Фуше
Шрифт:
Как всегда в случаях, когда обстоятельства вынуждают его действовать в нестандартной обстановке, он делает неожиданный ход. Ночью, после того как его в очередной раз посещают императорские посланцы, Фуше исчезает из Феррьера и тайно приезжает в Париж. На следующее утро, как ни в чем не бывало, он является в Сен-Клу. Наполеон принимает своего экс-министра на редкость приветливо, обнимает его, даже льстит этому человеку с тихим голосом, вкрадчивыми манерами и внешностью, которую не удается верно передать лучшим придворным живописцам. Лишь в конце аудиенции император «вспоминает» о своих письмах и требует у Фуше вернуть их ему. Разговор, состоявшийся вслед за этим, в мемуарах Фуше изложен следующим образом: «Государь, ответил я не дрогнувшим голосом, — я сжег их». — «Это неправда». — «Я должен был сделать это…» — «Убирайтесь…» — «Но, государь…» — «Убирайтесь, я вам говорю!»{606}.
Не успевает герцог Отрантский вернуться в Феррьер, как к нему вновь, и уже в который раз, является Бертье. Он сообщает экс-министру, что никогда еще не видел Наполеона в большем гневе, что император уверен в том, что Фуше разыграл его посланцев. Принц Невшательский умоляет, требует от Фуше подчиниться воле государя. Фуше непреклонен. «Более чем когда-либо, — пишет он в мемуарах, — я утвердился в мысли не уступать и тщательно сохранить неопровержимые доказательства того, что наиболее жестокие и инквизиторские меры,
Прихватив с собой старшего сына и его наставника Антуана Жея, Фуше оставляет Феррьер. Путь взят на Лион. Неизвестно, какие чувства испытывает Фуше, приехав в этот город, но легко предположить, что они были не из приятных. Всевластный проконсул, «умиротворитель» Лиона во времена Конвента, могущественный министр Империи, он появляется здесь теперь гонимым, трепещущим странником. Получив бумаги, необходимые для выезда из Франции (экс-министр получает их благодаря протекции (!) генерального комиссара лионской полиции Мэйошо, своего бывшего секретаря), Фуше стремительно преодолевает оставшуюся часть пути и является в Италию неожиданно опасным гостем тосканской великой герцогини Элизы Баччиоки. Сестра Наполеона встречает добровольного изгнанника ласково. Чувство благодарности ей не чуждо. Она помнит об услугах, оказанных сенатором-министром двум ее любимцам; не забыла она и о хлопотах Фуше перед императором относительно передачи ей во владение земель Лукки и Пьомбино. В рекомендательных письмах, которыми Элиза в изобилии снабжает герцога Отрантского, экс-министр лестно именуется «общим другом». Но нервы «общего друга» напряжены до предела. Ему везде мерещится слежка. За ним, действительно, и денно и нощно бдительно следят армейские чиновники и полиция. Неподражаемый мастер полицейского сыска, «первостатейный шпион»{612}, из охотника Фуше превращается в травимую, преследуемую жертву. Он просыпается по ночам от страха: воспаленный мозг рисует картины одна другой ужаснее: «он окружен палачами, обезглавлен…»{613}. Положение Фуше настолько ложно, настолько невыносимо, что он решает покинуть Европу. В считанные часы в голове у Фуше вырабатывается план: он уедет в Америку — «общее убежище всех несчастных друзей свободы». Только там, в Новом Свете, он сможет вздохнуть свободно. Первоначальные шаги в осуществлении этого плана даются ему с чрезвычайной легкостью. Фуше без труда достает необходимые паспорта, приезжает в Ливорно, договаривается с судовладельцем. Из Ливорно предстоит переезд в Неаполь, оттуда — в Рим, а затем через Атлантику — в США. Но стоит Фуше ступить на корабль, как его буквально валит с ног морская болезнь. «Я почти лишился чувств, — пишет он в мемуарах, — и чуть было не умер к моменту, когда меня доставили на берег»{614}. «Одиссея» не состоялась… По возвращении во Флоренцию Фуше пишет униженное письмо императору. В нем он признается, что сокрыл у себя требуемые Наполеоном бумаги с единственной целью — иметь какие-то гарантии от возможных обвинений в свой адрес за деятельность на посту министра полиции. Однако, если император даст ему какую-либо охранную грамоту, он, Фуше, с готовностью вернет всю корреспонденцию{615}. Компромисс достигнут. Фуше получает просимый документ, а Наполеон — свою переписку.
Элиза
5 сентября 1810 г. его превосходительство Жозеф Фуше приезжает в городок Экс, депутатом от которого в Сенат он состоит вот уже девятый год. «Бледный и изнуренный… со смятенными мыслями… и бессвязной речью»{616}, он производит жалкое впечатление. В схватке с Наполеоном Фуше терпит поражение, и император, подчеркивает это, пишет Савари: «Я полагаю, что нам не следует обращать внимание на герцога Отрантского»{617}. Политическая карьера Фуше окончена, — так думает император, так думают и многие его современники, но история еще не поставила крест на герцоге Отрантском, и очень скоро он вновь появится на сцене, где будет играть одну из первых ролей.
