Ган Исландец

Гюго Виктор

— Далеко-ли отъ Виглы до Сконгена? — спросилъ другой путникъ.

— Намъ надо еще миновать Ордальсъ, такъ что раньше трехъ часовъ утра мы не будемъ въ Сконген.

— Который это часъ пробило сію минуту?

— Праведный Боже, вы заставили меня содрогнуться. Да, это звукъ Дронтгеймскаго колокола доносится къ намъ по втру. Это врный признакъ грозы. Сверо-западный втеръ нагоняетъ тучи.

— Дйствительно, звздъ ужъ не видно позади насъ.

— Ускоримъ шаги, благородный господинъ, прошу васъ. Гроза приближается, а въ город быть можетъ уже знаютъ про обезображенный трупъ Жилля и о моемъ бгств. Ускоримъ шаги.

— Пожалуй.

Старикъ, твоя ноша, кажется, тяжела, давай-ка ее сюда, я моложе и сильне тебя.

— Нтъ, благодарю васъ, благородный господинъ; орлу не подобаетъ носить панцырь черепахи. Я не достоинъ отягощать васъ моей ношей.

— Но если она не подъ силу теб, старикъ?.. Она кажется довольно увсистой. Что тамъ у тебя? Когда ты сейчасъ споткнулся, тамъ зазвенло точно желзо.

Старикъ поспшно отошелъ отъ молодаго человка.

— Зазвенло! О, нтъ, это вамъ почудилось. Тамъ ничего нтъ… кром състнаго, блья… Нтъ, моя ноша нисколько не отягощаетъ меня.

Доброжелательное предложеніе молодаго человка, казалось, внушило его старому спутнику ужасъ, который онъ пытался скрыть.

— Ну, какъ знаешь, — отвтилъ молодой человкъ, ничего не примчая.

Старикъ успокоился и поспшилъ перемнить разговоръ.

— Да, господинъ, довольно скучновато бглецамъ брести ночью по дорог, которая днемъ представляется путнику столь занимательной. По берегу залива, влво отъ насъ, находится гибель руническихъ камней, на которыхъ можно изучать письмена, начертанныя, какъ гласитъ преданіе, богами и великанами. Вправо отъ насъ, позади скалъ, обрамляющихъ дорогу, простирается Скіольдское соляное болото, очевидно сообщающееся съ моремъ какимъ-нибудь подземнымъ каналомъ, такъ какъ въ немъ ловится морской червь, эта достопримчательная рыба, которая, по наблюденіямъ вашего слуги и проводника, питается пескомъ. Мы приближаемся теперь къ башн Виглы, въ которой король-язычникъ Вермондъ приказалъ изжарить груди святой великомученицы Этельдеры на горящемъ истинномъ крест, привезенномъ въ Копенгагенъ Олаемъ III и отвоеванномъ норвежскимъ королемъ. Говорятъ, что съ тхъ поръ тщетно пытались превратить эту проклятую башню въ часовню; какіе бы кресты тамъ ни воздвигали, небесный огонь тотчасъ же истреблялъ ихъ.

Въ это мгновеніе сильная молнія освтила заливъ, холмы, скалы, башню и исчезла, прежде чмъ взор путниковъ могъ различить какой-нибудь изъ этихъ предметовъ. Они невольно остановились и почти вслдъ за молніей раздался страшный громовой ударъ, эхо котораго раскатилось съ тучи на тучу на неб, съ скалы на скалу по земл.

Наши спутники взглянули на небо: звзды померкли, тяжелыя тучи быстро катились одна на другую и гроза, подобно лавин, разразилась надъ ихъ головою. Сильный втеръ, гнавшій тучи, не коснулся еще деревьевъ, на листву которыхъ, не волнуемую малйшимъ дуновеніемъ, еще не пало ни одной капли дождя. Съ высоты доносился бурный гулъ, который, сливаясь съ ревомъ залива, одинъ нарушалъ молчаливую ночную темноту, усилившуюся отъ мрака непогоды.

Это мятежное затишье вдругъ было прервано какимъ-то рычаньемъ, послышавшимся невдалек отъ обоихъ путниковъ; старикъ весь затрясся отъ ужаса.

