Где апельсины зреют
Шрифт:
— Смотрите, смотрите, въ какихъ костюмахъ… указывалъ на голыхъ Конуринъ. — Неужто на этомъ остров вс жители въ такой одежд щеголяютъ? Вдь это Адамова одежда-то.
— Не можетъ быть. Это наврно купающіеся, отвчалъ Николай Ивановичъ. — Глаша, смотри.
— Вотъ еще… Очень нужно на голыхъ смотрть, отвтила Глафира Семеповна.
— Позвольте… А можетъ быть этотъ островъ съ дикимъ сословіемъ… Дикое сословіе здсь живетъ. Вдь есть-же такіе острова, гд дикіе, опять началъ Конуринъ. — Какъ-же тогда-то?.. За неволю придется на нихъ смотрть, глаза
— Полноте врать-то, Иванъ Кондратьичъ. Дикіе въ Африк, а здсь Италія.
— А почемъ вы знаете, что Италія? Можетъ быть ужъ насъ въ Африку привезли.
— Въ Африк арапы, а здсь неужто не видишь., это блый народъ, вставилъ свое слово Николай Ивановичъ.
— Да ты посмотри. Какой-же это блый. Полублый — вотъ я согласенъ. Совсмъ коричневыя морды…
Къ голымъ субъектамъ, однако, подъхали дв лодки. Голые субъекты тотчасъ-же бросились въ воду, нырнули и по прошествіи нкотораго времени вынырнули, высоко держа что-то въ рукахъ надъ головами.
— Что-то показываютъ… сказалъ Николай Ивановичъ. — Должно-быть представленіе какое-то. Глаша! Не подъхать-ли намъ посмотрть? спросилъ онъ жену.
— Выдумай еще что-нибудь! огрызнулась Глафира Семеновна и, обратясь къ лодочнику, стала спрашивать:- У е гротъ бле? Далеко гротъ бле? Луанъ?
Лодочникъ обернулся, пробормоталъ что-то непонятное и указалъ на небольшое отверстіе въ скал, приходящееся надъ самой водой. Передовыя лодки, подъзжая къ нему, мгновенно исчезали. Около отверстія, на камняхъ стоялъ шалашъ и у шалаша виднлись два солдата въ кепи съ свтлозелеными околышками.
— Солдаты какіе-то стоятъ, указала Глафира Семеновна. — Должно-быть для порядку поставлены.
Лодочникъ подвезъ къ шалашу. Солдаты протягивали руки съ маленькими цвтными билетами и кричали что-то, изъ чего Глафира Семеновна могла понять только слово —,антрэ”.
— Де лира перъ персонъ, — кивнулъ лодочникъ на солдатъ.
— За входъ берутъ дв лиры съ персоны. Припасай, Николай Ивановичъ, скорй шесть лиръ, сказала Глафира Семеновна. — Батюшки! Какое маленькое отверстіе въ грот! Какъ мы продемъ и выдемъ? Господи! пронеси!
Николай Ивановичъ купилъ въздные билеты. Конуринъ сидлъ блдный и говорилъ:
— За свои деньги и не вдь въ какую морскую дыру лзть! Вотъ не было-то печали!..
— Надо нагнуться. Вонъ даже ложатся на дно лодки… А то не продешь… указывала Глафира Семеновна и первая встала на колни на дно лодки.
Лодка стояла у самаго отверстія въ гротъ. Изъ грота слышался глухой всплескъ воды. Лодочникъ, упираясь весломъ въ скалу, кричалъ что-то Николаю Ивановичу и Конурину, но т не понимали, что имъ говорятъ. Онъ подскочилъ къ нимъ, обхватилъ ихъ за шею руками и сталъ пригибать къ дну лодки. Конуринъ началъ бороться съ лодочникомъ.
— Что ты, арапская морда! Съума сошелъ, что-ли, закричалъ онъ и, въ свою очередь, схватилъ лодочника за горло.
— Пригнитесь, пригнитесь… Лягте въ лодку. — Иначе не продете въ гротъ, говорила Глафира Семеновна, но сильный
— Анафема треклятая! Да какъ ты смешь!.. заоралъ на лодочника Конуринъ, поднимаясь съ дна лодки, но тотчасъ-же умолкъ, будучи пораженъ величественнымъ зрлищемъ. Громадный гротъ, вышиною въ нсколько сажень, свтился весь голубымъ фосфорическимъ блескомъ. Вода, стны, куполъ — все было голубое и искрилось. Со стнъ и съ купола грота свшивались лазуревые сталактиты. Вода была до того прозрачна, что при нсколькихъ саженяхъ глубины было видно дно.
— Ахъ, какая прелесть! Да это просто волшебное царство! вырвалось восклицаніе у Глафиры Семеновны.
— Ловко размалевано! пробормоталъ Конуринъ.
— Что вы, что вы! Да это все натуральное, это природа.
— Неужто природа? А мн кажется, что нмецъ подсинилъ.
— Изъ-за того-то и здятъ сюда смотрть, что все это природное.
— Позвольте… Но какъ сосульки-то съ потолка? Сосульки совсмъ какъ въ зимнемъ саду “Аркадіи”.
— И сосульки отъ природы, отвчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Однако, какъ-бы такая сосулька не оборвалась да по башк…
— Гд у нихъ тутъ лампы съ голубыми колпаками понавшаны — вотъ что я разобрать не могу, разглядывалъ гротъ Конуринъ.
— Да что вы, Иванъ Кондратьичъ, это натуральное освщеніе, отвчала Глафира Семеновна.
— Не можетъ-быть. Вотъ ужъ въ этомъ не разуврите. Гротъ безъ окошекъ, тутъ должны быть потемки, коли ежели безъ освщенія, а между тмъ свтло и только синевой отдаетъ.
— Понимаете вы это, электрическій свтъ, электричество…
— Вотъ это такъ, вотъ это пожалуй, но гд-же эти самые электрическіе фонари-то?
— Ахъ Боже мой! Да это натуральное электричество.
— То-есть какъ это? Безъ фонарей?
— Конечно-же безъ фонарей. Отъ природы…
— Что вы, барынька, невозможно этому быть. Николай Иванычъ, слышишь?
— Слышу, слышу, тревожно откликнулся Николай Ивановичъ, все еще смотрящій на свсившіяся сосульки. — Коли она говоритъ, то это врно. Она читала… Она по книжк… Электричество всякое есть: есть натуральное, есть и не натуральное. А то есть магнетизмъ… А все-таки я думаю, Глаша, что это не электричество, а магнетизмъ. Животный магнетизмъ… И магнетизмовъ два: животный и не животный. Какъ ты думаешь, Глаша?
— Ну, магнетизмъ, такъ магнетизмъ, а только натуральный.
Около нихъ въ другой лодк сидлъ англичанинъ въ клтчатомъ костюм. онъ вынулъ изъ корзинки коробочку, изъ коробочки досталъ живую бабочку и подбрасывалъ ее кверху, стараясь, чтобы она летла, но бабочка падала на дно лодки.
— Чудакъ-то этотъ и на Везувіи и здсь съ мелкопитающимися тварями возится, замтилъ Конуринъ про англичанина.
— Блажной должно-быть, отвчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Боюсь я, какъ-бы эти сосульки съ потолка не оборвались да не създили по голов. Глаша, не пора-ли на пароходъ?