Где апельсины зреют
Шрифт:
— Тьфу, тьфу! Это тоже не купеческая да. А вы вотъ что: нельзя-ли русскую селяночку изъ ветчины на сковородк приказать изобразить, да дутые пироги? Можетъ быть вамъ по знакомству и сдлаютъ.
— Нтъ, этихъ блюдъ вамъ во всей Италіи не сдлаютъ. Глаза вытаращутъ отъ удивленія, если скажешь про пироги или про селянку.
— Ну, бифштексы. Бифштексы можно?
— Можно. Это англичане дятъ.
— Что англичане дятъ, то можно, а что русскіе, того нельзя. Что за счастье такое англичанамъ?
— Да вдь русскіе очень мало посщаютъ Италію, а англичане
— Голубая вода! Голубая вода! закричала Глафира Семеновна, смотря за бортъ парохода. — Николай Иванычъ, смотри, какая бирюзовая вода.
Николай Ивановичъ и Конуринъ подскочили къ борту. Пароходъ проходилъ мимо высокой отвсной скалы, какъ-бы выростающей прямо изъ моря.
— Фу, ты пропасть! Дйствительно, голубая вода и даже въ прозелень… сказалъ Конуринъ. — Подсиниваютъ ее чмъ, что-ли? спросилъ онъ контролера.
— Что вы! Да разв это можно? улыбнулся тотъ.
— Э, батюшка, иностранецъ хитеръ. Это не нашъ братъ русскій вахлакъ. Иностранецъ и подсинитъ чтобы подиковинне казалось и на эту диковинку изъ чужихъ краевъ ротозевъ къ себ заманить.
— Да нтъ-же, нтъ. Никто здшнюю воду не краситъ. Эта вода ужъ такого свойства. Тутъ отсвтъ скалъ и голубаго неба играетъ роль. Погодите, черезъ полчаса будетъ такъ называемый голубой гротъ и тамъ вы еще боле синюю воду увидите.
— Ахъ, да, да… Непремнно надо посмотрть этотъ голубой гротъ… заговорила Глафира Семеновна.
— А вотъ мы около него остановимся, я васъ усажу въ лодку съ надежнымъ гребцомъ и вы отправитесь въ него, сказалъ контролеръ. — Это потрясающее зрлище. Нигд въ цломъ мір нтъ ничего подобнаго.
— А не опасно? спросилъ Конуринъ.
— Что-же тутъ можетъ быть опаснаго! отвчалъ контролеръ. — Смотрите, море какъ паркетъ. Тишина…
— Впрочемъ, и то сказать, на огненную гору Везувій третьяго дня лазали, такъ ужъ чего тутъ!..
— Надо только поспшить во время морскаго отлива въхать въ этотъ гротъ и во время отлива выхать, а то при прилив можно тамъ на долго остаться.
— Ой! Какъ-же это такъ? Тогда Богъ съ нимъ и съ гротомъ, проговорилъ Николай Ивановичъ.
— Не безпокойтесь, не безпокойтесь. Пароходъ подойдетъ къ гроту именно во время отлива и гребецъ и ввезетъ и вывезетъ васъ безъ задержки.
— Послушайте… Подемте и вы съ нами. Съ вами все-таки не такъ страшно… упрашивала контролера Глафира Семеновна.
— Съ удовольствіемъ-бы, сударыня, но я по обязанностямъ службы долженъ быть на пароход.
— Боюсь, право боюсь хать. А ежели мы не успемъ выхать изъ грота и наступитъ приливъ?
— Успете. Времени много. Лодочникъ опытный. Каждый день на этомъ дл.
— Ну, а ежели-бы не успли?
— Тогда придется остаться въ грот до отлива на нсколько часовъ.
— Въ потемкахъ? Бр… Фу! Страшно!
— А вотъ увидите, какой въ этомъ грот особенный фосфорическій свтъ.
— Да вдь задохнуться можно.
— Не бойтесь пожалуйста. Голубой гротъ — это все равно что большой залъ съ куполомъ. Зрлище потрясающее.
—
— Непремнно надо. Чего ты боишься! Ты за меня держись.
Конуринъ покрутилъ головой.
— Надо все-таки для храбрости еще коньяку выпить. Господинъ землякъ! Скомандуй-ка! обратился онъ къ контролеру.
— Нтъ, нтъ. Съ пьяными я ни за что не поду! воскликнула Глафира Семеновна.
Пароходъ убавлялъ ходъ и давалъ свистки.
— Голубой гротъ… Подъхали. Идите скорй къ трапу и я рекомендую вамъ опытнаго лодочника, проговорилъ контролеръ и бросился съ верхней палубы внизъ.
Ивановы и Конуринъ тихо послдовали за нимъ. Глафира Семеновна была блдна и крестилась.
LXVII
Около пароходнаго трапа вверху толпились пассажиры всхъ національностей и по одиночк сходили по лстниц, чтобы помститься въ цпляющіяся за пароходъ маленькія лодочки, дабы хать осматривать Голубой гротъ. Гребцы, переругиваясь между собой, принимали пассажировъ и отчаливали отъ парохода. На палуб парохода была страшная суматоха. Вс старались какъ можно скоре попасть въ лодку, дабы подольше пробыть въ грот до морскаго прилива. Слышались итальянская, французская, нмецкая и всего больше англійская рчь. Даже всегда медленные въ своихъ движеніяхъ и флегматичные англичане — и т суетились, проталкиваясь къ лодкамъ. Англичанинъ въ клтчатомъ шотландскомъ костюм и шапочк, кром бинокля, барометра, фляжки и баула, перекинутыхъ черезъ плечо на ремняхъ, имлъ при себ еще плетеную корзинку съ ручкой. Въ корзинк лежала масса маленькихъ коробочекъ съ надписями на нихъ краснымъ карандашомъ.
— Спускайтесь, спускайтесь скорй и садитесь въ лодку вотъ съ этимъ старымъ гребцомъ. У него хоть одинъ глазъ, но онъ опытне другаго двухглазаго и маракуетъ немножко по французски, сказалъ Ивановымъ и Конурину контролеръ, проталкивая ихъ на лстницу.
Лодка внизу у лстницы такъ и прыгала по морской зыби. Кривой старый гребецъ принялъ Николая Ивановича и Конурина, спрыгнувшихъ въ лодку, а Глафиру Семеновну просто схватилъ въ охапку и перетащилъ на скамейку въ лодк.
— Легче, легче! Черепаховыя гребенки сломаешь! У меня черепаховыя гребенки въ карман! кричала она, но лодка уже отвалила отъ парохода.
Кривой гребецъ взялся за весла. Онъ былъ почти полуголый. Штаны и рукава грязной рубахи были засучены до-нельзя, дальше чего уже ихъ засучивать нельзя. Въ разстегнутый воротъ виднлась волосатая коричневая грудь. Лицо было также коричневое, обрамленное сдой вплотную подстриженной бородой, и смотрлъ только одинъ глазъ. Голова была вмсто шляпы обвязана какой-то цвтной тряпицей. Лодка подъзжала къ громадной отвсной скал, на вершин которой карабкались козы, казавшіяся величиной съ цыпленка. Внизу подъ скалой бродили по колно въ вод два голыхъ субъекта, нагота которыхъ прикрывалась только короткими штанами. Они размахивали руками, что-то кричали и манили къ себ приближающіяся лодки.