— Всемогущій Боже! — вскричалъ онъ, схвативъ руку молодаго человка: — Это дьявольскій смхъ бури, или голосъ…

Новый блескъ молніи, новый раскатъ грома прервали его слова. Гроза забушевала яростно, какъ будто ожидала только этого

сигнала. Путники еще плотне завернулись въ плащи, чтобы защититься отъ дождя, который потоками лилъ изъ тучъ, и отъ густаго песка, вихремъ вздымаемаго съ дороги.

— Старикъ, — произнесъ молодой путешественникъ: — при свт молніи я только-что усплъ примтить вправо отъ насъ башню Виглы; свернемъ съ дороги и поищемъ тамъ убжища.

— Убжище въ проклятой башн! — вскричалъ старикъ: — Да хранитъ насъ святой Госпицій! Подумайте, молодой человкъ, эта башня давно покинута.

— Тмъ лучше, старикъ. Намъ не придется ждать у дверей.

— Подумайте, какое гнусное преступленіе осквернило ее!..

— Такъ что же, она очистится, давъ намъ убжище. Ну, старина, слдуй за мною. Сказать откровенно, въ такую ночь я попросилъ бы убжища въ разбойничьемъ притон.

Не обращая вниманія на предвщанія старика, онъ схватилъ его за руку и направился къ зданію, которое при частомъ блеск молніи виднлось невдалек.

Приблизившись къ ней, они примтили свтъ въ одной изъ бойницъ башни.

— Посмотри, — замтилъ молодой путешественникъ: — эта башня обитаема. Теперь ты, безъ сомннія, успокоишься.

— Господи, Боже мой! — вскричалъ старикъ: — Куда вы ведете меня? Святой Госпицій! Не попусти мн войти въ вертепъ демона!

Путники находились у подножія башни. Молодой человкъ сильно постучалъ въ новую дверь этой мрачной развалины.

— Успокойся, старина; должно быть какой-нибудь благочестивый отшельникъ поселился тутъ и своимъ присутствіемъ освятилъ это оскверненное жилище.

— Нтъ, — отвчалъ ему спутникъ, — я не войду. Отвчаю вамъ, что никакой отшельникъ не можетъ здсь жить, если только нтъ у него вмсто четокъ одной изъ семи цпей Вельзевула.

Между тмъ, свтъ переходилъ изъ одной бойницы въ другую и наконецъ блеснулъ сквозь замочную скважину двери.

— Ты запоздалъ, Николь! — закричалъ чей-то пронзительный голосъ: — Вислицу ставятъ въ полдень, а шести часовъ достаточно, чтобы придти изъ Сконгена въ Виглу. Разв еще подвернулась какая работа?

Вопросъ былъ сдланъ въ ту минуту, какъ дверь отворилась. Женщина, открывшая ее, примтивъ вмсто того, котораго ожидала, двухъ незнакомцевъ, съ угрожающимъ и испуганнымъ крикомъ отступила назадъ.

Наружность женщины была мало успокоительна. Она была высокаго роста и держала надъ головой желзный ночникъ, освщавшій ея физіономію. Синеватыя черты ея лица, сухая, угловатая фигура сильно напоминали трупъ, а глубоко запавшіе въ орбиты глаза сверкали зловщимъ блескомъ, подобно погребальнымъ факеламъ. На ней надта была красная саржевая юбка, изъ подъ которой виднлись голыя ноги, и которая выпачкана была пятнами боле яркой красноты. Ея исхудалую грудь прикрывала мужская куртка, съ обрзанными по локоть рукавами.

Втеръ, врываясь въ открытыя настежь двери, разввалъ на голов ея длинные, сдые волосы, слегка сдерживаемые мочалкой, что придавало еще боле дикости свирпому выраженію ея физіономіи.

— Добрая женщина, — сказалъ младшій изъ путниковъ: — дождь льетъ какъ изъ ведра, у тебя есть кровля, у насъ найдется золото,

Его старый спутникъ дернулъ его за плащъ и пробормоталъ тихимъ голосомъ:

— Милостивый господинъ! Что это вы говорите? Если это не дьявольское жилье, такъ наврно притонъ какого-нибудь разбойника. Наше золото не только не спасетъ насъ, а скоре погубитъ.