Эти несносные флорентийки
Шрифт:
— Ты, херувим, подарок с неба, ты получишь самую великолепную затрещину, какая может быть, как только мы придём к себе в комнату!
Такая жуткая перспектива заставила юного Фабрицио использовать все меры защиты, даже самые мерзкие. Он завопил:
— Если ты меня ударишь, то я расскажу все маме!
Веронец задумался и решил, что между ним и Джульеттой может возникнуть непонимание, если она услышит рассказ своего сына. Он задрожал. Вынужденный уступить шантажу, Ромео подумал о том, какое чудовище он породил.
— Ты можешь рассказывать всё, что хочешь, но я тебя предупреждаю,
«Везёт мне на шантажистов!» — подумал про себя веронец.
После нескольких минут размышления Фабрицио подошёл к своему отцу и сказал:
— Лучше уж затрещину.
Так закончилась ссора отца и сына в саду Бобони.
***
В четыре часа, пока Фабрицио был погружен в чтение комиксов, Тарчинини все больше и больше сомневался в виновности мэтра Бондены, так как исследовал все возможности, чтобы объяснить, почему Тоска дель Валеджио не разоблачила его, но так и не понял этого. Может, она тоже пыталась шантажировать его, зная об убийстве Монтарино? Надо, чтобы все было абсолютно ясно.
По счастливой случайности мэтр Бондена не выходил из дворца в этот послеобеденный час. Он не проявил особенного энтузиазма, вновь увидев полицейского.
— Мэтр, сегодня утром вы признались мне, что Монтарино вымогал у вас деньги... Не давали ли вы их ещё кому-нибудь для этих же целей?
— А! Нет! Что вас заставляет так думать?
— Я имею в виду, не требовала ли их у вас Тоска дель Валеджио после исчезновения Монтарино?
— Эта несчастная ненормальная? Что за мысль!
— Венецианки иногда ведут себя довольно странно, как я порой убеждался.
— Возможно, но так как эта чокнутая не была венецианкой, то это не тот случай.
— Вы удивляете меня, так как синьора Бондена уверена, что колдунья была родом из Венеции. Почему вы её не вывели из заблуждения?
— Будучи неподвижной, Луиза живёт в основном воображением... Она изобретает истории про людей, которые ей встречаются... Ей нравилось думать, что Тоска видела Остров дожей... это, конечно, позволяло ей мечтать об удивительных приключениях. Зачем я буду вырывать бедную больную из её фантазий, которые помогают ей жить?
Поднимаясь к себе, Тарчинини чувствовал себя полностью опустошённым. Теперь он понял, что мэтр Бондена не был убийцей Монтарино, потому что знал об обмане бедной Тоски относительно места её рождения. Зачем же он станет писать на венецианском диалекте записку, найденную у колдуньи? Тогда кто? Ромео отдавал себе отчёт, что меньше чем через час сюда прибудет Роццореда, и он вынужден будет признать, что ошибался. Он не мог допустить столь глубокого унижения.
София, облачённая в халат, набирала воду на лестнице. Она мило поприветствовала комиссара, которого один вид красивой девушки сделал снова оптимистом, и Ромео погрозил ей пальцем.
— Кто это наврал Ромео Тарчинини?
— Я наврала вам? Я?
— А то! Carissima [16] ... Знаете, что очень опасно врать офицеру полиции, ведущему криминальное расследование? Может быть, вы в
Вместо того чтобы принять игру, София сухо ответила:
— Я не понимаю, что вы хотите сказать. Извините, я спешу.
Она собиралась войти к себе. Заинтригованный веронец встал напротив неё.
— Раз вы берёте такой тон, то вы ответите на несколько вопросов, синьорина. У вас или у меня?
16
Carissima – лапочка, крошка, милочка (итал.).
Она пожала плечами:
— У меня... но я не понимаю вас!
— А я, напротив, не понимаю вас.
Когда они вошли в гостиную Софии, она не удержалась, чтобы не заметить:
— Как я подумаю о всех любезностях, которые вы мне говорили...
— София, давайте по-хорошему. Симпатия, которую я к вам питаю, моя признательность за заботы, которыми вы меня окружили, когда я пострадал, не позволяют вам лгать мне, а потому расскажите мне, что за горе, о котором рассказал мне мой сын, было у вас, так как причина его совсем не та, что вы мне назвали, как я выяснил в «Скворце на ветру».
— Согласна... Я сама не знаю, что меня заставило так сказать. Может, потому, что малыш видел меня, когда я рвала старые любовные письма, которые хранила очень долго... Я плакала, потому что вспомнила свои мечты... Это глупо, но мне было немного стыдно перед вами за эту слабость.
— Я вам верю, малышка, хотя совсем незачем плакать о прошлом. Можно спросить, от кого были эти письма?
— О господи, из моей деревни от Марио Латерцы, того, за кого я думала выйти замуж... Погодите, я так угнетена, что хочу выпить глоточек, чтобы прийти в себя.
Она вышла из комнаты. Тарчинини быстро вынул из кармана разорванную фотографию и притворился, что собирает её, когда София вернулась с бутылкой чинзано и двумя бокалами.
— Вот совсем неплохой молодой человек...
Голос молодой женщины задрожал:
— Где вы её нашли?
— Она соскользнула под ковёр. Это Марио Латерца, я думаю?
— Да. Верните его мне.
— Не сейчас.
— Почему?
— Потому что он мне напоминает кого-то.
— Нет!
Она почти закричала, и этот подавленный крик открыл глаза полицейскому, который внезапно на этом ещё непорочном лице увидел отметки мест заключения.
— Антонио Монтарино...
Он не задавал вопроса, он утверждал, и София зарыдала.
— Так вот почему Монтарино не шантажировал вас, как всех других... Он зашёл к вам поставить свои условия, и как только вы открыли ему дверь, он вас узнал, он вновь обрёл свою маленькую подружку детства, свою невесту и можно даже надеяться, что ему стало стыдно...
— Он... он не был... очень плохим... синьор комиссар. Лентяй, любивший деньги... Накануне своей смерти он назначил мне свидание в Касчине... Там мы подвели итог нашего жалкого существования... Марио ещё любил меня, а я все время его любила. Тогда мы решили вернуться к себе в Коллэ ди Вальдельса, чтобы честно работать, и вот... его убили.