Евсения. Лесными тропками
Шрифт:
– ... Ну и вот... А потом, когда он меня из той полыньи вытащил, то подарил свой заветный талисман - ключ. И сказал, что он будет теперь меня всегда охранять... Ну и потом, после того случая, Ольбег ему приказал везде меня сопровождать. Чтоб вдругорядь подобное не случилось, - со вздохом закончила Любоня и замолчала, не отрываясь от звезд.
– Ага. И с тех самых пор ты в него влюбилась. Видать, тот "заветный ключик" и сердце твое открыл.
– Видать...
– вновь вздохнула подруга.
– Я его с тех пор всегда на
– Чего?
– скосилась я на ее девичий профиль.
– А где твой венок? Ты ж на берегу еще в нем была.
– Не знаю. Наверное, у оврага за кусты зацепился, когда я в них тебя искала.
– Это плохо... Евся... А он правда меня любит? Ты только честно скажи. Я ж знаю, ты, как внучка волхва такое... видишь.
– Правда, Любоня. Еще как любит, - настала и моя очередь для душевного вздоха.
– Ты мне скажи, а как теперь с женихом то твоим быть?
– Ой, давай сейчас не будем об этом? В такую-то ночь. Давай просто помолчим и... помечтаем?
– Ну, давай... Как скажешь...
Правда, "мечтать" у нас долго не получилось - мне особо-то было не о чем, а подруга моя и вовсе скоро засопела под моим боком. Прямо, как в детстве, когда мы с ней в луга убегали, чтоб, раскинувшись на высоченных стогах звезды считать. Да только прошли те беззаботные времена. Хоть и считаем мы сейчас на порядок лучше...
– Любонь?
– шепотом позвала я, приподнявшись на локте.
– М-м...
– и весь ответ. Ну, да мне сейчас другого и не надо:
– Где там у тебя этот гридов ключик?
– скользнула осторожно по подружкиной шее и вытянула наружу тонкую веревочку с качающимся на ней, еще теплым ключом.
– Ты спи давай... А я все ж попробую. А то, зря, что ли, мозг себе ломала?
– и тихо, как только могут дриады, выскользнула из орешникового укрытия.
Клеверная низинка встретила меня все той же притихшей тишиной. Лишь травы под осторожными ступнями принялись о чем-то боязливо перешептываться. "Не бойтесь. Все венки уже сплетены"... А потом я остановилась, закрыла глаза, прижав к груди замкнутый в плотном кулаке талисман, и попыталась услышать... Сначала тихое, но, все более отчетливое сердце влюбленного грида. И позвала его: "Русан... Я здесь. Русан", проникновенным Любониным шепотом. Сердце забилось сильнее, запульсировало прямо мне в руку и вскоре, из ближайшего проулка появился несущийся на зов своей любимой мужчина. Замер, в замешательстве недалеко от меня, пытаясь отдышаться:
– Евсения?.. А где она? Я облазил весь берег и всю деревню. Но, ее нигде нет. С ней что-то случилось?
– Тише. Она спит. Вон там, в орешнике. А это твое, - протянула, болтающийся на веревочке ключ. Мужчина словил его большой пятерней, косясь на меня без видимого доверия, но, не мешкая, рванул прямо в заросли.
– Русан.
– Что?
– замер, обернувшись.
– Сегодня такая ночь. Не упустите
ГЛАВА 10
Утро дня следующего выдалось серым и ветреным - под стать моему теперешнему настроению. Поэтому, я мудро решила его... проспать. Тем более, повод был уважительным - явилась то домой почти перед рассветом, проверив первым делом "сердцебиение" и Стахоса. А потом выкинула прямо в ночь из открытого окна уже ненужную свистульку, давшую мне главный и единственный свой ответ: "жив"... Всё, и хватит... Наваждение закончилось... Рассеялось вместе с дымом от купальных костров. Хотя, ощущала я его носом даже здесь, принесенным с берега Козочки порывами западного ветра.
Да и день, плотно затянутый тучами, тоже ожидаемой радости не принес. Адона это сердцем чуяла, поэтому, тоже "мудро" с вопросами о празднике и судьбе горемычного Леха не лезла. А я, как рыба, молчала, стараясь даже ни о чем и не вспоминать. А уже перед вечером объявился Тишок, как всегда, в дом нос свой длинный совать остерегаясь, выразительно громко зашуршал кустами смородницы под самым моим окном. Наконец, я не выдержала и, тоже с громким, но, стоном, перевесилась оттуда к нему:
– Тишок-Тишок, голова, как горшок. Чего тебе?
– А чего обзываешься?
– услыхала из густых зарослей встречный вопрос.
– Я это... спросить хотел, метаться то сегодня пойдешь?
– Только тобой. Погоди, сейчас спущусь, - и злорадно оскалилась, предвкушая ответную реакцию.
– Ну и сиди тогда там... девица, коса на улицу, - оповестили меня уже из-за угла дома.
– Да погоди! Я пошутила! Конечно, пойдем...
И, наконец, получила неожиданный повод для радости, почти без промаха, попав несколько раз подряд в намалеванную углем на валуне цель. Оказывается, злость в этом деле - хорошая помощница (будем иметь в виду). Тишок, глядя на "это дело", вконец осмелел, помахивая сейчас своим длинным хвостом, верхом на мокром, в подтеках камне:
– Ого! Лихо ты. А с разворота попробуешь?
– От чего бы и нет?
– скосилась я на остатки воды, на этот раз, в дальновидно прихваченной бадейке.
– Только, у меня другое предложение.
– Какое?
– зевнул во всю пасть бесенок.
– По бегущей мишени попробовать.
– Ты чего сегодня такая злая, Евся? Домой, вроде, без ненужного сопровождения явилась. И под утро. Значит, было, чем заняться. Или, оттого и злая, что без сопровождения?
– Тоже мне, знаток женской психологии, - хмуро хмыкнула я, вновь обрисовывая расплывшуюся мишень.
– Это что, новое твое ругательство?
– Ага. В книжке прочитала. В ней главный герой так одного нахала обозвал, который много из себя воображал, за что и получал регулярно и полновесно.