Годзилла
Шрифт:
Без десяти минут девять Мука вскрыл оружейную и выдал нам штык-ножи.
– Братан, это заёб, - сказал он мне около ящиков с оружием, лицо его было бледным и измученным.
– На тебе, считай, вся рота повисает, надо конкретно знать, что делать, при чём пошагово. Днём ещё терпимо, но вот после ужина начинается самое месилово.
Я взял штык-нож и вышел со “слонами” на улицу, построившись в ряд на маленьком плацу. Рядом с нами встал заступающий наряд третьей роты с дежурным Ковшиком. Паренёк, как и я всю службу провел в карауле на пятом посту. Мы оба были совершенно
Прапорщик Яровец особо не проверял знание наших обязанностей, всё благодарил меня за оказанную помощь в тестировании, едва пожурив Ковша за то, что его “слоны” плохо подшились и прописал ему смачную колыбаху.
На улице простояли с пол часа и вернулись в роту, приводить себя в порядок. Возле оружейки отирался ефрейтор Мирон, и, завидев меня, жестом руки отвёл в бытовку.
– Короче, я знаю как тебе тут тяжело будет после нас всё разгребать, тем более ты новичок в этом деле, поэтому я для тебя накатал небольшую шпаргалку, это только потому что ты пацан нормальный, да и прапор всегда про тебя говорил, а у него в этом деле чуйка, - в руках Мирон держал свернутый лист бумаги.
– Но ты должен мне пообещать, что никому это не покажешь.
Я кивнул и Мирон положил мне в руку свои записи.
– Спасибо потом скажешь.
Не осознав сразу, какие знания оказались в моём распоряжении, я спрятал врученную мне депешу во внутренний карман кителя, и вышел со “слонами” на развод.
Развод происходил на главном плацу. Все подразделения выстраивались по ротно, в итоге сперва шли кинологи и связисты, потом комендантский взвод, пахавший на КПП, далее батальон охраны, рем.рота, автобат и замыкало стойло печальное ППУ.
Через десять минут к нам явились сменяемый дежурный по штабу и вновь заступающий, вдали, около трибун, стояли их помощники. Младший по званию капитан Иванченко скомандовал становиться, отпарировал приветствие новому дежурному и развел нас по шеренгам в два шага.
Новый дежурный майор Жёлудев, уже не безызвестный армейский юрист в тонкой оправе очков, с бледным ледяным лицом прошёлся по нашим рядам, выборочно опросив у некоторых обязанности. Выслушал дежурного первой роты Шаренко, и спросил обязанности у дневальных. “Слоны” отвечали неуверенно и Жёлудев обратил его внимание на плохую подготовку своих подопечных:
– Ты молодцев то своих воспитывай, - сказал майор, - а то я вечерком могу зайти, проверить.
Осмотрев заступающий наряд, он вышел на середину плаца и в течение десяти минут своим монотонным, металлическим голосом доносил нам информацию об особых мерах предостережения, неустанно следить за порядком в роте, напоминая об уголовном кодексе за любые виды нарушений.
После развода мы направились в роту и началось моё первое дежурство.
Сперва мне следовало принять оружейную, пересчитав по журналу наличие всего оружия и патрон. Мука кимарил в углу на стуле, сонно мурлыча мне под нос, что делать. Я открывал шкафы и сейфы с припасами, долго сверяя всё с приведённым списком.
Потом
Студнев сидел за столом, ленно перебирая какие-то документы.
– Всё проверили?
– недоверчиво покосился на нас старлей.
– Так точно, - ответил Мука и вверил ему в руки стопку журналов.
Студнев нехотя стал перелистывать исписанные страницы.
– А это что? – недовольно прогундосил Студень.
– Описка, товарищ старший лейтенант, - глянув на замечание, отрапортовал Мука.
– Наклоняй голову!
Мука нерешительно наклонил к лейтёхе макушку.
Студнев взял всю гору журналов в твёрдом переплёте и с размаху вдарил ему по голове.
– А ты что смотришь, проверяющий, иди ка сюда, - сказал мне Студень.
В ту же минуту я прочувствовал по своим мозгам отрезвляющий бич ротного.
– Переписать заново и разборчивым почерком, желательно я ещё что-нибудь увижу, до отбоя мне сменяться будете.
Сменялись мы однако до обеда. Мука удосужился накосячить ещё несколько раз и мы получали по голове снова и снова.
Бедняга не спал всю ночь, вникая во все прелести наряда, поэтому его неосмотрительность была простительна. Мне же приходилось носиться по роте и докладывать о состоянии дел любой оказавшейся в периметре расположения “фишке”.
На обед вёл всю роту в столовую, командуя “раз-два, прямо”, поглядывая по сторонам, ибо если вблизи замечались командиры и замы по части, следовало мгновенно реагировать и командовать " смирно, налево-направо, строевым - марш".
“Деды” шли в развалку, в ногу шли свои, а “слоны” чётко по команде, долбили асфальт каблуками за всех. Потап с меня посмеивался и увещевал кричать командным голосам.
В “стелсе” я впервые сел на один из полагеновских столов, ел не спеша, давая возможность каждому благополучно закончить свою скудную трапезу.
После пайки отправил роту на развод батальона. Там были получены задачи на день.
В роте пришлось разгруппировывать людей по работам: на дровяной, подметать плац, на помощь наряду по столовой, уборку холодной и иных бытовых урядиц.
“Дедушки” под видом уборки расположения остались в роте.
До ужина в располаге повисла определённая тишина и спокойствие. По уставу мне было положено четыре часа сна на койке, но Студнев за утренние косяки с Мукой нашёл мне работу, и я не отбился.
Дневальные поочередно сменяясь на тумбе, выполняли мелкие поручения, поддерживая в роте порядок и бегали за тапочками “дедам”.
Я успел изучить свои обязанности, перебрал все документы и журналы, связанные с моей непосредственной задачей дежурного, наслаждаясь лишь тем, что спокойно сижу за столом.
После пайки, как и уверял Мука, начался ад. Все митусились по взлётке, готовясь ко сну и новым нарядам, исполняли прихоти “дедов”, а мне приходилось по зову старожил выделять для них свободную рабочую силу, напрягая любого попавшего в поле зрения “слона”.