Евсения. Лесными тропками

Саринова Елена

– Да неужто?
– недоверчиво сощурился на меня Лех.
– Ты гляди, я тебе все одно, здесь ни с кем любоваться не дозволю.

– Да больно надо. Я, может, вообще, в отшельницы уйду, на Охранное озеро. И буду там одна жить. А ты, лучше весь свой пыл к другой примени. Лех, я тебе по дружбе советую. Вон, взять, хоть, Рексану. Ведь она давно с тебя глаз не сводит. И тоже хочет и детей... наделать и дом, и хозяйство чтобы. С тобой, Лех. А про меня забудь. Иначе, я уже по-настоящему разозлюсь. Так и знай.

– Рексану?
– рассеянно переспросил

парень.
– Нет. Она мне не люба. У нее твоих глаз нет и... волос и... губ и...
– медленно опустил он взгляд еще ниже.
– Евся, мне ты нужна.

– Лех, ты чего?
– попятилась я от нависающего надо мной мужчины.
– Лех, зашибу ведь.

– А пусть, - решительно ощерился он.
– Пусть, хоть один раз, хоть последний, но, будешь сегодня моей. В такую-то ночь все зароки нарушаются. Да ты и сама, после моих ласк от дурости своей уж точно избавишься.

– И ты ради этого готов насильником стать?
– как можно спокойнее уточнила я, уперевшись спиной в стог.

– Насильником?.. Я?..
– видно, это был очередной мой "дурной" вопрос, поставивший под сомнение его могучие мужские чары.

– Лех, ты ведь знаешь, что силой со мной не выйдет. Я еще в детстве от тебя всегда угрем выскальзывала. И знаешь, что обязательно поплатишься потом за свою пох... прихоть. Но, раз уж сегодня такая ночь... Погоди! Дай договорить... Раз уж сегодня... Давай, чтобы все по хорошему было?

– Евся, так я к тебе со всей моей...

– Да погоди же! Мне от тебя слово надо - настоящее. Нерушимое.

– Все, чего пожелаешь. Хочешь, на Сварожьем обереге побожусь?
– сунул Лех пятерню в ворот рубахи.

– Нет, просто пообещай... что, в любом случае, доволен ты мной останешься или нет, со следующего утра навсегда от меня отлипнешь.

– Так мы с тобою всю эту ночь? До самого рассвета?.. Евся... Евсения, клятвенно тебя заверяю, что отстану от тебя... если ты, конечно, сама этого потом захочешь. А теперь...

– Лех!

– Да что еще то?!

– Погоди. Чай, не каждый день я себе такое позволяю. Мне надо... настроиться. Настоем любистника [23] . Он у меня с собой.

– Евся, так, ежели, ты меня сегодня решила "побрить", для кого ж тогда зелье прихватила?
– пораженно распахнул рот парень, глядя на мои манипуляции с извлеченным из узелка флаконом.

– Лех, рот свой закрой. Какая теперь-то разница? А лучше, присоединяйся, чтобы уж, наверняка всё... удалось, - сделала я первый, мелкий глоток...

23

Народное средство, повышающее "желание".

Священная купальная ночь окутала своим благосклонным покровом всю округу. Да что там, округу? Весь большой мир она сейчас "благословляла". Вот только не знаю, горят ли еще где-нибудь в эту ночь так же жарко, как на здешнем берегу, уходящие в небо, костры.

И слышна ли еще в каких других краях такая же, эхом разносимая по реке музыка, хохот и много иных, допустимых лишь сегодня звуков. Кто его знает? Уж точно, не я.

Я стояла на небольшом, пологом бугре и, усердно щурясь, пыталась разглядеть в толпе танцующих и веселящихся людей дорогую подружку и ее верного грида. Стояла и думала: "А может, прямо сейчас взять, да вернуться в свой лес? Плюнуть на всё и с разбега, голышом, занырнуть в ночное, только мое, озеро. А потом раскинуться на спине, на тихой водной глади и, медленно водя руками, смотреть на луну?.. А ведь, год назад, я, возможно, так бы и сделала. Но, только не сегодня. Не в эту ночь". Ветер, почти ощутимо, подтолкнул меня в спину, и я понеслась с бугра, ворвавшись со всего маху в сумасшедший танец у одного из костров:

– Любоня!.. Лю-бо-ня!!!

– А-ась?!
– откликнулась на мой крик, прыгающая у самого огня подружка и тут же подхватила меня за руки в кружение.
– Ты где была? И Леха куда дела?

– Я?.. Колыбельную ему пела у стога за Теребилиным огородом, - с удовольствием включилась и я в веселье, залившись беззаботным смехом.

– Колыбельную?
– не сбавляя темпа, открыла Любоня рот.
– Ох, и злыдня ты, подружка. А как проснется, да виновную кинется искать?

– Неа. До утра не очухается. А как очухается, не вспомнит ничего толком. Сам виноват.

– И в чем же он на этот раз оплошал?

– А, не будет руки распускать, да и вообще, не будет в другой раз пить на пару с внучкой волхва. К тому ж, то, что она сама так радушно подсунула... Ох, голова закружилась, - хватая ртом воздух, остановились мы с подругой.
– Да что обо мне? Где Русан?

– Русан?
– поправила Любоня сползший с макушки венок.
– В сторонке стоит. Где ему еще быть? Охраняет, - прозвучало с явной досадой, а я тут же зашарила глазами по краям широкой поляны:

– Где?.. А-а...
– уткнулась, наконец, взглядом в девичью стайку, явно кого-то обступившую.
– И не боязно тебе его бросать на растерзание местным купальницам? Они нынче, у-ух, какие, решительные.

– Где?!
– махом вытянула шею Любоня.
– Да он совсем в другой стороне, у берез... И один.

– Один?.. А кого тогда они... А-а! Раз, не Русана... давай танцевать?
– ухватила я за руку Любоню и потащила в самую гущу людей.
– Чего ты мне кричишь? Я тебя не слышу.

– Я говорю, там какой-то пришлый. Давно стоит. Всем лыбится, но, с места не сходит. Вот наши его сами и окружили. В горелки звали играть, в рощу. Да он отказался.

– Что?!..
– застыла я в плясовом развороте, пропустив удар дриадского сердца.
– Там... чужак?

– Ну-у, это...
– скосилась, вдруг, Любоня куда-то, за мое плечо.
– Ага, чужак.

– Здравствуй, Евсения. Надеюсь, ты по мне соскучилась. Потому что я по тебе... скучал, - прозвучало над этим же самым моим плечом...