Где апельсины зреют
Шрифт:
Конуринъ шелъ сзади. Шея его была вся увшана нитками коралловъ, которыя онъ купилъ по дорог.
— Ужъ и пьянъ, ужъ и три раза свалился! бормоталъ онъ, покачиваясь. — И всего только одинъ разъ растянулся, да одинъ разъ сковырнулся, но это не отъ меня, а отъ осла.
Пароходъ долженъ былъ отвалить отъ острова въ три съ половиной часа и до отхода его времени оставалось еще слишкомъ часъ. Капитанъ, сытно позавтракавшій, пилъ кофе съ коньякомъ и подозрительно взглядывалъ на высящійся вдали Везувій. Надъ Везувіемъ виднлось изрядное облачко, которое постепенно
— Простите, но я долженъ удалиться на пароходъ. Капитанъ опасается, какъ-бы на обратномъ пути на насъ не налетлъ шквалъ, и посылаетъ меня сдлать кой-какія распоряженія на пароход.
— Шквалъ? Что-же это значитъ? — задала вопросъ Глафира Семеновна.
— Да не задулъ бы втеръ и не разыгралась-бы качка. Видите это облако надъ Везувіемъ? Оно очень подозрительно.
Глафира Семеновна слегка поблднла.
— Неужели будетъ буря? — быстро спросила она.
— Буря не буря, а покачать можетъ. Да вы не пугайтесь. Что вы! Можетъ быть и такъ обойдется.
Контролеръ пожалъ всмъ руки и побжалъ садиться въ лодку.
А облако надъ Везувіемъ все увеличивалось и увеличивалось. Оно уже закрыло солнце. Голубая вода посрла. На тихомъ до сего времени мор показалась зыбь. Капитанъ быстро исчезъ отъ своего стола. Задулъ втеръ.
— Николай Иванычъ, ужъ не остаться-ли намъ здсь на Капри ночевать въ гостинниц? — обратилась къ мужу Глафира Семеновна.
— Ну, вотъ еще! Да здсь на Капри съ тоски помрешь. Кром того, у насъ взяты на сегодняшній вечеръ билеты въ театръ Санъ-Карло. Нтъ, нтъ, подемъ въ Неаполь.
— А вдругъ буря? Я бури боюсь.
— Вотъ видишь, видишь. Говорилъ я теб, что не слдовало на этотъ Капри здить. Да и ничего на немъ нтъ особеннаго. Голубой гротъ — вотъ и все.
— А мало вамъ этого? Мало? Эдакая прелесть Голубой гротъ! Кром того, на пароход я себ очень дешево камей накупила, черепаховыхъ гребенокъ. А втка съ апельсинами?
— На ослахъ помотались… проговорилъ заплетающимся языкомъ Конуринъ.
— Ну, насчетъ ословъ-то вы ужъ молчите. Все удовольствіе мн испортили, огрызнулась на него Глафира Семеновна.
— Не я это, милая барынька! не я, а ослы.
А надъ островомъ Капри растянулась уже туча. Накрапывалъ рдкій дождь. Ивановы и Конуринъ начали разсчитываться за завтракъ и спшили на пароходъ.
— Господи! Пронеси. Ужасно я боюсь бури… шептала Глафира Семеновна.
Они сошли на пристань. Пароходъ давалъ свистки. Столпившіеся пассажиры поспшно садились въ лодки и направлялись на пароходъ. На пристани Конуринъ купилъ нсколько апельсинныхъ втвей съ плодами и сидлъ въ лодк какъ-бы въ апельсинномъ лсу. Нитки съ кораллами, купленныя у ребятишекъ на пристани, висли у него уже не только на ше, а на плечахъ, на пуговицахъ пиджака. Кораллами была обмотана и шляпа.
— Чего вы дурака-то изъ себя ломаете! Чего вы кораллами обвсились! Что это за маскарадъ такой! Снимите ихъ! кричала на него Глафира
— Мстные продукты. Своимъ поросятамъ въ Питеръ въ подарокъ свезу, — отвчалъ онъ.
Лодку уже изрядно покачивало. Николай Ивановичъ сидлъ и кусалъ губы.
— Не слдовало на Капри здить, не слдовало, кто боится воды, — говорилъ онъ.
Рдкій дождь усиливался и у самаго парохода перешелъ въ ливень. Втеръ крпчалъ. На пароходъ Глафира Семеновна взбиралась совсмъ блдная, съ трясущимися губами, и продолжала шептать:
— Господи Боже мой! Да что-же это будетъ, ежели вдругъ буря начнется!
На пароход стоялъ англичанинъ въ шотландскомъ клтчатомъ пиджак, показывалъ всмъ свой барометръ и таинственно покачивалъ головой.
LXX
Пароходъ снялся съ якоря и направился съ Соренто, куда нужно было высадить нсколько пассажировъ. Втеръ и дождь не унимались. Пароходъ качало. Пассажиры забрались въ каюту и сидли, уныло посматривая другъ на друга. Очень немногіе бодрились и переходили съ мста на мсто, придерживаясь за скамейки, столы и стны. Дамы сидли блдныя. Нкоторыя сосали лимонъ. Буфетная прислуга бгала съ кофейниками и бутылками и предлагала кофе и коньясъ. Англичане сосали коньякъ черезъ соломенку или макали въ него сахаръ. Черномазый буфетный мальчишка опять подскочилъ съ Николаю Ивановичу и Конурину и воскликнулъ:
— Рюссъ… Коньякъ? Вкуснэ…
— Ахъ, чертенокъ! По русски выучился говорить… проговорилъ Конуринъ. — Это это тебя выучилъ? Контролеръ, что-ли? Ну, давай сюда намъ коньяку дв рюмки.
— Не пейте, не пейте. Вы ужъ и такъ пьяны, пробормотала Глафира Семеновна.
Блдная, какъ полотно, она помщалась въ уголк каюты и держала у губъ очищенный апельсинъ, высасывая его по капельк.
— Матушка, мы отъ бури… Въ бурю, говорятъ, коньякъ отлично помогаетъ, отвчалъ ей Конуринъ. — Вонъ господа англичане вс пьютъ, а они ужъ знаютъ, они торговые мореплаватели.
— Англичане трезвые, англичане другое дло.
— Выпей, Глаша, хоть кофейку-то, — предложилъ ей Николай Ивановичъ.
— Отстань. Меня и такъ мутитъ.
— Да вдь кофей отъ тошноты помогаетъ.
— Ахъ, не говори ты со мной пожалуйста, не раздражай меня! Просила на Капри остаться до завтра, такъ нтъ, понесла тебя нелегкая въ бурю. Подлецъ.
— Да какая-же это буря, голубушка! Вотъ когда я халъ по Ладожскому озеру въ Сермаксы…
— Молчи. А то я въ тебя швырну апельсиномъ.
— При англійской-то націи да такая бомбардировка? Мерси…
— Прилягте, матушка, голубушка, прилягте на диванчикъ. Можетъ быть легче будетъ, подскочилъ къ ней Конуринъ.
— Прочь! Видть я васъ не могу въ этихъ кораллахъ. Что это за дурацкій маскарадъ! Какъ клоунъ какой обвсились нитками коралловъ. Постороннихъ то постыдились-бы…
Она даже замахнулась на Конурина. Конуринъ отскочилъ отъ нея и пробормоталъ:
— Чего мн стыдиться! Я за свои деньги.
Николай Ивановичъ дернулъ его за рукавъ и сказалъ: