Фуше
Шрифт:
Наполеон I
Впрочем, сам повелитель не считает себя побежденным. Прежде чутко улавливавший «пульс нации», Наполеон все меньше и меньше обращает внимание на общественное мнение. Правы те, которые утверждают: «Всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает — абсолютно». Несколько афоризмов императора «образца 1810-го года» довольно хорошо иллюстрируют эту мысль. «Мои итальянцы, — заявляет он, — достаточно знают меня, чтобы забыть о том, что в моем мизинце больше ума, чем во всех их головах вместе взятых». «Существует лишь один секрет управления, — уверяет Наполеон, — …быть сильным, ибо только в силе нет ошибок и заблуждений; это — голая правда». «И внутри страны и за ее пределами, — говорит он Шапталю, — я царствую лишь благодаря страху, который внушаю»{632}.
Окружающие императора лица все больше приобретают статус послушных исполнителей и челяди. Кстати, сам Наполеон свою очевидную
Во время личной встречи с императором Фуше призывал его благоразумно довольствоваться достигнутым, заклинал его остановиться и ни в коем случае не вступать в войну с Россией, этой, как он выразился, «современной Скифией». Герцог Отрантский напомнил властелину участь Карла XII, похоронившего в заснеженных степях России шведскую славу. Под конец беседы «вещая Кассандра» в образе экс-министра с поистине дьявольской прозорливостью предрекла Наполеону все те беды, которые он действительно испытал несколько месяцев спустя, перейдя Неман. Слишком уж детальное и чересчур точное описание последствий похода Наполеона в Россию в мемуарах Фуше ставит под вопрос достоверность всей истории с его докладом императору и с разговором, состоявшимся в Тюильри. «Рассказ Фуше, — пишет по этому поводу А. З. Манфред, — требует критическом проверки… При всем том представляется маловероятным, чтобы этот эпизод был целиком выдуман. Он заслуживает внимания как еще одно подтверждение глубокой тревоги, которую вызывал у элиты наполеоновской Франции предполагаемый поход в Россию»{635}.
Как бы то ни было, Наполеон не внял уговорам «верного» Фуше. «Судьба моя еще не свершилась, — заявил император, — я должен закончить то, что пока всего лишь набросок… Я объединю все народы Европы в один народ, а Париж станет столицей мира…»{636}.
В январе 1812 года герцогу Отрантскому позволяют вернуться в Париж и участвовать в работе Сената. Здесь, в столице, страсть Жозефа Фуше к интригам удовлетворяется неизмеримо полнее, чем в далеком Эксе или в его загородной вилле в Феррь-ере. Доверенные и преданные лица попадают в кабинет экс-министра через маленькую дверь, ключ от которой имеет один хозяин дома. Конспирация доведена до совершенства. Агенты Фуше превращаются в невидимок, о которых не подозревают даже обитатели дома на улице дю Бак, исключая, разумеется, самого герцога Отрантского.
«Интрига была так же необходима Фуше, — говорил Наполеон, — как пища: он интриговал всегда, везде, всеми способами и со всеми»{637}.
1812 г. лично для Фуше приносит несчастье — умирает его жена, с которой безмятежно и вполне мирно он прожил долгие двадцать лет. Среди вещей покойницы Фуше натыкается на отложенные «на черный день» 300 тысяч франков золотом…
В своих мемуарах герцог Отрантский ничего не говорит о смерти этой «некрасивой и довольно скучной женщины»{638}, и его молчание красноречивее всяких слов. Один из немногих людей, с которыми он дружит, — Тибодо выражает ему свое соболезнование и получает следующий ответ: «Я очень тронут, мой друг, твоим соболезнованием и соболезнованиями мадам Тибодо. Я достоин жалости с тех пор, как меня постигло несчастье, и я потерял ту, которая провела со мной всю жизнь…»{639}.
«Пророчества» Фуше, которыми повелитель пренебрег в конце 1811 года, в 1812 году сбываются с ужасающей точностью. Бесконечные марши по бескрайним просторам России, кровавые и безрезультатные сражения, в одночасье превратившаяся в огромный костер Москва, отступление по разоренной и разграбленной Старой Смоленской дороге, скорее напоминающее бегство… Один из очевидцев драматических событий русской кампании 1812 года Арман де Коленкур в своих мемуарах приводит любопытный эпизод: «В Познани, — пишет он, — мы пересекли дорогу, по которой армия шла через Кенигсберг. В ожидании писем император по очереди перебирал всех своих министров… Потом император заговорил о герцоге Отрантском: — Этот — просто-напросто интриган. Он замечательно остроумен и легко владеет пером. Это — вор, который загребает обеими руками. У него должно быть многомиллионное состояние. Он был видным революционером, «мужем крови». Он думает, что искупит свои ошибки и заставит забыть их, если будет ухаживать за родственниками своих жертв и разыгрывать для видимости роль покровителя Сен-Жерменского предместья. Этим человеком, пожалуй, выгодно пользоваться, потому что он до сих пор еще продолжает быть живым знаменем для многих революционеров и, кроме того, обладает большими способностями,
Во время войны 1812 года, осенью, в Париже предпринята попытка свергнуть императорский режим{641}. Заговорщиков возглавил генерал Мале — «смелый человек»{642} и искренний республиканец. Враги императора, почти добившись успеха, тем не менее, терпят неудачу. Анализируя ее причины, Фуше писал, что руководителей заговора погубила чрезмерная снисходительность: арестовав Савари, Гюлена (военного губернатора Парижа), заговорщикам следовало немедленно их казнить. Этого, с сожалением замечает Фуше, они как раз и не сделали{643}. Своеобразная оценка. Примечательна была и реакция императора на сообщение о событиях 22 октября 1812 г. в Париже. Жозеф Констан пишет, что когда (во время отступления из России) Наполеон узнал о заговоре Мале, он воскликнул: «Этого бы не произошло, если бы Фуше был министром полиции!»{644}. Прибыв в Париж 18 декабря 1812 г., Наполеон распорядился о проведении секретного расследования относительно возможности участия Фуше в заговоре генерала Мале, которое подтвердило, однако, непричастность его к этому заговору{645}.
Разгром наполеоновской армии в России явился страшным, сокрушительной силы ударом по «великой империи». «Бесполезные и купленные дорогой ценой победы… уничтожение прекраснейшей из армий, какой когда-либо обладала Франция, — таковы были результаты этого рокового похода в Россию», — писал секретарь императора Клод-Франсуа Меневаль{646}. «Из четырехсот тысяч солдат, перешедших Неман, — вспоминал Фуше, — едва ли тридцать тысяч переправились через реку пять месяцев спустя…»{647}.
Маршал Г. А. Блюхер
В 1813 году война бушует в центре Европы. Впервые, начиная с 1796 года, Бонапарт вынужден обороняться. «Он сражался с храбростью льва, — вспоминал Лавалетт, — но льва, вынужденного отступать»{648}. Императору, по его собственным словам, нужна новая Великая армия в 800 тысяч человек. Министры Наполеона считают, что для участия в новой военной кампании Франции необходимы дополнительные средства в размере 300 миллионов франков{649}. Таких войск и таких денег у Наполеона нет. Император безуспешно пытается вступить в сепаратные переговоры с Англией. Для этого он даже готов воспользоваться услугами «негоциатора» 1810-го года Пьера-Сезара Лябушера… Провал лондонских, как и всех прочих переговоров, закономерен. Дело в том, что Наполеон всегда умел вести переговоры будучи победителем, но тогда, в 1813 году, всем больше памятна гибель Великой армии в российских снегах, а не «солнце Аустерлица»[85]. Ореол непобедимости развеян и с императором французов говорят на непривычном для него языке. Ему смеют ставить условия! Требуют отдать то-то и то-то! В ответ на эти беспардонные домогательства он раздраженно заявляет: «Пусть они (союзники) отберут у меня то, что смогут, но я ничего им не отдам»{650}. Однако бескомпромиссный на словах, Наполеон понимает всю затруднительность своего положения. Ему нужен советчик, человек искушенный в дипломатии и привыкший находить выход из казалось бы безнадежной ситуации… Такой человек во Франции есть. Это…Талейран. Император с ним советуется. Это, конечно, не значит, что он последует данным ему советам. Тем не менее герцог Отрантский оскорблен: «Мне было больно видеть господина де Талейрана, если и не находящимся в милости, то по крайней мере призванным в совет, тогда как я, — пишет Фуше в мемуарах, — продолжал оставаться без дела и в опале…»{651}.
Тем временем, пока Фуше «ревнует» императора к Талейрану, Наполеон вновь пытается поставить на колени восставшую против «великой империи» Европу. Первоначально ему удается одержать несколько побед над армиями шестой коалиции. 2 мая он наносит поражение союзникам под Люненом, 20–21 мая — под Бауценом. В разгар своих военных успехов император внезапно вспоминает о «верном» Фуше. 10 мая 1813 г. из Дрездена Наполеон шлет Фуше письмо: «Я сообщаю вам о моем намерении, — пишет властелин, — что как только я окажусь во владениях прусского короля, я назначу вас главой правительства этой страны… Я желаю, чтобы вы приехали в Дрезден тайно и не теряя ни единой минуты… Я очень рад возможности… получить от вас новые услуги и новые доказательства вашей преданности»{652}. На следующий день он пишет письмо императрице Марии-Луизе, в котором требует, чтобы герцог Отрантский немедленно выезжал в Дрезден. Официально причина вызова Фуше в императорскую штаб-квартиру объясняется желанием Наполеона поручить ему генерал-губернаторство в Пруссии после захвата прусской территории. Но смысл этой новой милости Наполеона понятен всем, начиная от камердинера императора и кончая самим Фуше. Свидетельства Констана, Савари, Фуше, Тибодо удивительно схожи. Они буквально дословно повторяют одно и то же. Констан пишет: «Император, вызывая его (Фуше), имел действительный повод, который он, однако, скрыл под правдоподобным предлогом. Находясь под большим впечатлением от заговора Мале, его величество полагал, что будет неблагоразумно оставлять в Париже во время его отсутствия столь недовольную и влиятельную особу, как герцог Отрантский… я слышал, как он (Наполеон) много раз высказывался по этому поводу таким образом, который не оставлял места для сомнений»{653}. А вот отрывок из воспоминаний Савари: «Император… призвал герцога Отрантского (Фуше) из Парижа в Дрезден… чтобы избавить себя от докучного труда бороться с ним. так как было понятно, что он начнет интриговать в Париже…месье Фуше обладал беспокойным характером, он всегда стремился быть участником в каком-либо деле, и обычно против кого-либо…»{654}. Тибодо пишет, что не доверявший Фуше Наполеон «не желал позволить ему (Фуше) оставаться в Париже во время его отсутствия»{655}. И, наконец, сам Фуше в мемуарах пишет, что после вызова в Дрезден он сразу же заключил, что властелин опасается его присутствия в Париже{656}.