Гоголь и географическое воображение романтизма

Видугирите Инга

Картографический пейзаж Гоголя впервые появился в повести, которая в цикле «Вечеров…» выделяется наиболее явным историческим контекстом: географический аспект пейзажа конкретизирует исторический фон «Страшной мести», что соответствует мысли писателя о том, что «география должна разгадать многое, без нее неизъяснимое в истории» (VIII, 27–28). Этому же принципу Гоголь следовал и в исторической повести «Тарас Бульба», пейзажу которой посвящена вторая глава второй части книги «История Украины и степь». Упоминания о степи появляются уже в «Вечерах…», однако концептуальное значение образ степи приобретает только в статьях по истории Малороссии в «Арабесках» и в знаменитом пейзаже в «Тарасе Бульбе», где она выступает как пространственный аналог истории украинского народа. Гоголь сохраняет взгляд на просторы Украины с картографической точки зрения, свойственной «Страшной мести», но также описывает степную природу с перспективы непосредственного наблюдателя. Оба режима восходят к географическим источникам – главе «О степях» из книги Гумбольдта «Картины природы» и к «Описанию Украины» Боплана, который в XVII в. в составе отряда польского войска отправился вдоль Днепра к Азовскому морю по тому же пути, которым следует Тарас с сыновьями на Сечь. Анализ текста в отношении этих источников представлен в основной части главы. Вместе с тем предполагается, что в «Тарасе Бульбе» присутствует и личный опыт Гоголя, который можно идентифицировать по повторяющимся деталям в его украинских пейзажах, а также поэтическая традиция в лице А. Мицкевича с его «Аккерманскими степями». Выразителен, в отношении романтической концепции географии Гоголя, факт пренебрежения писателем определенными источниками и мотивами в описании степи, которые должны были быть ему известны, но остались обойденными. Неявный спор Гоголя с имперской концепцией Украины, представленной в книге И. Г. Кулжинского «Малороссийская деревня» (1826), также имеет любопытные географические аспекты.

Третья глава второй части «Драма взгляда [93] в географическом пейзаже

Гоголя» посвящена сдвигу в репертуаре скопических режимов Гоголя от картографического/барочного к итальянскому перспективизму в пейзаже, открывающем второй том «Мертвых душ». Глава начинается с обзора тех особенностей в пейзажах Гоголя, которые позволяют соотнести их с барочным искусством и барочным режимом наблюдения, для которого характерны недоверие к видимости, аллегоричность, темнота смысла и, следственно, особая герменевтика. Пейзаж фантазии (термин К. Кларка), которым открывается второй том «Мертвых душ», обладает явными географическими чертами, восходящими к «Путешествию по разным провинциям Российской империи» Палласа и к гоголевскому конспекту этого сочинения. Однако географические детали описания только помогают уличить Гоголя в фантастическом построении пейзажа, совместившего три географических образа гор, как это показано на карте Российской империи 1745 г. (ил. 3). Отличительной чертой этого пейзажа является итальянская перспектива, особо выделяющаяся на фоне барочных пространственных образов Гоголя. Здесь рассматривается и иконографическая связь гоголевского пейзажа с живописной традицией Возрождения XVI в., которая попутно оговаривается. Интригу описания местности в начале второго тома создает его дублированная репрезентация – один и тот же пейзаж представлен дважды: в разной последовательности объектов и в разных режимах наблюдения, на основе которых можно проследить меняющееся отношение Гоголя к изображаемой действительности. Анализ открывает весьма неожиданный для писателя поворот к научной картине мира, управляемой самоуверенным картезианским субъектом, что противоречит как многочисленным интерпретациям гоголевского творчества, так и, надо полагать, замыслу самого писателя.

93

Понятие «драма взгляда» характеризует то, как английские романтики описывали процесс наблюдения пейзажа, см.: DeLue R. Z. Elusive Landscapes and Shifting Grounds // Landscape Theory / Ed. by R. Z. DeLue and J. Elkins. New York; London, 2008. P. 3–14.

В заключении фрагментарно прослежена дальнейшая судьба географического воображения романтизма в русской литературе. Уже в следующем поколении писателей пейзаж Гоголя и тема географии получили продолжение в творчестве И. С. Тургенева и И. А. Гончарова. Если Тургенев построил свои русские пейзажи в «Записках охотника» как ответ Гоголю на его пейзажи в «Мертвых душах» и как контрапункт украинским природоописаниям, то Гончаров в первой главе книги очерков «Фрегат „Паллада“» продолжил тему влияния географии на воображение детей, которая составила основной пафос гоголевской статьи. Наследником этого пафоса в конце XIX – начале ХХ в. стал Н. С. Гумилев. Африканские стихи Гумилева могут служить свидетельством жизнеспособности того географического образотворчества земель и людей, которое характеризует статьи из «Арабесок». Последний фрагмент этого беглого обзора касается географического и поэтического творчества современного российского автора Д. Н. Замятина.

