Евсения. Лесными тропками
Шрифт:
– Тишок, помолчи. Любоня, рот закрой и отвечай.
– Как же я с закрытым то ртом? Ладно, не злись... Была, только очень давно - в детстве.
– Ага... И ты что-нибудь там... помнишь? Так, что бы красочно сейчас описать? Чтобы Тишок смог потом это представить и...
– Евся, ты ерунду то не пори.
– А у тебя, самый могучий ум всей Ладмении, другие варианты есть?
– не на шутку вскинулась я на бесенка.
– Может, ты знаешь, как нам теперь реку переплыть? Да просто, к берегу подойти? Или у тебя есть гениальная идея, как
– Евся!.. Я вспомнила! Там мечи каменные из земли торчали. Длинные такие... с завитушками. И слова внизу были.
– О-о-о. Горе мое, горемычное.
– Та-ак. Замечательно. Сидите здесь: одна описывает, другой - представляет. А я сейчас вернусь.
– Ты куда?!
– вскинулись мне вслед две головы.
– За еще одним подельником. Думаю, без местной помощи нам с вами - никак...
ГЛАВА 22
Приземистое одноэтажное здание с высоким выщербленным крыльцом, решетками на таких же окнах (грызут их здесь, что ли?) и указующей табличкой у входа стояло на самом городском отшибе. С левого бока, через лопуховый пустырь, ограниченное чьим-то, уже притихшим на ночь садом, а с парадной стороны, отчерченное от остальной Клитни узкой уличной полосой. Тоже, впрочем, ведущей дальше в тупик, из-за забора которого ощутимо несло тухлой канавой. С его же тыла, в подлеске из акаций, затянувших закопченные развалины, сейчас терпеливо торчали мы... с моей дорогой подругой... Бу-м-м...
– Любо-ня.
– Ой, - в темноте изобразила та большое сожаленье, а потом, правда, уже свободной от сковородки рукой, поскребла свой лоб.
– Эти комары местные - прямо упыри. И откуда их здесь столько поналетало?
– Из канавы, - не отрываясь от угла городской каталажки, буркнула я.
– Оттуда... И вообще, зачем ты ее с собой приперла? Пихнула бы в сумку, как все остальные вещи и оставила на Дуле. Или, боишься, позарится кто на твой "знатный" подарок?
– Нет. Я другого боюсь - вдруг придется его применить... Не так, как, ну...
– Любонь, ты ей драться, что ли, собралась?
– удивленно развернулась я к подруге.
– А что? Она ведь - чугунная. Вот и проверим - чей котел крепче, - слово в слово повторила она любимое выражение собственной матушки. Да только я до сей поры думала, что оно... образное, что ли. А вот сейчас засомнева...
– Евся, он идет.
– Ага, вижу... Стой здесь. А я прослежу, - и под возмущенный Любонин писк, бесшумно скользнула из нашего укрытия...
Подросток шел по пустой в это время улице, подсвеченной лишь фонарем над нужным нам крыльцом, как по собственному лошадиному загону - уверенно и с достоинством. Лишь корзинкой в руке помахивал в такт своим гулким шагам. Что еще раз навело меня на мысль о "непростой" жизни шустрого конюха. И, уже дойдя до самого угла, на долечку тормознул - бросил взгляд прямо в моем направлении. А потом удовлетворенно расплылся. Я в ответ, хоть
– Стриж, хобий хвостяра! Чего явился, да еще в такую темень? Батю то твоего мы сегодня не угостеприимили?
– насмешливым, но, вполне дружелюбным басом поинтересовались оттуда. Однако ответной радости я что-то не расслышала:
– Ну и благодарствую хоть на том, - тихо огрызнулся мальчишка.
– У меня поручение с посылкой для вашего сегодняшнего... дневного "гостя".
– Ух ты! А, ну, постой...
– долгожданно лязгнул теперь и дверной засов, после чего я впервые за вечер глубоко выдохнула. Однако особо радоваться пока...
– Чего там?
– в отброшенном квадрате света отчетливо сейчас проглядывались две неравнозначные тени - маленькая, с поклажей на выставленных вперед руках и грузная, склоненная над ней.
– Да так, - пренебрежительно хмыкнул Стриж.
– Колбаска, хлеба каравай, сыр и зелень. При мне собирали.
– А кто собирал?
– а вот теперь в голосе городского стража просквозила не совсем добрая интонация.
– А-а, постоялица наша. Рыдала и собирала. Сказала, что утром сама к вам придет, а сейчас по такой ночи на другой конец незнакомого города забоялась переться.
– Сама?
– Угу... Как проснется и к вам, а пока... только это и... еще...
– начал он, но продолжить, будто, передумал.
– В общем, я свой сребень честно заработал. Прощевайте, господин Шек.
– А ну, постой!
– зацепило вмиг мужика.
– Чего-то ты не договариваешь. Юлишь чего-то. Может, в корзинке той кроме харчей...
– А сами проверяйте. Я все передал. Но... если пообещаете в другой раз батю моего в лопухах "не заметить", могу и от себя кое-что добавить.
– Хе-ех, а то мы сами ее до дна не вытрясем?
– замялся в ответ страж, правда, ненадолго.
– Ладно. Сговорились, но лишь на один раз. Говори, чего там еще упрятано?
– Да, может, то и не важно?.. Записочка там. И сложенная уж больно старательно.
– Записочка?
– Угу. И еще... Так, а батя то мой ведь часто, того... усугубляется?
– Стриж! Ты меня не гневи!
– Ну, как знаете.
– Ладно... хобий сын. Считай, еще на раз выторговал своему отцу свободу и целые ребра. Теперь говори, все, что знаешь. Да не юли больше.
– Все дело в том, что, я и ее тоже честно предупредил про вашу, господин Шек, "особую любовь" к трубке. Вот она и... В общем, табак там. Да не дешевка какая-нибудь с местного огорода, а настоящий - эльфийский. Дорогущий.