Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Однако долго предаваться ностальгии ему не дали, ибо стоило подъехать чуть ближе к побережью, как раздались надрывные возгласы, а в следующий миг Аданэй увидел людей, которые выбегали ему навстречу. Из-за того, что кричали все и сразу, невозможно было разобрать отдельные фразы и слова, но общий тон улавливался без труда: восторг и радость. Женщины и мужчины размахивали зелеными ветвями, приплясывая на месте не то из нетерпения, не то из веселья.
Жрицы дали ему знак сойти с коня и опустились на землю сами. Лошадей тут же кто-то увел. Толпа окружила Аданэя, но расступилась, стоило ему двинуться вперед, и последовала за ним. Раздались звуки музыки, песен и смеха.
"Интересно, что бы они делали, если бы я не вернулся из леса?" – мелькнул вопрос, но, естественно, так и остался без ответа.
Берег оказался вовсе не таким крутым, каким выглядел сверху, так что Аданэй, сопровождаемый жрицами и народом, без труда сошел к морю. Тут он без слов понял, чего от него хотят – женщины неведомым образом умудрялись говорить с ним одними глазами. С их помощью он снял одежду и ступил в воду. Холодная волна накатила, обдав его почти по грудь, а толпа позади ликующе взревела, узрев обнаженное божество.
Он совсем недолго простоял в воде, когда решил выйти из нее: Аданэй не собирался мерзнуть в холодном в это время года море ради одной лишь прихоти жриц. Впрочем, никто и не протестовал. А наготы Аданэй не смущался. Да и с чего бы ему стыдиться своего красивого тела?
Раздался радостный гимн, выводимый множеством голосов, но Аданэй не разобрал ни слова. Наверное, древнее наречие. Ему ничего не приходилось делать, он просто стоял, а жрицы вещали народу о возрождении мужа Великой Богини. Возможно, Аданэй должен был чувствовать большее благоговение и уважение к таинствам древнего культа, но почему-то не ощутил ни того, ни другого. Все, что им сейчас владело – интерес и стремление узнать, что же будет дальше. И еще вон та рыженькая, похожая на лисичку девица, которая стояла в первых рядах и весьма откровенно строила ему глазки, так что и он удержался от ответной улыбки.
Скоро речь жриц и песнопения закончились, Аданэю помогли облачиться в шелковые обрядовые одежды, и новый венок украсил его голову. А потом началось веселье. Танцы, песни, вино, костры, восхваления Богам и смех. И только три жрицы не участвовали в общем разгуле, всюду сопровождая Аданэя безмолвными тенями. Впрочем, они не возражали, чтобы веселился новый Бог, сами подносили ему рог с хмельным медом и ничего не сказали, когда приглянувшаяся ему рыжая вдруг подбежала и утащила его танцевать.
Ближе к вечеру Аданэй почувствовал, что силы его покидают: сказывалось отсутствие сна. Но женщины, мгновенно среагировав, поднесли ему какое-то зелье, которое почти сразу не только вернуло ему силы, но даже преумножило их. Вскоре Аданэй заметил, как сначала одна, потом вторая парочка удаляется в направлении темнеющего неподалеку леса.
И когда угас последний сумеречный свет, и костры, словно огненные глаза драконов, еще ярче возгорелись на гладком склоне, жрицы посмотрели вверх. Аданэй проследил за их взглядами, но не увидел на небе ничего необычного. Все та же бездонная пропасть, все те же звезды и незрелая луна.
– Великая Богиня открыла свой лик, – промолвила Маллекша. – Теперь она ожидает своего Божественного Супруга.
И она увлекла Аданэя за собой. Остальные жрицы отправились за ними. Всего их было около десяти, и каждая отбивала на бубне нестройный и одновременно завораживающий ритм. Жители побережья – те, кто еще не нашел себе пары и не успел скрыться под покровом леса, последовали за служительницами культа, ведомые властными звуками.
Эта торжественная процессия, сопровождаемая гулкими
– Пришла пора, – неожиданно чистым и звучным голосом проговорила старуха. – Земля готова принять в себя семя, и Солнечный Бог спускается к Матери!
Бубны зазвучали снова, еще яростнее, еще громче, а старуха схватила Аданэя под локоть и куда-то повела. Никто из присутствующих не предпринял попытки идти вслед за ними, так что скоро Аданэй остался со старой жрицей наедине. Он попытался было задать пару вопросов, но старуха словно онемела.
Шли они долго: по берегу, мимо скалистых утесов и каменных завалов, что врезались прямо в морской залив, из-за чего иногда приходилось ступать в воде по пояс. Голоса и песни давно уже смолкли вдали, только шум прибоя да крики ночных птиц нарушали тишину. Наконец старуха остановилась у затерянного среди камней грота. Слегка подтолкнув Аданэя в спину, тихо произнесла:
– Иди, Новый Бог. Там ждет тебя Богиня-на-Земле.
/И было записано Адданэем Проклятым – царем Илиринским – в год 2463 от основания Илирина Великого/
Она предстала передо мной в полумраке пещеры, и красные огненные блики играли на ее лице, полускрытом посеребренной маской. И пусть речь моя покажется высокопарной, но разве могу я как-то иначе рассказать о ней?
Богиня! Обнаженная, увитая хмелем богиня! Тело ее было испещрено символами и густо раскрашено таинственными узорами.
И я понимал, что слова в этом месте излишни, но все-таки шепот сорвался с моих губ: "Ты! Богиня!".
Невозможно описать то, что ощутил я в эти мгновения, ибо не существует в человеческой речи таких слов, которые смогли бы это передать. Слова – лишь бледная тень настоящего.
Горящий, испепеляющий поток страсти источала Она. Страсть пронизывала грот, она проникала вглубь меня. И я почти уверовал, что вижу перед собой воплощение Матери и что сам действительно являюсь ее божественным супругом. Я никогда, ни с одной женщиной не испытывал ничего подобного, что испытал с этой – маленькой и исполненной могущества, по колени окутанной тяжелыми черными волосами. А ведь на тот момент я не успел еще даже притронуться, даже приблизиться к ней.
Но вот она плавно и зовуще раскинула руки. И я бросился в ее объятия, и я впился в ее губы, и я забыл обо всем. Какой же глубинной, неистовой, темной силой напоила земля в эту ночь свою ведьму, что я забыл обо всем? Ибо в ней был весь мир, в ней одной тонуло все, что совсем недавно казалось таким важным, а теперь утратило смысл. Лишь ее руки словно змеи, обвивающие меня, и ее жаркое гибкое тело имели значение! И ее запах – пряный, мускусный, душный, мешающийся с морской солью. Мы – вдвоем, а вокруг – пустота, нелепица, лишь мы, мы одни во вселенной, одни настоящие, здесь и сейчас, Она и Я, Богиня и Бог. И мне больше не хотелось смеяться над могущественным культом плодородия, я не просто поверил в его силу, я ее познал.