Произведения Гоголя цитируются по Полному собранию сочинений в 14 томах; ссылки приводятся в тексте с указанием номера тома и страницы.

Ссылки на новое академическое издание – Полное собрание сочинений и писем в 23 томах – даются в тексте сокращенно: ПССП, с указанием номера тома и страницы.

Текст статьи Гоголя, который приводится полностью перед первой частью по публикации в «Литературной газете», цитируется со ссылкой на номер параграфа.

При цитировании источников XIX в. предпринимается минимальная модернизация орфографии: заменяются устаревшие буквы на современные, убирается – ъ в конце слов, окончания родительного падежа единственного числа прилагательных – аго/-яго заменяются на – ого/-его, окончание прилагательных множественного числа – ыя заменяется на – ые, написания типа восраста заменяются на соответствующие современным орфографическим правилам (возраста). Употребление прописных букв сохраняется такое, как в цитируемых источниках.

Часть I

Статья Гoголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии» на фоне географического дискурса эпохи

Н. В. Гоголь

Несколько мыслей о преподавании детям географии

(1) Велика и поразительна область Географии: край, где кипит Юг и каждое творение бьется двойною жизнью, и край, где в искаженных чертах природы прочитывается ужас и земля превращается в оледенелый труп; исполины-горы, парящие в небо, наброшенный небрежною кистью очаровательный, полный разнообразия вид, и раскаленные пустыни и степи, оторванный кусок земли посреди безграничного моря; люди и искусство, и предел всего живущего! [94] – Где найдутся предметы, сильнее говорящие юному воображению! Какая другая наука может быть прекраснее для детей, может быстрее возвысить поэзию младенческой души их! [95] И не больно ли, если показывают им вместо всего этого, какой-то безжизненный, сухой скелет [96] , холодно говоря: «Вот земля, на которой живем мы, вот тот прекрасный мир, подаренный нам Непостижимым его Зодчим!» [97] – Этого мало: его совершенно скрывают от них и дают им вместо того грызть политическое тело, превышающее мир их понятий и несвязное даже для ума, обладающего высшими идеями [98] . – Невольно при этом приходит на мысль: неужели великий Гумбольдт [99] и те отважные исследователи, принесшие так много сведений в область науки, истолковавшие дивные иероглифы [100] , коими покрыт мир наш, – должны быть доступны немногому числу Ученых? а возраст, более других нуждающийся в ясности и определительности, должен видеть перед собою одни непонятные изображения?

94

Ср.: «…естественный порядок относительно севера и юга земли <…> повел к признанию закона противоположности во всякой земной деятельности, как в безжизненной, так и в оживленной природе. Эти контрасты и взаимное их уравнение…» (Риттер К. Введение ко всеобщему сравнительному землеведению (1818) / Предисл. Д. Н. Замятина // Гуманитарная география: Научный и культурно-просветительский альманах. М., 2006. Вып. 3. С. 277).

95

Гоголь делает упор не на знания, а на развитие воображения. Во второй редакции эта тема будет усилена.

96

Определение карты в духе Ж.-Ж. Руссо. Ср.: «При первоначальной работе ума, чувства пусть будут всегда нашими руководителями: не нужно иной книги, кроме мира; не нужно иного наставления, кроме фактов. <…> Вы хотите обучать этого ребенка географии и отправляетесь за глобусами, земными и небесными, за картами; сколько инструментов! К чему эти все представления? Почему не показываете ему прежде всего самый предмет, чтобы он, по крайней мере, знал, о чем вы ему говорите» (Руссо Ж.– Ж. Эмиль, или О воспитании. М., 1896. С. 211). Однако Гоголя не интересует родиноведение: сообщить жизнь мертвому скелету в его концепции преподавания географии должен живой слог преподавателя, см. § 10.

97

Эта идея в географию попадает через И. Г. Гердера, восхищавшегося мудростью Бога, ср.: «…должны согласиться, что Творец весьма мудро не в движении шара положил причину образования гор, но уставил для сего другой закон, нами еще не открытый» (Гердер И. Г. <Планета, нами обитаемая, есть непрерывная цепь гор, возвышающаяся над поверхностью водною> // Московский вестник. 1827. Ч. 4. № 13. С. 61).

