Годзилла
Шрифт:
***
Каптёр Индюк весьма удачно обосновался на своём новом месте, восседая за столом прапорщик Станкович, и, переняв все традиции у бывшего каптёра Мирона. Так, к примеру, “слонам”, чтобы зайти в каптёрку, следовало сперва стучаться в двери и просить разрешения войти. Если кто забывал, моментально вспыхивал и тут же был избит негодующим ефрейтором. Пару залётов и все чётко смирились с такой постановкой вопроса. Со стороны эти паханские традиции только умиляли. Ну, а что ещё со скуки не придумаешь? Индюк установил строгий контроль и его, признаться, побаивались. Кулаки ефера были, как у кузнеца и, получив по горбу пару раз, первый
Однако, “слонов” мы особо не напрягали, за исключением случаев, когда повседневное однообразие приводило нас в уныние и тогда мы понемногу угорали. Как-то Карпов схватил в столовой больше положенного хлеба и Индюк, уличив его за этим нехватосом, позвал перед отбоем в каптёрку, прихватив с собой буханку черняги и, намазав на толстую лусту хлеба пены для бритья, заставил всё съесть. Бедняга проглотил кусок черняги и тут же убежал блевать в туалет.
Правда, попадались и наглецы. Особенно из всех выделялся медведеватый верзила Бохтыш. Он постоянно возбухал из-за иерархической несправедливости и подсаживал всех на коня. Роста он был под два метра и когда очередной раз в каптёрке распределялись трусы и майки («слоны» получали всё последними) и ему достался самый маленький размер, он наехал на Индюка. Пришлось вступиться и продемонстрировать силу. Я сбил Бохтыша подсечкой на глазах у прапорщика на пол и стал прыгать по нему ногами, утрамбовывая его рыхлое тело во взлётку. Сейчас даже стыдно об это вспоминать, но медведь моментально отих и больше не залупался, осознав, что лучше слушаться и покорно исполнять требуемое, в неминуемом ожидании своего “звёздного часа”, тем более, что в отличии от наших “фазанов”, мы для них были отрадой.
Индюк любил практиковать “коко джамбо” на “слонах” в минуты потока яростной злости.
Беднягу Карпова вообще принудил напялить противогаз и «джамбовать» перед ним в каптёрке. Карпов исполнил десять подпрыгиваний и отключился у нас на глазах. Все мы не на шутку перетрухали. Занесли тело “слона” к умывальникам и кое-как его откачали. Больше Индюк не экспериментировал, отдавая предпочтение старым добрым костям.
Жёстко “слонов” воспитывали Чучвага и Игнат. За любое неповиновение они сбивали с них кепки и прописывали кулаками в голову, как в своё время прописывали и нам. Не трогали только каратиста Кубацкого, но ему нужно отдать должное, он особо не тупил и делал всё, что велели. Быковал на “слонов” и Раткевич, в основном из-за формы одежды. Ему по "слонячке" за это крепко перепадало.
Однажды Гнилько выщемил на долбанах с небритым кантиком. Я попался под руку, зайдя справить нужду.
– Выбирай, - сказал мне Гнилой, - либо простреливаешь ему фанеру, либо я хуярю обоих.
Я сказал, что своих не бью. Гнилько опешил и никого не тронул.
Раткевич был мне благодарен, хотя наш период его недолюбливал.
И вот теперь, когда “фазан” Раткевич прописывал “слонам” своей чугунной лапой увесистые колыбахи, что от этих звуков у меня самого слезились глаза, я мысленно жалел каждого из них.
Впрочем, в этом и заключалась вся наша неуставщина, да и то только на начальных этапах.
***
На время нехватки “слонов” в карауле меня отправили на пару нарядов на третий пост. Основная часть первого периода статьи вроде бы сдала, но Студнев пока не спешил ставить их на посты.
В карауле я сразу же почувствовал ту ограниченность свободы, которая ранее мне таковой
Гораев нас не трогал, лишь ставил задачи, которые мы перекидывали на Дилю, Кубацкого, Бохтыша и Карпова. Секач удручал только своим присутствием, приравнивая нас к “слонам”, ежечастно указывая на то, что мы их плохо воспитываем. Ностальгировал по дембелям, говоря, что мы в подмётки им не годимся. “Бойцовские клубы” прекратились и Секач одиноко просиживал весь наряд в крохотной начкарке. Ночью по тревоге особо не гонял, но и в отдыхающую пускал со скрипом. Нормально спал лишь Гораев положенных четыре часа, да разводящие Ранко и Ниха.
Караулы попусту превратились в безвкусные наряды. Правда, вечером Гурский просился у Секача бегать в магазин, купить чего-нибудь съестного. На подмогу ему вызывался я и мы ходили в легальную самоволку, закупали много еды, скинувшись всем периодом и тянули мешками провизию.
В бодряке накрывали стол и уже вместе с Секачом садились трапезничать. Особого желания находится рядом с этим деспотом у меня не было, и я то и дело чувствовал себя не ловко, вспоминая, как прошлой зимой наши “фазаны” нагло жрали на этом же месте, пока мы голодные и злые стояли перед ними на костях.
В последний мой караул у “слонов” случился залёт. Когда с вечерним пищевозом к нам прибыл комбат Рысюк, он с ходу поведал начкару, что утром был в министерстве и заметил в кафетерии бойца из нашей роты. В чифан мы уже давно не ходили и все подозрения сразу же пали на “слонов”. Как только комбат убыл, Секач построил весь первый период в сменяемой.
– Если сейчас тот, кто был пасекан в чифане себе не назовёт, я весь период уничтожу, - разминая кулаки, сказал Секач.
Право, признаться, мне было жаль их, я знал, кто делал эти вылазки, и было даже обидно, что пацаны так быстро себя обличили.
– Я, - сказал ефрейтор Дилькевич и опустил голову.
Дилю Секач не тронул, по старинке поставил на кости всех остальных, и они до заступления следующей смены, молча простояли на кафельном полу. Диль стоял рядом и всё помыкался встать с ними рядом.
– За одного страдают все, - сказал Секач и отправился обратно в начкарку.
История повторялась, только сейчас я был её назидателем и от этого становилось ещё хуже, глядя, как новые лица сопят и корчатся от боли в упоре лёжа.
– Вы у меня до дембеля умирать будете, - улёгшись на своём топчане, вещал из начкарки Секач.
– Я думал, не буду вас трогать, но вы реально самые печальные “слоны”, ваши “фазаны” такие же, но они хотя бы не попадались… Кесаря на вас нет. А я слово офицера даю, что с сегодняшнего дня караулы у вас будут через слёзы и пот. Готовьтесь.
Возвращаясь в роту, я лишь с облегчением вздохнул.
По приезду в часть случай Дили уже успел разлететься по всему батальону, а Студневу сделали серьёзный выговор.
Прямо с построения на взлётке ротный завёл беднягу в канцелярию и мы слышали, как он был жесточайше избит лопоухим губошлёпом. Обратно Диль выходил, держась за голову и почки.
***
В роте от задачь, казалось, скрыться было невозможно.
Для себя я сразу выделил пятерых дежурных, из-за которых передёргивало каждого из нас, узнав что они заступают в наряд: майор Лавров, Качан, Муссолини, капитан Иванченко и майор Дикий.