Голодные игры от лица Пита Мелларка

Скарина Анастасия

— Ты совсем не умеешь хитрить, Китнисс. Не знаю, как тебе удалось до сих пор выжить. — я начинаю её передразнивать: «Я знала, что коза для нас настоящая находка. Жар немного спал. Конечно, не пойду». Никогда не берись играть в карты на деньги. Проиграешься в пух.

— Вот как! Что ж, я пойду. И ты меня не остановишь.

— Я пойду за тобой. Сколько смогу. До Рога изобилия не дотяну, но буду орать твое имя, пока кто-нибудь не придет и не прикончит меня.

— Ты с этой ногой и десяти шагов не сделаешь.

— Тогда буду ползти. Если идешь ты, я иду тоже. — я упрямый, и, пожалуй, у меня еще хватит сил на то, чтобы потащиться за ней в лес.

—

И что ты мне прикажешь мне делать? Сидеть и смотреть, как ты умираешь? — говорит она с отчанием.

— Я не умру. Обещаю. Если ты обещаешь не ходить.- я тоже не умею врать.

— Тогда дай слово во всем мне подчиняться. Пить воду, будить меня, когда я скажу, и съешь весь суп, каким бы противным он не был! — Китнисс сердится.

— Даю слово. Суп готов? — пытаюсь перевести тему.

— Сейчас принесу.

Она приносит мне железную банку из-под бульона. Суп не так уж плох. Съедаю всё и хвалю Китнисс. Ради меня еще никто не готовил. Она дает мне жаропонижающие и уходит мыть банку.

Возвращается подозрительно воодушевленная. Может у меня получилось её убедить, что всё будет хорошо?

— Вот тебе десерт. — говорит она нежнее чем обычно.

Я беру в рот первую ложку ягод и задумываюсь. Сладко. В прошлый раз они были не такие.

— Что-то очень уж сладко. — говорю я с подозрением.

— Конечно. Это сахарные ягоды. Мама варит из них джем. Ты что, их никогда не ел? — говорит она с невинным лицом и запихивает в меня еще одну ложку.

— Нет. — отвечаю я задумывшись. Я точно пробовал что-то такое. — А вкус знакомый. Сахарные ягодны?

— Ну, на рынке они релко бывают. Растут только в лесу.

И она пихает мне в рот последнюю ложку. Странно. Как сироп на вкус.

— Сладкие как сироп.- говорю я и тут же понимаю, что этот сироп успоительное из нашего дистрикта.

— Сироп! — выкрикиваю я и Китнисс зажимает мне рот, чтобы я всё проглотил.

Я пытаюсь вызвать рвоту, но уже начинаю засыпать.

========== Глава 7. ==========

Я проснулся поздно вечером. Открываю глаза и чувствую невероятную легкость. Осматриваю потолок пищеры и осознаю, что не чувствую боли. Точнее, боль есть, но она стала гараздо тише. Самостоятельно присаживаюсь и оглядываюсь. Вот черт. Китнисс лежит в луже крови. Только не это. Боже, пусть она будет жива. Она лежит рядом, как я мог её сразу не заметить. У меня из руки торчит шприц. Обманшица. Значит она все-таки пошла. Как она могла так рисковать. Я переворачиваю её и вижу глубокую рану над бровью. Щупаю пульс на руке. Слабый, но есть. Надеюсь рана не смертельна, но крови она потеряла много. Как она могла? Зачем? А если бы её убили? Рану надо промыть водой. Беру бутылку с водой и потихонечку лью ей на лоб. Чем это её так? Наверное ножом. Бедная моя девочка… Моя? Думаю моя. Иначе зачем бы она стала так рисковать. Пока я забинтовываю ей голову, у меня в голове невольно пролетают воспоминания. Вот Китнисс стоит с белыми лентами в первом классе, вот она уже стала старше и часто проходит мимо нашей пекарни, затем ей одиннадцать и я кидаю ей буханку хлеба. Вот я хожу за ней каждый день… Её улыбка во время нашего разговора в поезде… И тот вечер в саду. Тогда мы были близки духовно. Я не выдерживаю и из глаз капают слезы.

— Я не могу её потерять.- тихо произношу я.