До поры до времени герцог Отрантский, бывший министр, а теперь еще и бывший генерал-губернатор Рима, проживает в Эксе. Впрочем, даже гам забвение ему не грозит. Интерес к именитому изгнаннику столь велик, что по приезде герцога Отрантского в Экс «весь город является дабы увидеть его»{618}. У городского бомонда появляется новое развлечение — посещение обедов сенатора Фуше. От времен экской интермедии сохранилось интересное письмо Жозефа Фуше. За день до прибытия в Экс он пишет своему другу Тибодо: «По возвращении из Италии я хочу провести какое-то время в своем избирательном округе. Я желаю… жить в безвестности и спокойствии. Думаю, что город Экс, — это как раз то, что мне нужно…»{619}.
В октябре 1810 г. к Фуше приезжает его жена — «дама, наделенная здравым смыслом»{620}, по словам одного современника, а по словам другого, — особа, отличавшаяся «редкостным уродством, застенчивостью и… «сварливым характером…»{621}. С ней вместе в Эксе обосновывается все семейство опального вельможи. Снова и снова размышляя о причинах своего падения, Фуше приходит к выводу, что таких причин было несколько. Во-первых, его близость с Талейраном во время Испанской войны; во-вторых, самостоятельность, проявленная им при отражении английского десанта в 1809 г., и подозрительная дружба с опальным Бернадотом; в-третьих, «агитация» Фуше в пользу брака Наполеона с русской великой княжной; в-четвертых, враждебность «партии Жозефины» к шефу полицейского ведомства; в-пятых, наконец, «претензия (Фуше) стать тем министром, который заключит мир с Англией за спиной императора…». Уэллесли[84] (британский политический деятель), — похвалялся перед Тибодо герцог Отрантский, — не желал вести переговоры ни с кем, кроме меня…»{622}.
Жозефина, дочь Фуше
Более полугода длится в Эксе спектакль, который Фуше разыгрывает в расчете на императора. Он, Фуше, совершенно доволен переменами в своей судьбе: радости семейного очага, покой, безмятежная свобода, что может быть лучше? Герцог Отрантский столь самозабвенно исполняет свою роль, что, в конце концов, сам начинает верить в реальность розыгрыша{623}. Однако Фуше, как, впрочем, и человек, уславший его в отставку, не способен бездействовать. Ум Фуше, привыкший работать с полной отдачей, не находит себе достаточно пищи в провинциальном, погрязшем в будничной жизни Эксе. «Укоренившаяся привычка все знать преследовала меня, — вспоминал он впоследствии, — … С помощью стойких друзей и преданных эмиссаров я организовал свою тайную переписку, уточненную регулярными бюллетенями, которые, попадая в мои руки отовсюду, также могли быть уточнены; одним словом, я создал свою контрполицию в Эксе. Это развлечение, которое первоначально было еженедельным, затем стало повторяться чаше одного раза в неделю и я был осведомлен обо всех происшествиях в более пикантной форме, нежели была та, когда я находился в Париже»{624}.
Властелин не верит в то, о чем докладывают ему из Экса; Наполеон хранит молчание, и Фуше вынужден вновь обратиться к императору с просьбой позволить ему вернуться в Феррьер. Отнюдь не сразу он получает ответ за подписью Савари. Экс-министр извещается, что он волен провести осень в своем деревенском поместье»{625}. Уже из Феррьера Фуше продолжает вести свои наблюдения за всем, что происходит в Париже. 20 марта 1811 г. у Наполеона родился сын. Фуше комментирует это событие следующим образом: «младенец был провозглашен Римским Королем, как будто сын Бонапарта не мог быть… никем иным, кроме как королем!»{626}. Злословя над императорским режимом и самим властелином за плотно прикрытыми дверьми своего особняка, на виду у всех Фуше ведет себя совсем иначе. В честь крестин наследника великой империи г-н сенатор устраивает блестящее празднество с представлением спектакля о проделках короля Рене. «Фуше придал этому торжеству, — отмечает Тибодо, — величайшую пышность»{627}.
Герцог Отрантский «неистощим» в проявлении верноподданнических чувств. Тот же Тибодо сообщает, что Фуше «по зову сердца», преподносит в дар муниципалитету города Экс мраморный бюст Наполеона. На торжественное открытие памятника приглашены все городские власти. Господин сенатор Жозеф Фуше «произносит речь, дабы воздать должное славным и бессмертным деяниям августейшего основателя империи». Под занавес праздника в доме экс-министра устраивается прием, на котором исполняется кантата, сочиненная супрефектом, месье де Жуке{628}. По-видимому, «опыт» устройства республиканских празднеств эпохи Конвента с их алтарями доблести и конституционными арками немало помог Фуше в организации помпезных торжеств в честь императора французов, в год от Рождества Христова 1811-й…
Но все эти проявления «верноподданнических чувств» очень далеки от тех истинных чувств, которые испытывает его светлость, г-н Жозеф Фуше.
От зоркого и недоброжелательного взгляда герцога Отрантского не укрывается то, что авторитарная политика императора в Европе подрывает Тильзитские соглашения с Россией{629}. Внутренние трудности, которые переживает империя в 1811 г.: упадок торговли — следствие континентальной блокады, нехватка продовольствия — результат неурожайных лет и бездумного расширения экспорта сельскохозяйственной продукции также попадают в поле зрения Фуше. Даже недовольство существующими порядками, выказанное завсегдатаями парижских салонов, замечаются и фиксируются сенатором от Экса. «Дух, царивший в салонах, — вспоминал Фуше, — был не слишком благоприятен для императора; он был даже враждебен»{630}, «салоны и будуары Парижа, — продолжает он, — стали театром тайной войны между приверженцами Наполеона, с одной стороны, и Талейрана и его друзей — с другой — войны, в которой победитель Европы почти всегда бывал бит»{631}.