98

Ср.: «…учить детей из какой нибудь науки только тому, что не превышает их понятия, не затрудняет много ума их» ([Ястребцов И. М.] Об умственном воспитании детского возраста // Московский телеграф. 1828. Ч. 36. № 23. С. 278).

99

Ср.: «Мы получили известие, что знаменитый Гумбольдт в начале Ноября начал в Берлине свои Физико-Географические лекции. Число желавших слушать его было так велико, что он принужден был начать второй курс <…>. Говорят, что описать нельзя, с каким восторгом внимают его чтениям. Между слушателями видят Министров, Генералов» (Московский вестник. 1827. Ч. 6. № 23. С. 372).

100

Ср.: «В науке о земле нужно в ней самой доискиваться ее законов. Воздвигнутые на ней природою монументы должны быть рассмотрены и описаны, их иероглифические надписи и конструкция – разобраны» (Риттер К. Введениe ко всеобщему сравнительному землеведению. С. 273).

Ср. также: «Природа, сколько ее видеть может око смертного, подобна несвязным проречениям из уст Всевышнего» ([Ваккенродер В. Г.] Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л. Тиком. М., 1826. С. 95); «Именуемое нами природой – лишь поэма, скрытая под оболочкой чудесной тайнописи» (Шеллинг Ф. В. И. Система трансцендентального идеализма. Л., 1936. С. 393).

(2) Детский возраст есть еще одна жажда, одно безотчетное стремление к познанию. Он всего требует, все хочет узнать [101] . Но удовлетворять этому любопытству нужно с большою осторожностью; подавать то наперед, что ближе к нему, без чего нельзя проразуметь другого, вести его на лестницу самого с первой ступени, а не переносить через несколько ступеней разом. И потому Физическая География, как ближайшая [102] , должна более занять его; Политическая же войти только общим очерком своим.

101

Ср.: «…физическая География, коей познание для детей несравненно занимательнее и полезнее политической, у нас в совершенном забвении» ([Погодин М. П.] От переводчика // Риттер К. Карты, представляющие: 1. Главные хребты гор в Европе <…> М., 1828. С. I.).

102

По аналогии с естественной историей, ср.: «…простее других наук, дети охотнее занимаются ею» ([Ястребцов И. М.] Об умственном воспитании детского возраста. С. 284).

(3) Во многих заведениях наших, по невозможности воспитанников узнать в один год всей Географии, читают ее в двух и даже в трех классах. Это хорошо, и География ст'oит, чтобы ее проходили не в одном классе; но преподаватели впадают в большую ошибку: размежевывают земной шар на две или, смотря по классам, на три части и самому начальному классу достается Европа [103] , рассматриваемая обыкновенно в политическом отношении с подробнейшими подробностями, тогда как высшие классы блуждают по степям и пескам Африканским и беседуют с дикарями. Не говоря уже о безрассудности и странной форме такого преподавания, нужно иметь необыкновенную память, чтобы удержать в ней всю эту нестройную массу. Если же и допустить такой феномен в природе, то в голове этого феномена никогда не удержится одно прекрасное целое. Это будут тщательно отделанные, разрозненные части, которыми не управляет одна мощная жизнь, бьющая ровным пульсом по всем жилам [104] . Это народ, созданный для Монархического правления и утративший eго в буре политических потрясений.

103

Такова последовательность в учебниках всеобщей географии К. И. Арсеньева и И. П. Шульгина.

104

В этом положении Гоголя можно обнаружить следы рассуждения А. Л. Шлёцера о том, что всеобщая история может быть понята как сумма или как система, предметом которой становится история человечества, а не отдельных народов. В связи с историей как системой и у Шлёцера поднимается вопрос о возможностях памяти: Представление всеобщей истории, сочиненное А. Л. Шлёцером. СПб., 1809. С. 14, 26–27, 37. Oднако метафоры жизни, бьющей ровным пульсом, у него нет.

География, по моему мнению, должна быть преподаваема воспитанникам в два различные возраста их детства. В первом классе должен быть наброшен весь эскиз мира; все части земного шара должны составить одно целое, одну прекрасную поэму, в которой выразилась идея Великого Творца [105] . В поэме этой все должно быть ясно, все поставлено, утверждено на своем месте; в ней все должно быть живо, ярко, всякая часть должна соответствовать прочим, и ни одна не должна принимать окончательной, мелкой отделки. – В другом классе или возрасте, эта идея, начертанная в голове воспитанника, только раздвигается. Тут он рассматривает в микроскоп тот самый мир, который схватил он доселе простым взглядом. Тут уже политическая География может более войти в состав поэмы; юный ум ознакомливается короче с техническими терминами и положениями науки.

