Евсения. Лесными тропками

Саринова Елена

– Ага, - вспомнила я "радостные" обороты этой, действительно, "выдающейся" со всех сторон женщины.

Хран только крякнул тогда в восхищении (в середине и в конце), а Стах согласно покачал головой. Меня же она, после знакомства, просто сгребла в охапку, а потом, обозвав "стрекозой", вдруг прослезилась. Не то, от гордости за свою отважную племянницу, не то, от жалости ко мне, по сравнению с женщинами их рода, явно "задохлой". И один лишь бесенок, перекинутый теперь в серого кобеля, остался не у дел. Если, конечно, не брать в расчет тот бараний мосол, который ему тетка Свида с крыльца кинула. Ну,

ничего, я этот "моральный ущерб" умыкнутыми со стола пирогами восполнила чуть позже, но, с лихвой. Да и Стах от себя тоже, по-моему, кое-что добавил... И Любоня... Да и Хран пару раз от застолья отлучался... Бедный Тишок...

– Евся, я знаешь, что сейчас подумала?

– Нет. Но, надеюсь, через долечку узнаю, - обхватила я Любоню руками за плечи.

– Помнишь, мы с тобой вот так же сидели на том бревне, за нашим огородом? Только я тогда в венке была из одуванов и вся зареванная. Помнишь?

– Ага. Вспоминаю. Правда, уже с трудом.

– Вот и у меня такое же чувство, будто целая жизнь прошла, - вздохнула Любоня.
– Но, я не про то... Ты тогда сказала, что, мы с тобой - подруги на всю жизнь и друг без друга, никуда. А я ведь чуть потом не уехала. Даже, не попрощавшись. А все из-за трусости своей.

– Любонь, это ты то - трусиха?
– отстранилась я от девушки.
– Да я как вспомню тебя со сковородой... Ух-х, самой страшно.

– Так-то - позже. После всего, что с нами произошло, - расплылась, вдруг, подруга.
– Это теперь я другой стала. И ты знаешь, что?
– развернулась она ко мне.
– Я решила, что буду с тобой... с вами до самого конца. И пока мы от этой подковы важной не избавимся ты от меня тоже. Так и знай.

– Любоня, ты чего? Да я сама не ведаю, как в Тинарру попаду без паспорта и... вообще. А ты ведь теперь дома. Да и что твоя тетка на такое скажет? Ведь это уже - заграница.

– А ей и знать не обязательно. Я отныне сама своей судьбой распоряжаюсь, - вздернула носик Любоня.
– Или ты боишься, что жених твой будет против таких гостей?

– Жених ее против не будет. Наоборот, почтет за честь, - качнулся к нам из темени мужской силуэт и замер напротив.
– Здесь другая проблема, Любоня, и ты должна о ней знать - наш маршрут.

– Что, опять тропками?
– авторитетно скривилась подружка.

– Угу. Еще какими. Думаю, до гор - на лошадях, а там, через пещерный город перейдем на ту сторону. Но, надо будет еще с Храном переговорить. Он в этом деле гораздо опытнее меня, - почесав нос, шлепнулся с другой от меня стороны Стах.

– А что за пещерный город?

– Старое кентаврийское поселение. Здесь же раньше их земли были. Это позже кентавры за Рудные горы ушли, и дома строить начали. Так что, любимая, прогуляемся с тобой познавательно - я сам в тех местах ни разу не был.

– И вы думаете, я такое пропущу?
– перегнулась к нам возмущенная Любоня.

– Госпожа души моей, я бы этого не пережил... И-ик.

Он бы этого не пережил. А я вот глубоко задумалась. Ведь с одной стороны, такие "познавательные прогулки" сами по себе, уже - государственное преступление. А с другой... Она ж - моя любимая подруга, за которую я сейчас "цепляюсь", как за последний признак всего самого лучшего, что когда-то в моей прежней жизни было. И по-моему,

это... взаимно.

– Любонь, я очень-очень рада такому твоему решению. Но, все ж, подумай хоро...

– А что тут думать то? Госпожа души моей, это - для тебя, - развернулись мы к "кобелю", но даже рты раскрыть не успели, как тот, вдруг, писклявым голосом затянул.
–

Ой, не плачь ты, девка, о своей судьбе.

Чай, еще отыщешь ты хомут себе.

И еще лихого подкуешь коня.

Если не потушишь ты любви огня... О-ох...

– Стах, это ты его напоил?
– в наступившей за нашими спинами тишине испуганно прошипела я.

– Не-ет. То есть, я, но, совсем...

Ба-бах!

– Та-ак... Кто сейчас пел?

– Я... горло прочищал.

– Нет, это я. И я ведь предупреждала, что петь не...

– Тетушка, то я горланила.

– Свида, да он...

– Да вы что?!
– громыхнуло теперь прямо над нашими макушками.
– Ну, так... Пел с душой, бесово семя. Молодец. Однако в дом даже не думай, хотя, во дворе можешь носиться без опаски. Ибо, как изрекает мой знакомый маг Абсентус: "Самое большое зло в мире рогов не носит, а носит ангельскую улыбку". Вы меня хорошо расслышали? Все?

– Ага.

– То-то же. А теперь встали и пошли за мной. У меня тост будет.

– И-ик...

Да-а... А до меня, вдруг, в этот момент, внезапно дошло одно очень простое, но, важное понимание: "Это - мой мир. Мир, где к магии относятся, как к части жизни. Где есть место и настоящей дружбе и любви. Где тебя принимают таким, какой ты есть. И пусть, он пока совсем мне незнакомый, этот "новый мир". Но, он уже целиком и полностью - мой":

– Дорогие мои, - сгребла я под руки и подругу и Стаха.
– И как же я вас... люблю. И тебя, кобелиный певец, люблю. И все-все-все вокруг тоже люблю. И даже незнакомую Тинарру. И как же это замечательно - просто жить и любить.

– Евсения, а вот тебя кто... напоил? И пойдемте ко обратно, за стол...

Город Медянск просыпался рано. Используя для данной цели вместо привычных в деревнях петухов, новомодные будильники или просто церковные колокола. И когда я спросонья расслышала этот, плывущий над улицами и садами перезвон, то от удивления подорвалась с кровати к окну, а распахнув его, замерла, прислушиваясь сквозь рассветное, пока еще тихое птичье чириканье в садовой листве:

– Ну, ничего себе, - а потом опустила глаза вниз.
– Ну, ничего... себе.

– О, Евся. Вы уже проснулись?

– Не-ет, - обернувшись к брошенной постели, помотала я головой.
– Любоня еще спит. Тетка Свида, а откуда... это? Я вчера его не заметила.

– Вот и мне... интересно, - подбоченясь одной рукой, поднесла женщина вторую, с зажатой в ней кружкой, ко рту.
– Я сама вчера такого не заметила, - и, тут же про чай позабыв, задрала голову к цветущей черемуховой верхушке. А когда я, спешно натянув штаны и блузку, прискакала к ней вниз, кивнула на высокое благоухающее дерево.
– Эту черемуху еще мой покойный муж сажал. И она уже лет десять, как не цвела, не говоря о ягодах. Я все выдрать ее собиралась и клумбу с розами на этом месте разбить, а тут такое... Ты ж, дитё, дриада, так, может, скажешь мне, к чему почти пень, да еще не в сезон, вдруг, зацвел?