Эти несносные флорентийки
Шрифт:
Она поколебалась чуть-чуть, однако Тарчинини это заметил.
— Один из жёстких ударов, часто неизбежных в нашей профессии. Меня выгнали из заведения, где я работала.
— Мне очень жаль.
— Не волнуйтесь за меня, я прекрасно где-нибудь пристроюсь и потом, в случае беды, есть ещё папа и мама, а?
—Тем лучше, вы меня успокоили. Вы ещё работаете этим вечером?
— Я заканчиваю неделю.
—Если вы позволите, я приду поаплодировать вам в свой последний вечер во Флоренции.
— Мне будет приятно. Я выступаю в девять
Адде Фескароло Тарчинини заявил, что он позволил себе зайти к ней перед отъездом, чтобы сказать о прекрасном впечатлении, которое она на него произвела, и пожелать ей много-много счастья. Под конец он ей посоветовал, на правах старшего, не расстраивать доктора Вьярнетто. Она обещала ему серьёзно подумать над этим вопросом и теперь, раз она знает Ромео, она хочет посетить Верону, чтобы убедиться, что все её жители такие же милые, как и он.
— Не стройте слишком больших иллюзий, Адда... Мужчины и женщины очень редко бывают похожи на места, где они родились... Вот хотя бы эта несчастная Тоска дель Валеджио... Кто мог подумать, что благородная, великая Венеция может произвести на свет такую низкую душу?
— Тоска была не из Венеции, синьор комиссар. Я помню, что она, кажется, родилась в пригороде Милана, но уж не знаю, почему ей казалось, что, представив себя венецианкой, она внушит почтение остальным.
Синьора Бондена была очень расчувствована тем, что веронец счёл своим долгом зайти к ней попрощаться, прежде чем покинуть Флоренцию. Естественно, заговорили об убийстве и самоубийстве, обагривших кровью дворец Биньоне в присутствии Тарчинини.
— Видите ли, синьор комиссар, я могу вам это доверить теперь, когда убийца совершила самосуд... Я боялась, что мой муж убил Монтарино, чтобы избежать шантажа. Это было бы, впрочем, ужасно глупо, ведь я знала о его связи с секретаршей... Я догадываюсь о чем вы думаете, синьор комиссар: по какому праву калека заставляет ещё молодого мужчину жить не так, как нормальные люди?
— Я не позволил себе этого, синьора...
— Да, надо, чтобы вы знали, что я не такая эгоистка, как вы думаете. Просто я стараюсь защитить своего мужа от этих осаждающих его авантюристок, тешащих его тщеславие... Он также неспособен добиться успеха, как и убить. Бедный мужчина, получивший своё сполна и кончивший, Бог знает, на каком дне! Я, может быть, закрою глаза, когда он встретит кого-то стоящего, но приличные девушки не посещают дворец Биньоне и не становятся любовницами своих начальников.
— Вы удивлены самоубийством Тоски дель Валеджио?
— Да, весьма... Под её лохмотьями скрывалась одна из тех венецианок, в которых больше гордости, чем во всех остальных, вместе взятых. Она совершила ошибку, когда повесилась, ведь её непременно бы оправдали... Я думаю, что она убила себя не из страха... она достаточно натерпелась в жизни... Я
Тарчинини не счёл необходимым наносить визит адвокату; его жена сказала всё, что он хотел знать.
Марио Таченто никем не интересовался, и смерть Тоски оставила его равнодушным.
— Это была старая ненормальная! Хотя я подозреваю, что она скорее строила из себя полоумную, чем была ею на самом деле. Она для всех ломала комедию со своими гаданиями. Только дураки вроде моей жены верят во весь этот вздор. Представляете, эта простофиля Паола верила, что Тоска дель Валеджио приехала из Венеции, но только я жил в Венеции два года, даже начинал там администратором, и что же? Колдунья и ногой не ступала в этот город, честно могу вас заверить!
Супруги делла Кьеза были очень польщены визитом веронца. Они благодарили его за то, что он освободил дворец от женщины, которая была способна на убийство.
— О! Вы знаете, ведь это не я убедил её повеситься...
— Конечно, синьор комиссар, но вы не переубедите нас в том, что это ваше расследование навело на неё такой страх, и она уже видела себя разоблачённой вами и предпочла исчезнуть... За неимением добродетели, Тоска дель Валеджио имела гордость... Впрочем, это понятно. Венецианка, одно слово!
Веронец закончил свою прогулку по дворцу Биньоне визитом к консьержке. Ромео почти не видел её со времени убийства Монтарино. Она показалась ему ужасно изменившейся. Более некрасивой, более скрюченной, более грязной...
Когда он вошёл, она стояла на стуле, держа в руках свёрток, чтобы положить его на шкаф. Галантный Тарчинини сразу же подбежал:
— Подождите, графиня, я подам вам руку!
— Не стоит, синьор, уже все!
Когда она спустилась со своего пьедестала, Ромео объявил:
— Графиня, я уезжаю... Ни от меня, ни от вас не зависело, чтобы мой отпуск в вашем дворце прошёл в тишине и покое. На все воля случая...
— Я проклята, синьор Тарчинини, проклята! Все те, кого я любила и кто любил меня, умерли ужасной смертью.
— Этот Монтарино...
— Я знаю... Подумайте, некоторым доставляет радость сообщать мне об этом. Так, кажется, он был весьма сомнительной личностью?
— Нет, не особенно.
— Не думайте обо мне плохо, синьор Тарчинини, но в моём возрасте уже трудно...
— Графиня, я запрещаю себе что-либо думать по этому поводу... а синьора Тоска дель Валеджио?
— Несчастное создание! Конечно, её груз был очень тяжёл! Почему, Боже мой, Антонио взялся за неё? Он должен был догадаться, что венецианка не позволит командовать собой никому.
И снова Ромео чувствовал себя этим прекрасным солнечным утром, как рыба в воде. Жизнь была сладкой, девушки красивы, погода чудесной, и Луиджи Роццореда принесёт извинения тому, кто выше его на целую голову, т. е. синьору Тарчинини, которому и эти окаянные флорентийки должны отдать свои симпатии.