105

Ср.: «Воззрение на природу, составляемое философом искусственно, для искусства естественно и первично. Именуемое нами природой – лишь поэма, скрытая под оболочкой чудесной тайнописи» (Шеллинг Ф. В. И. Система трансцендентального идеализма. С. 393).

(4) Преподаватель более всего должен стараться, чтобы дитя удержало в памяти своей вид, фигуру земли. Для этого нужно заставлять его чаще чертить наизусть такую-то землю, такое-то море [106] ; а чтобы облегчить трудность, сопряженную с таким занятием, он должен замечать ему сходство такой-то земли с видимым физическим предметом (Европы, например, с сидящей на коленях женщиною [107] или летящим драконом) и т. п.

106

Во второй редакции статьи в этом месте ср.: «Черчение карт, над которым заставляют воспитанников трудиться, мало приносит пользы» (VIII, 100). Сосредоточенность на мнемонических практиках была свойственна старой парадигме географии, систему обучения которой Гоголь должен был испытать лично.

107

На барельефном изображении Европы Карла Риттера (ил. 1) на самом деле можно усмотреть женщину, голову которой составляет Испания, вытянутую вперед руку – Италия, а западная часть России, Украина и Балканы оказываются ее согнутыми коленями.

(5) Порядок частей Света должен быть для воспитанника расположен таким образом: первое место должна занимать Азия, как колыбель человечества [108] ; второе Африка, – как жаркое юношество [109] ; третье Европа – зрелость и мужество [110] ; четвертое Америка и наконец разрозненные по необозримому Океану острова. Такое разделение для него кажется естественнейшее [111] : в это время своего возраста, воспитанник обыкновенно проходит начало Древней Истории, и уже ознакомлен с священными событиями Ветхого Завета, которые все совершались в Азии. – Дитя наперед всего должно непременно составить себе общее характеристическое понятие о каждой из сих частей света. Во-первых, об Азии, где так все велико и обширно, где люди так важны, так холодны с вида и вдруг кипят неукротимыми страстями; при детском уме своем думают, что они умнее всех; где все гордость и рабство; где все одевается и вооружается легко и свободно, все наездничает [112] ; где Турок рад просидеть целый век, поджав ноги и куря кальян свой, и где Бедуин как вихорь мчится по пустыне; где вера переходит в фанатизм и вся страна – страна вероисповеданий, разлившихся отсюда по всему миру. Об Африке, где солнце жжет и океаны песчаных степей [113] растягиваются на неизмеримое пространство; львы, тигры, кокосы, пальмы, и человек, мало чем разнящийся и наружностью, и своими чувственными наклонностями, от обезьян, кочующих по ней ордами [114] ; и т. далее.

108

Мысль Гердера, однако у Гоголя, скорее всего, из журнальной публикации: «Азию называют еще колыбелию человечества» (Опыт характеристики четырех частей света (Соч. Мёллера): Из Шеллинговой всеобщей газеты для немцев 1813 г. // Московский вестник. 1827. Ч. 6. № 24. С. 426).

109

Ср.: «В Африке находим мы чувственно наслаждающегося юношу» (Там же).

110

Ср.: «…в Европе доброго, предприимчивого, смышленого и глубокомысленного мужа» (Там же). Ср. также: «…и на пределах юношества расцветает сильное, зрелое мужество, которое в свою очередь сменяется старостью» ([Б. п.] Четыре возраста естественной истории // Московский вестник. 1827. Ч. 5. № 17. С. 41).

111

Ср.: «Недавно профессор Стеффенс заметил, что есть соответствие между сими темпераментами и возрастами каждого человека, младенческим, юношеским, мужеским и старческим: такая же аналогия приметна и здесь» (Опыт характеристики четырех частей света. С. 425).

112

Ср.: «…высокомерие и гордость, сия внутренняя глубочайшая, непобедимая почти, склонность нашей испорченной природы, есть самая явственная и характеристическая недобродетель, главной порок Азии»; «С каким неподражаемым проворством мчатся Арабы, Киргис-Кайсаки и другие Татарские степные народы на своих конях, быстрых как серны» (Опыт характеристики четырех частей света. С. 409–412).

113

Гумбольдт рассматривал пустыни Африки как вид степей, называя «беспрерывным песчаным морем», см.: Гумбольдт А. О степях // Московский телеграф. 1829. Ч. 29. № 18. С. 162–163.

114

«Духовное образование человека превращается опять в животное. Лицо, выражение и зеркало души, сходствует с лицом обезьяны, чувственного, похотливого рода» (Опыт характеристики четырех частей света. С. 419).