— Слышишь? Я НЕ МОГУ ЕЁ ПОТЕРЯТЬ!

Я не могу сдерживаться. Китнисс еле дышит. Стоп. Еще ничего не кончено. Я должен взять себя в руки. Нет я обязан. Вдох, выдох. Вдох, выдох.

Я успокаиваюсь

и снимаю сырые ботинки и носки с Китнисс. Укутываю её ноги своей курткой и ложу в спальный мешок. Решаю проверить запасы. Еды мало. Надолго не хватит. Надеюсь, когда Китнисс очнется, мы решим что делать. Я сажусь рядом с ней, беру её за руку и смотрю, как она спит. Её дыхание резко участилось, Китнисс стала дергать руками и ногами. Наверное кошмар. Я обнимаю её и глажу по волосам. Через некоторое время её дыхание восстановилось. Я кладу её обратно. Надо осмотреть ногу. Пока я снимал бинты, сердце стало тяжело боиться. Пожалуйста, пусть мне хоть в чем-то повезёт. И я открываю рану. Боюсь опустить глаза. Собираюсь с силами и смотрю вниз. Фух… Не так уж и страшно. Опухоль стала проходить. Эта штука действует. Заматываю ногу и слышу стук капель о воду около пещеры. Дождь. Плохо дело. У нас весь потолок как решето. Нахожу пленку у Китнисс в рюкзаке. Делаю навес над её головой. Наши грозы более суровы. Мать с отцом часто ругались в такие дни. Они не могли долго находиться вместе. Не понимаю, как они поженились. Мать не любила меня из-за отца. Мы были с ним близки. Отец часто говорил мне про семью Китнисс. Он любил её маму. А я люблю её дочь. Это семейное. Он уважал отца Китнисс. Хотя почему уважал. Уважает.

Что-то захотелось есть. Беру несколько кусков грусятины и съедаю три сразу. Надо экономить. Уже наступил рассвет. Надо попробовать разбудить Китнисс. Я глажу её волосы и зову:

— Китнисс…

Она медленно открыла глаза.

— Пит.

— Привет. Рад снова видеть твои глаза.

— Я долго была без сознания?

— Точно не знаю, я проснулся ночью, а ты лежишь рядом в луже крови. Сейчас, кажется, кровотечение прекратилось. Но я бы на твоем месте не пытался встать.

Я подношу ей бутылку с водой, и Китнисс жадно её осушает.

— Ты идешь на поправку. — говорит она.

— Еще как. Штука, которую ты мне вколола, делает свое дело. Сегодня к утру опухоль почти прошла.

— Ты ел? — снова опека?

— Угу. Слопал три куска грусятины и только потом подумал, что надо экономить.

— Всё в порядке, тебе надо набираться сил. Я скоро пойду охотиться.

Ну уж нет. Больше я тебя не отпущу.

— Только не слишком скоро, ладно? Теперь моя очередь заботиться о тебе. — говорю со всей нежностью, что во мне хранится.

Я кормлю Китнисс кусочками мяса, даю немного изюма и пою её водой. Мне нравится заботиться о ней. Она сейчас такая слабая и беспомощная… Я растираю её ноги, чтобы они хоть немного согрелись, снова укутываю их своей курткой и застегиваю спальник. У неё такие маленькие ноги. Китнисс такая милая.

Перевожу разговор:

— Интересно, зачем это все устроили? Грозу дождь. Точнее для кого?

— Для Катона и Цепа. У Лисы наверняка есть укрытие. А Мирта… — Китнисс запинается, — Она собиралась меня мучить, но тут… — видно как ей сложно это говорить, — Цеп проломил ей голову.

О боже… Представляю какого ей.

— Хорошо, что ты ему не попалась. — говорю я, пытаясь её приободрить.

— Я попалась. Он меня отпустил. — и она рассказывает все то, что до сих пор держала в себе, потому что я был слишком слаб для расспросов, а он была еще не готова пережить это заново. Взрыв, боль, смерть Руты, её первое убийство и хлеб от Одиннадцатого дистрикта. Все, без чего нельзя понять случившееся на пире и то, как Цеп вернул ей долг.

— Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? — искренне удивляюсь я.