Евсения. Лесными тропками
Шрифт:
– Да ты что?!
– Угу. Вот она его и пересыпала из лакированной коробки в обычную холстину. А на самое дно записку зарыла... Ну, теперь у меня точно - всё. Прощевайте, - спрыгнул Стриж с боковины крыльца и под звук хлопнувшей двери, минул мой "наблюдательный пункт" на углу...
У него "всё". А вот у нас - второй "ожидательный" этап. И сильно надеюсь, что найдется эта записочка там, где надо, быстрее, чем я сама ее до этого писала. Хотя, "сама" - только вначале, а потом - уже старались все трое:
– Евся!
– просияла вернувшаяся вместе с бесом
– Смотри!
– Спасибо, конечно, - недоуменно уставилась я на тесненные буквы по центру, а потом не выдержала.
– Ну и к чему она сейчас то? "История Алмазной войны. Уроки потомкам".
– Ай, да ты не понимаешь, как нам на самом деле... свезло, - скривилась в ответ подружка и выдернула у меня из рук толмут.
– Я тут угол загнула, где надо. Смотри еще раз!
– вдоль всей страницы, красочно высились два, воткнутых в траву меча, прорисованные настолько тщательно, что видны были даже мелкие трещины на их длинных, кое-где обляпанных мхом каменных лезвиях. А внизу - мелкий текст:
– Памятник, воздвигнутый в юго-восточных окрестностях Медянска, на историческом холме, где в 2304 году был подписан межрасовый "Вечный закон"... Ну, вы даете.
– А то!
– радостно хлопнулась Любоня напротив меня и водрузила на стол еще и корзину.
– Мы купили все, что надо. Трубку и табак нашли в специальном магазине. А ты так и крапаешь свое любовное послание?
– Ага. И я совсем не знаю, что в нем писать.
– А ну, дай... Ну-ну... Ты бы еще написала, вместо "Поешь обязательно", "Покушай хорошо, перед сном вымой уши и взбей подушку".
– Евся, и не вздумай по имени к нему обращаться. Мало ли.
– Да, знаю я, - окрысилась я на обоих своих "консультантов".
– Но, ведь, записка - не главное. А так, лишь манок.
– Ну, и дуреха же ты, в самом деле, - покачала головой "многоопытная" Любоня.
– Как это, "не главное"? А ты напиши именно то, отчего она в своей цене сразу во много раз возрастет.
– Это как?
– Это, "что", - уточнил мне с кровати Тишок.
– Напиши ему, что...
– Оба сейчас помолчите, - сделала я глубокий вдох.
– Я знаю, что ему написать...
– и приложила, наконец, свой карандашный огрызок к листу бумаги...
– Евся... Да, Евся. Я спрашиваю, как все прошло?
– дернул меня за короткую штанину, прискакавший от лошадей Тишок.
– Дошла посылочка до адресата?
– Ага. Теперь - только ждать. А у вас как?
– Сдал наш табун Стрижу и сразу к вам. Они нас будут ждать на том же месте. Оттуда и нырнем.
– В каком смысле?
– прихлопнула очередного "упыря" на своей шее Любоня.
– В прямом, госпожа души моей. Купаться с тобой будем. Наконец-то.
– Пасть свою похабную...
– Я понял, - вновь стал серьезным бес.
– И раз вы шуток моих не понимаете, пойду ко я на разведку - нюхну под порожком табачку немножко.
– Ага. Только, не обнюхайся. А то будем тебя потом в лопухах ловить, - совершенно серьезно, предостерегла я "разведчика".
Но, ждать его пришлось
– Это он чего?
– от неожиданности, басом выдала моя дорогая подруга.
– Не знаю... Пошли. Только держись рядом со мной и не пугайся своей незримости.
– Ага. В детстве ты меня о таком даже не предупреждала. О-ой...
– Любоня, смотри вперед, - нетерпеливо потянула я трусиху из уже опостылевших кустов к задней стене каталажки, куда за долечку до нас юркнул бес:
– Дымом несет качественно, - почесывая лапкой нос, чтоб не чихнуть, начал он отчет.
– Они там уже орут и веселятся вовсю. И, если вы напряжетесь, то даже здесь расслышите... Но, дружно расхибаривать нам ворота что-то не торопятся. Видно, не тех мороков словили. В общем, Евся, надо работать по запасному плану, иначе можно и упустить главный момент.
– Это по тому, что ты предложил?
– Так точно.
– Ну-у...
– скосилась я на зажатую в Любониной руке сковороду.
– Тогда, не будем терять время и все - по своим местам... Удачи нам, друзья - подельники.
– О-ох, Мокошь - справедливица. Если что, прибила случайно...
Наверное, мы слегка опоздали. Потому что я обещанных "оров" и шумного мужского веселья, как ни силилась, расслышать все ж, не смогла. Но, остатков его хватило вполне. И на требовательный стук, теперь уже в окно, высунулись сразу все три, имеющиеся в наличие недоуменные мужские рожи, подсвеченные снизу кривым канделябром... Да-а... Ими самими надо людей пугать, особенно, когда глаза в кучу и...
– Эй, полоротые! Не доглядели?! А вот мы сейчас по-быстрому возьмем и слиняем без суда и публичных покаяний! Слушай, друг, а может, прямо здесь и начнем... публично каяться? Ты - не против?..
– "не против" были и вызвавшиеся лично в слушатели несколько окрестных собак, поднявших в ответ на писклявый крик свой лай. Правда, пока неуверенный. Так, прочищали глотки. Обменивались информацией. Поэтому наглец, каким-то чудом выбравшийся из камеры на свободу, одернул свой черный жилет и вновь набрал воздуха в грудь.
– Люди добрые!!! Посадили ни за что!!! Сгребли посередь улицы и меня и братана мово!!! Да мы вообще монахи неместные! Подписи на канонизацию досточтимого Ольбега собираем! Так ведь, братан мой?! Чего молчишь?.. Братана мово пытали!!! Язык вместе с усами вырвали!!! Люди... О-ой! Шухер!
– и, напоследок показав собственный длинный язык, нырнул в ближайшие кусты у дороги.
Седой же его "братан" остался мужественно стойким (стоячим), но, как только вожделенные двери распахнулись, начал медленно таясь на фоне луны. Чем вызвал у двух окосевших стражников состояние полного неконтролируемого безумия. Поэтому звук "Бу-у-м-м" стал милосердным актом (надо будет Любоне так потом и сказать). Но, не сейчас:
– Эй! Аф-фу-у... А впусти вы гостеприимно магию, все было бы еще... милосерднее, - отряхнув ладони, переступила я через осевшего мужика.
– Любонь, а третий?