Голодные игры от лица Пита Мелларка
Шрифт:
Вот это облегчение.
— Я и не надеялся, что ты так легко согласишься.
Уходя, подбрасываем в костер сучьев. Так он будет дымить еще несколько часов, хотя я сомневаюсь, что Катона можно этим обмануть. Вода в ручье заметно спала, и течение снова стало неторопливым. Китнисс предлагает идти по дну. Я с гоотовностью соглашаюсь. Хотя мы подкрепились кроликом и идем под уклон, дорога кажется нескончаемой. За день мы умаялись, и по-прежнему очень хочется есть.
Под конец мы едва передвигаем ноги. Уже вечер, солнце спустилось до самого горизонта. Наполняем бутыли водой
Резко открыв глаза, я вижу Китнисс, сидящую рядом. Краем глаза замечаю, что вот вот начнется рассвет.
— Я проспал всю ночь. Это нечестно, Китнисс. Почему ты меня не разбудила?
Потянувшись, она заползает в мешок.
— Посплю теперь. Разбуди, если будет что-нибудь интересное.
Китнисс быстро засыпает. Меня тревожит какое-то чувство… Что будет, когда мы встретимся с Катоном? Его трудно одолеть. Возьму его на себя. Надеюсь Китнисс сможет его застрелить. Вдруг я слышу тихий голос из спального мешка:
— Прим… Гейл… нет! Пожалуйста…
Кошмар? Скорее всего да. Гейл? Он еще ей дорог. Но кто дороже? Я хочу поскорее закончить игры, но боюсь, что будет с нами если мы вернемся. Здесь нет Хоторна. Здесь нет её родных. Я единственный человек, который рядом с ней. Я боюсь, что она запуталась в себе. Вдруг там я ей не буду нужен? Китнисс хмурит брови и открывает глаза:
— Наш друг не показывался? — спрашивает она. Я качаю головой.
— Нет. Его ненавязчивость начинает меня беспокоить.
— Интересно, сколько еще будут ждать распорядители, пока не сгонят нас вместе?
— Лиса погибла почти сутки назад, зрители наверняка сделали ставки и уже заскучали.
— Да, у меня предчувствие, что это будет сегодня, — говорит она. — Знать бы, как они это сделают.
Я молчу. Что тут можно ответить?
— Что ж, пока ничего не происходит, нет смысла терять день охоты. Только вначале надо как следует подкрепиться. Вдруг что-то случится по дороге, — говорит она.
Я собираю наши вещи, а Китнисс раскладывает еду для сытного обеда: крольчатину, коренья, зелень. Про запас оставляем только белку и яблоко.
Мы едим, и рядом с нами вырастает гора кроличьих косточек.
Мы покидаем пещеру, теперь уже навсегда. Скорее всего, другой ночи на арене уже не будет. Так или иначе, живыми или мертвыми, сегодня мы отсюда выберемся. На прощание я дружески похлопываю скалу, и мы спускаемся к ручью умыться. Кожа прямо зудит от предвкушения прохладной
— Даже грязь высохла. Должно быть, воду спустили ночью, — говорит она.
— Озеро, — говорю я. — Вот куда они нас заманивают.
— Может, есть еще пруды и родники, — говорит она с надеждой.
— Надо проверить, — отвечаю я, не желая её огорчать, но понимая что ничего мы не найдем.
— Ты прав. Они собирают нас к озеру, — говорит она. У озера открытое место, ничто не мешает взгляду. Зрители увидят кровавую бойню во всех подробностях. — Пойдем сразу или подождем, пока закончится вода?
— Лучше сразу. Сейчас мы сытые и отдохнувшие. Пусть скорее все закончится.
Странно. Такое чувство, будто Игры начинаются заново. Двадцать один трибут мертв, но Катон по-прежнему жив. А разве не он всегда был главным нашим врагом, тем, кого мы должны были убить сразу? Китнисс не одна, вместе мы справимся.
— Двое против одного. Легче легкого, — говорю я.
— Следующий раз обедать будем в Капитолии.
— Точно.
Мы стоим обнявшись в лучах солнца, слушая шелест травы у наших ног. Потом, не говоря ни слова, отстраняемся друг от друга и идем к озеру. Нам придется драться с Катоном, и мне все равно где. Впрочем, едва ли есть выбор: если распорядители хотят, чтобы это было у озера, это будет у озера.
Сегодняшний день начался для нас поздно, поэтому на площадку мы выходим только под вечер. Катона нигде не видно. Только Рог изобилия сияет в косых лучах солнца. На всякий случай мы обходим его кругом: вдруг Катон решил перенять тактику Лисы. Потом покорно, словно подчиняясь приказу, бредем к озеру и набираем воды.
— Надеюсь, он появится до темноты. У нас только одни очки.
— Возможно, именно на это он и рассчитывает, — говорю я, старательно добавляя йод в бутыли. — Что будем делать? Вернемся в пещеру?
— Либо так, либо найдем дерево. Давай подождем еще полчаса. Потом уходим.
Мы сидим на виду у озера. Прятаться нет смысла. В деревьях на краю леса резвятся сойки-пересмешницы. Перебрасываются друг с другом замысловатыми трелями, словно яркими разноцветными шариками. Китнисс присоединилась и стала петь мелодию из четырех нот. Птицы с любопытством притихают и прислушиваются. В тишине она пропела мелодию снова. Сначала одна, потом другая сойка подхватывают ее за ней. Скоро весь лес оживает звуками.
— Точь-в-точь как с твоим отцом, — говорю я.
— Это песня Руты, — говорит она тихо. — Я им ее только напомнила.
Я закрываю глаза и слушаю, завороженный красотой музыки. Внезапно она начинает рушиться. То там, то тут рулады обрываются. Резкие неприятные звуки вклиниваются в мелодию. И наконец птичьи голоса сливаются в один пронзительный тревожный крик.
Мы вскакиваем на ноги. Я выхватываю нож, Китнисс вскидывает лук. Из-за деревьев появляется Катон, он бежит в нашу сторону. У него нет копья и вообще никакого оружия, но он мчится прямо на нас. Стрела Китнисс попадает ему в грудь и странным образом отскакивает.