Голоса возрожденных
Шрифт:
– О боже, – вздохнула Сэл. – Дай сил не сойти с ума он бесчисленных названий.
Она всматривалась в кострище, в очертания обугленной деревянной головы, моля, чтобы все это закончилось. В ее руках, зажатый крепко-накрепко, чернел Баргский нож, важное оружие, если верить поверженной ведунье.
– Ты знаешь, что это? – вопрос, адресованный рабыне, давно зудел в девичьей голове и вот сорвался с губ.
Фендора на секунду приметила нож, а затем отвела взгляд в сторону, будто этот предмет принес ей много горя.
– Отчего же не знаю, – ответила она. – Символ власти Барга Сизого.
Рабское
Такого ответа было недостаточно, и Сэл, заглянув в умудренные жизнью глаза, потребовала объяснений.
– Для чего же он нужен? – сошло с обветренных губ.
– Сохрани его, – попросила Фендора. – С ним мы сможем лишить Баргских детей будущего. И низвергнуть в ту же тьму самого Барга. Пока знак власти белого цвета, как тело Фалкса [12] , он дает право быть орбутом. Нож почернел, и его ничем не отбелить, а значит, время власти его хранителя сочтено.
12
Фалкс – шестидесятилетний правитель-альбинос сэйланжских земель.
«Такова была воля Гирды, – подумала Сэл. – И я исполню ее».
Прибрежный ветер трепал их волосы как озорное дитя, качая измотанные тела из стороны в сторону. Две серые, понурые фигуры, будто тот же пепел, уносимый вдаль.
Девушка, обернувшись, обозрела бухту Лату, приметив на Гессальских водах контуры корабля. То было судно капитана Пидмена, нарекаемое злосчастной Депоннэйей в честь богини смерти.
– Может быть, амийцы, – она помедлила, вспоминая слово, – на этом корабле.
Фендора покачала головой.
– Не все же, – она, зачерпнув ладонью горсть песка, просеяла его сквозь пальцы. – Вчера скалистый Рэхо оповестил о неудаче Катиса, а значит, возможно, сегодня ночью прибудут их каратели, – рабыня вздохнула. – Я не вижу «Экильдии» и «Серлеи», как и других кораблей, посему предполагаю, что торговцы разместили часть народа на судах, отплывших подальше.
«И мой отец может быть среди них», – подумала Сэл.
– Мы можем обойти прибрежные хижины, – предложила Фендора. – Возможно, кто-нибудь остался. Если же нет, то наверняка пристанищем народа послужит Думастирий. И, дайте силы великие боги, к вечеру мы прибудем туда.
Сэл, потупившись, сделала несколько шагов к ближайшим постройкам. Затем остановилась. От пришедших скорбных мыслей ее руки задрожали. Фендора, ковыляющая за спиной, заприметила эту дрожь, она и сама боролась с ней.
– Что будет с телом Гирды? – обронила Сэл. Ее пальцы сомкнулись в кулачки.
Фендора боялась даже об этом подумать. Для таких отступников, как Гирда, белый Фалкс приготовит вытесанный кол.
– Не знаю, – сказала она. – Но моя сестра не сдастся. Души умерших рабынь не спешат покидать мир, они всегда ищут оболочку. Возможно, Гирда к нам вернется, но в другом теле. Если с ней не поступят, как с Бифой.
– С Бифой? – поинтересовалась Сэл.
– Да. Малышкой Бифой, что была убита во время показательной казни. Ее дух, отчаявшись, пытался попасть в недомогающее
– Ваш мир, – пренебрежительно произнесла Сэл. – Пристанище самой тьмы, что сгорит в огне ненависти.
Рабыня ничего не сказала, в ее материнских мыслях томился израненный сын.
«Что с ним случилось? – думала она. – О мой бедный мальчик Либус, надеюсь, ты еще жив».
Взойдя на деревянное крыльцо первой хижины, Сэл тихонечко постучала в дверь. Такие были обычаи людского мира, что наверняка здесь казались чем-то смешным.
– Кто-нибудь есть? – спросила она, но ответа не последовало, лишь ветер, подвывая, стучал ставнями деревянного оконца.
Она потянула дверную ручку на себя, и дверь оказалась не запертой.
Обернувшись, девушка посмотрела в глаза Фендоры, что одобрительно кивнула растрепанной головой, мол, входи, они не убьют тебя. Жеста рабыни было достаточно, и Сэл вошла в хижину.
Пространство амийского жилища делилось на две части. В первой, серой и неприметной, располагалась небольшая кухонька. Неаккуратно обтесанный стол и стулья стояли напротив окна. На окне гудели от ветра глиняные горшки, что, по словам Фендоры, были достоянием сэйланжских рабов. Деревяные полки на стенах содержали емкости, забитые приправами, измельченными в мелкую стружку. Их запах сразу же пал девушке в нос.
«Что-то напоминающее базилик», – подумала она, продвигаясь дальше.
Во второй комнате, напоминающей обширный зал, громоздилось все подряд. По левую сторону от арочного прохода, в массивном горшке, росли увесистые грибы.
– Пофы, – сказала Фендора.
Чуть дальше располагалось широкое ложе, застеленное меховой шкурой амийской jhnbi. Видимо, хозяева хижины поспешно покидали дом, разбросав повсюду престранную одежду. Лапти, грубо пошитые сорочки, кожаные повязки, мантии алого цвета с костяными значками на груди в виде солнца и немного детских выструганных игрушек. Рабыня, расправив пару мантий на полу, заключила, что в этой семье, помимо детей и их родителей, живут почитаемые старейшины, именуемые красными фиртами, своего рода члены правления нуждами южного поселения. Эта комната полнилась старческим запахом, что Фендора считала запахом мудрости.
Из комнаты в небольшой сад за хижиной вел проход, занавешенный материей. Фендора проследовала туда и рассмеялась, завидев в сколоченной жердями клетке выводок горных ребузов. На взгляд Сэл, они походили на поросят, покрытых синей кожей, щетинистой и разлинованной продольными полосками. Ребузы, похрюкивая, встречали гостью пятачками, задранными кверху. Кроме них, здесь не было ни одной живой души.
Хижину за хижиной они обошли все побережье, по-видимому, поспешно оставленное амийским народом. Среди прочих самобытных построек выделялись красные домики, принадлежащие, по словам Фендоры, неким врачевателям, нарекаемым на Катисе тайку. За ними зеленели цветочные луга, на которых паслись рогатые красношерстные умы, наверняка не ведающие ни о чем. Сэл удивилась наличию у животного, напоминающего буйвола, десяти рогов и струящейся красной шерсти. Она изредка отвлекалась на красоту вокруг себя, думая о том, что где-то здесь ждет ее отец, если, конечно, он еще жив.