народа, полный, по его мнению, глубокого смысла: «за кровь пролитую бескровная расплата». У Бунина «забинтованная», «увитая веревками, залепленная красными деревянными звездами» Екатерина предстает насильственно плененной, у Олеши – ритуально «казнённой» много лет спустя, как он считал, по справедливости. Бунин с присущей ему зоркостью замечает: «А против памятника – чрезвычайка». Вслед за этим замечанием следует: «…в мокром асфальте жидкой кровью текут отражения от красных флагов, обвисших от дождя и особенно паскудных». Для Бунина оба образа – «чрезвычайка» и «жидкая кровь», – в ту ночь это ещё только кровь отражений фонаря, – тоже символичны, тесно связаны между собой, потому что он не верит в «бескровные расплаты» революционных потрясений. Бунин, в отличие от восторженного Олеши, в рождающемся мире остро ощущал угрозу.
182
Бунин И. Окаянные дни. С. 125.
Анализ стихотворений Олеши и фрагментов из дневника Бунина «Окаянные дни», затрагивающих скульптурную тему, показывает, что эти произведения, возникшие в одном временном и географическом пространстве, опираются на одни и те же культурные (Пушкин) и исторические (Французская революция, Марат, Кутон, Екатерина Великая и др.) ассоциации. Подобное сравнение демонстрирует весьма различные интерпретации событий в России, обнажает всё несходство мировоззрений писателей в 1917–1920 годах.