Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
И глухо добавил:
– А может быть – нет.
Больше не говоря ничего, Элимер кликнул стражу. Как только воины вошли, он кивнул им на Шейру и произнес:
– Кханне провинилась. Уведите ее и заприте в тайной комнате.
Стражники не удивились этому приказу: еще не было в Отерхейне мужа, который ни разу не наказывал жену. Они подхватили кханне под руки и, аккуратно подталкивая, вывели прочь.
Пока ее уводили, Шейра не обернулась ни разу.
***
Элимер, оставшись один,
Теперь он понял, что именно в поведении Шейры показалось ему неестественным. Она предложила выпить вина. Но айсадке никогда не нравился этот напиток, даже на пирах она поднимала кубок лишь в ответ на торжественные речи. Значит, кто-то ее надоумил, подкинул мысль, что яд легче всего подлить в вино. Скорее всего, тот же, кто солгал про племя. Кто-то, кто задумал уничтожить кхана руками его жены. Причем этот "кто-то" должен был знать о доверчивости Шейры и понимать, что она попытается отомстить за смерть своего народа. Осталось только выяснить имя неудавшегося убийцы. И он обязательно выяснит, неведомый предатель за все поплатится! Но поскольку виновный еще не обнаружен, придется молчать об этом покушении, сейчас Элимер не мог доверять никому. Нужно дождаться возвращения айсадки. Как только она убедится, что ей солгали, сама назовет имя преступника. А убедится она довольно скоро, стоит ей только увидеть в Дейнорских лесах свое племя. Элимер знал: часть айсадов все еще находилась там, не все захотели сразу перебираться в горы Гхарта, некоторое предпочли остаться в знакомых лесах. Пусть Шейра поймет, что с ними все в порядке, а потом он решит, как поступить с ней.
С этими мыслями кхан вышел из замка. Он знал, что ночная прогулка по Инзару отвлечет его, поможет успокоиться и побороть подавленное настроение.
На выходе он наткнулся на Видольда. Тот как всегда не спал и о чем-то непринужденно беседовал со стоящими у ворот стражниками. Последние, завидев Великого Кхана, замолчали. Элимер, едва удостоив их взглядом, обратился к телохранителю, который, надо сказать, в последнее время все реже выполнял прямые обязанности. Пришла пора это исправить. Пожалуй, после всего случившегося айсадка не заслуживала возможности выезжать за пределы замка ни одна, ни с Видольдом.
– Раз уж ты все равно не спишь, – хмуро бросил Элимер, – то идем со мной.
И не дожидаясь ответа, тронулся дальше. Видольд без лишних вопросов отправился за ним, на прощание хлопнув одного из стражников по плечу. Ему было или совершенно неинтересно, куда ведет его кхан, или он просто не показывал виду.
***
Ночь стояла безветренная и даже довольно теплая для Отерхейна. Наверное, из-за этого столичные улицы казались оживленнее обычного для этого времени суток. И потому Элимер с Видольдом шли долго, пока не добрались до безлюдной окраины Инзара. Здесь кхан остановился, не представляя, что делать дальше: то ли стоять тут, то ли возвращаться. Говорить не хотелось, но присутствие рядом телохранителя все-таки помогало чувствовать себя чуть менее одиноко. Погрузившись в безмолвие улиц, он вздрогнул, когда грубоватый голос воина прозвучал
– Я знаю неплохой трактир неподалеку.
– Нет уж, хватит с меня трактиров, – возразил Элимер, вспомнив, чем закончилось последнее его посещение подобного места. – Постоим немного, отдохнем – и обратно.
– Как знаешь, Кхан. А то смотри, мы с кханне как-то раз туда заходили, нам понравилось.
– Видольд, – сквозь зубы откликнулся Элимер, – я не желаю ничего больше слышать об этой дикарке.
– Вот как? – удивился воин. – Чем же она тебе так досадила, что из кханне снова превратилась в дикарку?
– Тебя это не должно волновать.
– Да мне-то что? Хочешь – молчи.
– Твои нахальные реплики мне тоже ни к чему, – отозвался кхан, но неожиданно для себя выпалил:
– Она пыталась меня отравить.
– О! – только и воскликнул телохранитель.
– И она за это поплатится.
– Угу, – промычал воин и лениво добавил. – Снова прикажешь ее казнить?
Элимер предпочел не заметить насмешки, прозвучавшей в голосе телохранителя.
– Прикажу, – холодно огрызнулся он. – Невелика потеря. Сделаю кханне ту, которая будет в состоянии оценить эту честь.
– Хорошая мысль, – протянул Видольд.
И Элимер разозлился. Он и сам понимал, что его слова звучали неубедительно, но то, что и телохранитель это понял и, более того, посмел демонстрировать, задело его самолюбие. Так что он счел нужным доказать прежде всего самому себе правильность своего решения.
– Я уже дважды сохранял айсадке жизнь. Я отпустил ее возлюбленных дикарей. Я позволил ей разъезжать по Отерхейну, сделал ее женой и кханне, когда мог превратить в рабыню, наложницу! Но она не смогла это оценить! А ведь я старался быть с ней добрым, я многое для нее сделал.
– Ага, это очень благородно, – отозвался Видольд. – Правда, она ничего такого от тебя не требовала. Но зато не раз просила о смерти. Так что, Кхан, ты наконец-то сможешь выполнить одну ее просьбу.
– Видольд, – прошипел Элимер, – кажется, я не назначал тебя советником. И твоим мнением не интересовался. Не забывай своего места. Ты – телохранитель. И твоя роль лишь в том, чтобы защищать меня от возможных угроз.
– Ну, извиняй, Кхан. Я не хотел.
– В следующий раз думай, что говоришь. А сейчас – идем. Возвращаемся.
Видольд ничего не ответил.
Элимер подозревал, что воина нисколько не смутила отповедь и не заставила вспомнить свое место. Но удивляться было поздно: роль Видольда при правителе Отерхейна уже давно вышла за пределы обычной для телохранителя.
Элимер пытался убедить себя в том, что разозлился на воина, но лгать себе оказалось непросто, ибо разозлился он в первую очередь на себя. Действительно, правду сказал Видольд: Шейра ни разу не просила сохранять ей жизнь. И уж тем более не просила делать ее кханне. Все это было лишь его собственной прихотью, только его желанием.
– Давно хотел тебе выговорить, – обратился Элимер к телохранителю, – как не смеешь браниться при мне, также не смей и при айсадке. А то девчонка уже переняла все твои словечки.
– Но сейчас-то это уже неважно, – отмахнулся воин. – Ведь ты собрался ее казнить.
Элимер быстро стрельнул взглядом в сторону Видольда и понял, что его фраза и впрямь противоречила всему, что он говорил до этого.
– Не знаю, – устало отозвался кхан, уже не в силах притворяться. – Я не знаю, как мне поступить.